— Сука… — сорвалось с моих губ, и я не знала, что еще сказать.
***
Тем утром мы вышли с Никой из пещеры. Сезон дождей на Рук медленно отступал, солнце стояло в зените и обжигало кожу палящими лучами. Мы расположились недалеко, у подножия горы, где находился особняк Эрнхардта.
— Погоди-погоди… Нет-нет, покажи еще раз! А… А, вот так! Нет? Да как ты это делаешь, Маш?!
Ника старательно повторяла движения, которые я ей показывала. Это были самые простые, но эффективные на практике удары в случае самообороны, которым меня научили ракъят. Азы, так скажем. Их я отточила наизусть и была рада поделиться ими с подругой — с ее-то упрямством, ей удалось выучить всю технику быстрее, чем мне несколько дней назад. Мы весело проводили время вместе. Казалось, сейчас мы были вовсе не в плену острова Рук за тысячи миль от дома. Мы подшучивали над нелепыми движениями друг друга, вся серьезность сошла на нет, и наконец мы опустились до того, что просто стали корчить рожи и изображать из себя ниндзя, размахивая руками и издавая вопли раненых тюленей.
— Ну окей, на сегодня урок окончен, а то это уже чертова клоунада… — сказала я и завалилась на песок, прикрывая глаза.
В считанных метрах от нас шумело море, а над головой парили стайки крикливых чаек. Между мной и подругой повисла тишина: я удивилась пропаже типичной для Ники болтливости, но не стала начинать разговор первой. Хотя девушка уже как час выглядела словно сама не своя: все время отвлекалась, погруженная в раздумья, и как будто собиралась с мыслями, чтобы что-то спросить.
— Маш?
«Черт, этот ее тон никогда не приводил к чему-то хорошему…»
— Что? — не открывая глаз, спросила я.
— Я знаю, тебе… Не очень приятно обсуждать это все, но как человек, переживающий за тебя, я обязана поинтересоваться…
— Ник, ближе к делу, — нервно бросила я.
Всю сонливость как рукой сняло.
— Ты меняешься, Маш.
Меня словно облило ледяной водой.
— Я… Я понимаю, все это ради того, чтобы помочь остальным, но… Тебе не кажется, что это уже выходит за рамки нормальности?
Ее плохо скрытый упрек в голосе заставлял напрячь кулаки, но я сдержала эмоции, продолжая безучастно лежать и выслушивать это все. И Нике мое игнорирование так же не понравилось, ее голос стал громче, и я почувствовала на себе ее прожигающий взгляд.
— Эти убийства, это оружие, эти… Татуировки… Ты уверена, что в этом есть смысл?
— У тебя есть план получше? — спокойно задала я встречный вопрос, хотя внутри нарастало раздражение. — Говори, я с удовольствием выслушаю твой план.
Я приоткрыла глаза и бросила холодный взгляд на девушку, негромко добавив:
— И буду не против, если ты добровольно выдвинешь свою кандидатуру на мое место, Ника.
Девушка ничего не ответила на это. Да и что она могла ответить? Сказать: «Маша, бросай все это, забей ты уже болт на наших друзей!»? Или, может: «Маша, я же ни черта не пытаюсь понять тебя. А давай-ка я вместо тебя попробую стать ебучим воином, и теперь уже ты будешь капать мне на мозги и обвинять еще в чем-то, мм?»
Меня колотило изнутри от одной ее фразы.
«— Ты меняешься, Маш.»
— Так, сука, ради кого я меняюсь? — процедила я и замолкла, в ожидании ответа.
Но ее ответное молчание бесило. Бесило, что она всегда ляпает прежде, чем подумает, а потом смиренно опускает глаза в пол. Меня бесило это, и я приподнялась, опираясь о локоть.
— Ради нас! Ради нас блять, Ника! Ради того, чтобы мы все остались живы и вернулись домой! — я продолжала испепелять взглядом опустившую глаза девушку. — А не ради того, чтобы сейчас сидеть перед тобой блять и испытывать ебаное чувство вины за то, что я каждый день борюсь с собой, борюсь со своими страхами и слабостью, чтобы выжить самой и помочь остальным, а не сижу с вами за компанию и не рыдаю каждый вечер о том, как хочу домой!
— Маш, я не это имела в ви…
Ника подняла намокшие глаза, но все равно не осмелилась поднять их на меня.
Ей было страшно. Словно она говорила с чужим человеком.
Но меня уже было не остановить. Чувство обиды и неблагодарности затмило разум.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я понимаю, как это легко просиживать задницы в ожидании, когда вам все принесут готовое. Я понимаю, как вам легко судить меня за какие-то ошибки, за какие-то отклонения от морали и нравственности в моем поведении. Как вам легко предъявлять мне какие-то требования и тыкать меня носом в то, в чем вы не согласны, — продолжала чеканить я, пока Ника нервно переплетала свои пальцы и прикусывала дрожащие губы. — Я только одного прошу. Не забывайте блять, где мы находимся. Здесь не получится решить все вопросы правдой и миром. Придется идти на жертвы, реальные жертвы. Я приняла это, чтобы выжить… И несмотря на ваше бездействие, — чуть тише добавила я. — Советую вам сделать то же самое.
Ника молчала, тяжело дыша. Я смотрела на нее, и мне невольно становилось противно. Не столько от девушки, сколько от ее слабости. За эти дни, в особенности дни, проведенные в лагере Вааса, внутри меня выработалась неприязнь к любому проявлению слабости…
Потому что я прекрасно знала, насколько я сама слаба.
Мне не хотелось обвинять подруг в их беззащитности, в их бездействии. В глубине души я искренне переживала за их безопасность и сама настаивала на том, чтобы девушки не покидали пещеру. В противном случае, все бы мои усилия по их спасению просто бы сошли на нет. Я не хотела обвинять девушек да и в целом остальных членов группы в том, что встала на такой тяжелый путь ради их спасения и теперь претерпевала ежедневные угрызения совести, непрекращающийся страх, ночные кошмары, голоса в голове и одержимость жаждой мести.
Это был мой выбор.
Выбор моей гребаной совести и чувства безысходности.
И все было бы замечательно, если бы каждый раз, отворачиваясь на доли секунды, я не ловила на себе изучающий исподлобный взгляд подруг, в которых скрывалось плохо скрываемое осуждение.
Я ненавидела это. Я ненавидела чувствовать себя виноватой в том, в чем не была виновата. Я ненавидела чувствовать себя ментальным изгоем среди когда-то единственных, оставшихся близких мне на этом острове людей, которые не только отказались поддержать меня, но и осуждали, причем осуждали за спиной. И только Ника, моя близкая подруга, решилась высказать все мне в лицо. Спасибо и на этом.
— Вы думаете, я кайф ловлю с этого, да? Вы так думаете? Ника, отвечай!
— Нет, правда нет. Мы только хотим, чтобы ты…
— Знаешь, я тоже много чего хочу.
Я поднялась с земли, и девушка наконец подняла на меня мокрые глаза.
— Но, как видишь, мы все еще на этом злоебучем острове.
— Маш, я…
— Хватит, Ник… — покачала я головой, отмахиваясь и отступая на шаг. — Мы уже обсуждали это в тот день, когда я спасла тебя, забыла? Я не хочу повторять все слова заново. Да и… — я смерила девушку разочарованным взглядом. — Все равно ты даже не попробуешь понять их.
Я раздраженно выдохнула и направилась прочь, игнорируя взгляд девушки, которая осталась сидеть на пляже и явно хотела что-то сказать.
— И кстати, спасибо за поддержку, — с сарказмом бросила я.
Мои слова, на удивление, стали для подруги, как ведро ледяной воды — она быстро поднялась с песка и крикнула мне в догонку своим дрожащим от кома в горле голосом.
— Теперь ты думаешь не о спасении, Маш, а о нем!
Сердце бешено заколотилось в один миг — я распахнула глаза, встала как вкопанная, оборачиваясь к подруге. Ее выражение лица было взволнованным и непонимающим, и я не знала, что ответить на ее слова.
«Это был упрек? Вопрос? Констатация факта?» — первая мысль, пришедшая мне в голову и заставившая мое сердце вдруг сжаться от необъяснимого страха.
Надо же. У меня даже не возникло сомнений, что Ника имела в виду именно того, о ком я действительно думала. Я даже мысли не допустила о том, что это просто могли быть ее глупые догадки…
Я продолжала безучастно рассматривать девушку, словно ее слова нисколько не задели меня. Но кого я обманывала — Ника уже прочла все по моей первой реакции.