После начиналась его любимая часть — я же ее просто не выносила. Ден переходил к теме пиратов и, разумеется, не мог не упоминать в своих речах об их главаре. Каким дерьмом он его только не поливал: вещал об его безграничной жестокости и немилости, называл ублюдком и подлым псом. Как будто я сама не знала об этом. От Денниса я также узнала некоторые подробности из жизни Вааса, о которых пират упорно не хотел мне рассказывать: о том, что он родился на этом острове, что мог стать великим воином ракъят, но оказался, по словам Роджерса, лишь жалким предателем, променявшим семью и племя на деньги и наркоту, переметнувшись на сторону некоего Хойта Волкера…
Желания обсуждать прошлое Вааса у меня почему-то не было, несмотря на то, что самого пирата, в те моменты, когда он был готов поделиться своим прошлым, я слушала с особым вниманием. Не знаю почему, но внутри гложило очень неприятное чувство, стоило мне подумать, что я стану обсуждать скелеты в шкафу Вааса вот так, у него за спиной. Казалось бы, что в этом ужасного? Но мне действительно не хотелось отдаваться словам Роджерса, как чистой правде, и тем более не хотелось высказывать своего мнения по поводу поступка главаря пиратов.
Только Ваас и Цитра знают, что тогда произошло в их жизни, что все так печально обернулось.
И никому, даже чертовому Деннису Роджерсу и уж тем более мне, не строить дагадки и не судить этих двоих…
К моему же сожалению, Ваас не выглядел в моих глазах подлым псом, который предал семью. Это тоже сыграло свою большую роль. Как бы мне ни хотелось в своем сознании окрасить этого человека во все черное, словно смолу, и поджечь, я не могла развидеть его белые пятна: слишком сильно они выделялись на всем том плохом, что он совершил на моих глазах. И это заставляло меня злиться на саму себя. Какого черта я оправдываю этого ублюдка, какого черта вижу в нем что-то хорошее после всего, что он сделал мне и моим друзьям? Однако стоило мне вспомнить о том, как он говорил со мной о семье, и все вопросы отпадали разом. Ваас не казался мне предателем и иудой только по одной причине.
Он не был счастлив.
Деньги и наркотики, которые, по словам Денниса, стали главной целью главаря пиратов, к сожалению или к счастью, не сделали его счастливым. Я видела его глаза той ночью, видела, что они излучают.
Ваас ненавидит пиратов, над которыми влавствует. Для него они лишь стадо безмозглых баранов, нуждающихся в простом пастухе, нежели в ком-то большем, в ком-то величественном, а Ваас всем сердцем хотел быть величественным.
Ваас ненавидит остров, на котором прожигает свою жизнь. День сурка тянется бесконечно долго, каждый день начинается с мысли о том, что «лучше бы ты вчера просто сдох от передоза и не видел этого всего…», а затем ты выходишь на улицу и наблюдаешь все те же мерзкие рожи вокруг, те же звуки, запахи. И так на протяжении уже как десяти лет.
Ваас ненавидит сам себя. Порой он срывается на подчиненных без какого-либо повода, он пускает в ход костяшки пальцев или надавливает на курок… Но в момент кульминации опьяняющей ярости словно наступает осознание: «Что ты делаешь? Посмотри на себя! Кем ты стал!», и пирату остается только набрать больше воздуха, потереть переносицу и уйти. Скрыться, остаться в одиночестве, чтобы не показывать душевную слабость при воспоминаниях о том, как он пришел к этой жизни и кто сделал его таким монстром…
А еще в глазах пирата читалось смирение: несмотря на всю ненависть к своему существованию, Ваас искренне не жалел, что покинул племя. Это значит, что он не был счастлив и там, с семьей. И в моей голове невольно всплывал лишь один вопрос.
Был ли этот человек счастлив хоть когда-нибудь?
Был ли тот день, когда он искренне радовался и смеялся без повода? Был ли рядом с Ваасом такой человек, который всегда бы поддержал его, всегда бы любил его, искренне и безвозмездно, и Ваас знал об этом?
«— Ты никогда не задумывался над тем, что если любовь взаимна, то она может горы свернуть?»
« — Прикол в том, существует ли она вообще, Белоснежка? — усмехнулся пират, словно я выглядела в его глазах наивной и неопытной дурочкой. — Ты точно уверена, что существуют люди, которые искренне переживают за тебя и всегда помогут тебе?»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Нет. У Вааса точно не было такого человека…
***
А в один вечер мне захотелось обсудить что-то новое. И я спросила у Денниса:
— Ну, а Крис? Крис Фостер. Кто она? Ты слышал о ней?
Роджерс скорчил недовольную гримасу, отмахнувшись, словно от мухи. Я удивленно хмыкнула, вскинув бровь. Если Деннис и ракъят знают об этой девушке, это значит, что она куда более авторитетна на острове, чем просто пиратская подстилка. Мои глаза блеснули интересом, отражая язычки пламени.
— Она еще более чокнутая, чем Ваас. Ты уже встречалась с ней?
— Да, было пару раз… — поймав на себе выжидающий взгляд Роджерса, я нехотя продолжила. — Впервые мы встретились не при лучших обстоятельствах: в отсутствие Вааса она приказала выкрасть меня. Меня приволокли в одно укромное место, там она принялась избивать меня и угрожать мучительной смертью, чуть не застрелила.
— На кой черт ты-то ей сдалась, Mary? — недовольно буркнул Деннис, отпивая из стеклянной бутылки.
— Она помешана на главаре пиратов до самых глубин своего прокуренного мозга, — усмехнулась я и тоже отпила воды из пластикового стаканчика. — Не знаю, что стукнуло в ее чокнутую белую головку, но она увидела во мне соперницу, и у нее крыша поехала с концами.
Ден громко усмехнулся, замотав опущенной головой.
Повисла минутная пауза. Я вслушивалась в этнические песнопения и рисовала веточкой волнообразные фигуры возле ступней. Земля под ногами отливала ярко-оранжевым цветом: все, что находилось в радиусе дальше двух метров от костра, было погружено в ночную тьму. Люди продолжали танцевать, барабанный ритм отбивался в том же темпе, а древесина в большом костре сгорала с громким треском.
— Крис — тот еще персонаж… — вдруг произнес Деннис, загадочно улыбаясь. — Мне не довелось встретиться с ней лично, но я видел, на что способна эта кобра. Она очень коварна, Mary, и довольно искусна в бою. Она — воплощение ада на земле. Ракъят называют ее «посланницей Вааса», все равно что «посланницей дьявола».
— Насколько она жестока?
— На ее счету сотни жизней, Mary, — лидер заметно поник. — С ее появлением, несколько лет назад, когда племя особенно теряло своих воинов под натиском мстившего Вааса, все стало еще хуже. Мы не знаем, кто она. Ходят слухи, что она попала на остров в качестве пленной. Не знаю, на сколько это правда, ведь ей удалось добиться такого положения, какого не добился любой другой пленник за эти 10 лет… В любом случае, она без колебаний встала на путь убийств и грабежа, выполняла все приказы, что ей были поручены, да и сама не отказывала себе в таких прихотях, как совершить набег на повстанческую деревню.
— И много она успела натворить?
— Чаще всего это были пленения безоружных повстанцев, а затем их показушный расстрел. А вообще эта крыса редко выходит за пределы лагеря Вааса. Вот только…
Деннис вдруг замолчал, погружаясь в воспоминания.
— Вот только, «что»?
— Полгода назад сожгли одну из наших самых крупных деревень. Ночью, пока все спали. Там находилось более сотни мирных островитян — все были мертвы, когда наши воины приехали на оставшееся пепелище…
— И… Никому не удалось выбраться из огня? — взволнованно спросила я, слыша гул в ушах и крики сгорающих заживо людей.
— Эффект неожиданности. Эти крысы напали подло, «со спины», под покровом ночи. И пираты… — Роджерс тяжело вздохнул. — Они окружили деревню по периметру и стреляли по всем, кто успевал выбежать из огня и дыма. Мы приехали на утро, быстрее было никак… Я до сих пор помню эту картину, Mary.
Ден бросил на меня такой непривычный для его образа растерянный взгляд, и шокированно зашептал.
— Там не осталось никого в живых. Все трупы обгорели. Бóльшую часть не смогли опознать даже семьи умерших. А… А на воротах была надпись, как сейчас помню, надпись кровью: «Бойтесь не огня, а Фостер!». Сомнений нет, это она была организатором того кошмара.
