По другую же сторону была песчаная насыпь, закрывающая нас от палящего солнца.
— Знаешь, где я была все это время?
Мой тон вышел грубее, чем мне того бы хотелось, и я нервно забила пальцами по исцарапанной коленке.
— Знаешь, что я пережила? — поджав голову в плечи, я слегка развернулась к водителю.
Мое выражение лица олицетворяло искреннее недоумение. Неужели они не предпринимали хоть каких-нибудь попыток отыскать меня, спасти? Тогда в чем был смысл всех этих восхвалений в мою сторону, всех этих сказок про великих воинов и силу?
«Я еще не стала воином, а меня уже заживо похоронили, как Алана?»
— Мы искали тебя, — вздохнул мужчина, но его беспокойство в глазах быстро сменилось умиротворением.
Мое сердце забилось от подступающего гнева. Я отвернулась, тяжело вздохнув.
— И это все? Все, что ты скажешь? — продолжила я, метая искры в сторону Роджерса. — То есть за всю неделю у вас и мысли не возникло, что я могла оказаться в лапах Вааса?
— Это первое, о чем мы забеспокоились, Mary. Наши люди начали поиски, но где бы они не искали — все оказалось тщетно. Даже пленные пираты ничего не знали о тебе, и тогда мы стали догадываться: раз никто на острове не видел тебя, значит, ты находишься на острове Вааса. Это место охраняется как Храм Господня — отправиться туда, чтобы проверить нашу догадку, было бы осознанным убийством наших людей. А вчера утром пришел деревенский, откуда-то с западных холмов, ну там, ближе к Алеку Эрнхарду, — он махнул рукой. — Сказал, что видел тебя, и вот тогда он развеял все наши сомнения.
Я недоверчиво покосилась на Роджерса.
«Где этот повстанец мог видеть меня, если все это время я была в плену у пиратов? Если только, когда…»
— Ваас куда-то вез тебя. Повстанец видел вас в одной машине.
Я промолчала, отвернувшись к виду из окна внедорожника. В груди все еще таилась скрытая обида, но поделать я ничего с ней не могла. Она никого не волновала, а потому нужно было лишь запихнуть ее куда подальше и вновь начать изображать доверие к этим людям… А еще подавить эту жгучую боль от тяжелых воспоминаний о вчерашнем дне, смерти Евы и ссоры с Ваасом.
«Всю эту боль нужно направить в другое русло. Не знаю, правильное ли оно, но я не вижу больше выхода для себя…»
Роджерс напряженно выдохнул, пуская воздух надутыми губами, но уже в следующую секунду его голос принял умиротворение.
— Теперь ты свободна. Теперь у тебя будет время все нам рассказать.
Я провела пальцами по татау, что не укрылось от внимания Денниса.
— Ты снова с ракъят.
Я почувствавала, как он улыбается, бросая на меня продолжительный взгляд в ожидании, что я отвечу на него, но я не могла отвести нечитаемого взгляда от цапли, акулы и паука.
— Ракъят всегда тебя примут.
«Не уверена, что я готова их принять…» — подумала я, прищурившись от выглянувшего солнца.
***
Я провела в Аманаке почти весь день: утолила голод, отмылась от грязи и от всего, что занимало мысли, затем мои раны обработали «лекари», если их можно было так назвать, ибо их знания в медицине ограничивались лишь прикладыванием к ранам местного «подорожника» и спирта. Это заняло у меня около часа, оставшееся время я проспала без задних ног — упала на свою кровать и тут же вырубилась, не ощущая всю жесткость постели и наплевав на специфический запах ладана. Даже моему мозгу уже не хватало сил, чтобы спроецировать для меня какой-нибудь сон или кошмар. Только пустота. И долгожданная тишина. Никаких голосов прошлого…
Покинула я хижину к тому времени, когда небо окрасилось в ярко-оранжевые тона, солнце уже коснулось нижним основанием горизонта, жара отступила, и на ее место пришел прохладный ветер, развивающий большие пальмовые листья над головой. Я покинула Аманаке с целью побыстрее добраться до особняка Доктора Эрнхарда.
«Бедный старик, наверное, уже похоронил меня…» — думала я, вспоминая наш последний, очень тяжелый разговор…
Путь до особняка занял не более получаса. Подходя к зеленой оранжерее по узкой песчаной дорожке, я по привычке вслушивалась в металлический скрип крутящегося флюгера, пока мой слух не уловил посторонние голоса, доносящиеся с первого этажа дома. Это были мужские, грубые, прокуренные и нахальные голоса. Я встала как вкопанная, прислушиваясь к контексту, чтобы определить, кем могли быть эти люди. И догадаться оказалось несложно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Пираты…»
— Блять! — тихо ругнулась я и на цыпочках забежала за особняк, присаживаясь под открытой форточкой и вслушиваясь в то, что происходит в доме.
— …Он так сказал нам! Не обессуй, док.
— Йоу, Клейтон, сколько дури в тебя вместится?!
— Заткнись блять, — гадко усмехнулся один из пиратов. — Надо напороться про запас. Таких вечеринок, как вчера, походу, теперь нет смысла ожидать.
— Сучка сбежала, сверкая пятками, — повысил голос второй, хотя их разговор и так шел на повышенных тонах. — Ну а Ваас всех на уши поставил. От этой сучки столько проблем, а отдуваться нам!
— Кто сбежал? — вдруг послышался безмятежный голос Доктора Эрнхарда, который явно растягивал губы в легкой улыбке.
«Слава Богу, с доком все в порядке…» — пронеслось в голове.
— Товар Вааса. Русская пленница, — ответил первый, по имени Клейтон. — За ее задницу таких бабок обещали, а в итоге что? Глаз да глаз за этой сукой нужен.
Пират прервался, чтобы щелкнуть зажигалкой и закурить.
— Ты свидетель, Джон? Скажи, малая не от мира сего! Сколько раз ей уже удалось избежать гнева босса? И бляха сбежала же в итоге!
Я не смогла сдержать лезущий вверх уголок губ. Больно мне льстил этот недоумевающий и недовольный тон, с которым пираты отзывались обо мне.
— И где же пленница Вааса сейчас? — все также улыбаясь, уточнил док, судя по звуку, наливая в стакан воды.
Он был рад новости о моем спасении и даже не скрывал этого, однако шестерки Вааса не зря славились своей тупостью.
— Я еще раз объясняю тебе, мужик: по этому вопросу мы и здесь, — в угрожающе ехидном тоне ответил Джон, громко выпуская сигаретный дым изо рта.
Затем он принялся растягивать слова, чтобы воспроизвести атмосферу напряженности.
— В чем соль. Босс тут приказал наведаться к тебе, старик, мол, ты та еще лживая падаль, — он усмехнулся и, по-видимому, спрыгнул с кухонного стола, на котором вальяжно рассиживался. — Сказал, ты можешь прятать девку у себя… Так что давай решим это дело мирно, мужик, и не будем ляпать эти и так обшарпанные обои кровью, мм?
— Почему же Ваас решил, что его товар у меня?
Я уже успела напрячься всем телом, в то время как док был все так же абсолютно спокоен, словно не верил в угрозы пирата или не боялся их.
— Ко мне за последние три года никто кроме ваших людей не заходил.
— Он нам не отчитывается блять, — бросил Джон, но его тут же перебил более мирно настроенный Клейтон.
— Да хуй его знает, док! Ваас думает, вы давно знакомы с этой потаскушкой. И всего-то.
Я автоматом прикоснулась к ожогу на ребре, вспоминая допрос Монтенегро. И по телу пробежала дрожь от осознания того, что пират так и не поверил в мои слова.
«Он перевернул все наоборот. Не я обманула его, а он меня. Ваас все это время строил из себя наивного идиота, но ради чего? Почему сделал вид, что поверил в мою ложь?»
В раздумьях я невольно упустила часть разговора.
— …Там наверху никого. Green House проверили от и до. Ему больше негде ее прятать, Джон.
Судя по звуку, Клейтон неспешно спускался со второго этажа, так как его голос звучал уже отдаленнее.
— Хэй, док, у меня швы походу разошлись, сделай с этим что-нибудь, а! — обратился он к алхимику.
— Ла-адно… — снисходительно усмехнулся Джон, но, скорее всего, смена его настроения была связана с принятием наркотика. — Я вижу, ты честный мужик. По глазам вижу…
Послышалось недовольное шипение Клейтона, когда Эрнхард принялся по-новому зашивать его рану. На время в комнате повисло молчание, прерываемое кашлем Джона и шипением Клейтона.
