— Путь ведет в сердце джунглей…
Я чувствую запах огнива и слышу треск небольшого пламени, вроде бы… От факела. Я ощущаю свои конечности, но все еще не могу пошевелиться… Не могу открыть глаза…
— Следуй по пути…
Реальность проясняется все лучше. Я слышу слова, знаю, кто их произносит. Эхо раздается в ушах и быстро испаряется в уголках моего сознания…
— И найдешь ответ…
Я чувствую тупую прерывающуюся боль на левой руке, на тыльной стороне предплечья, и слышу глухой звук бьющихся друг об друга деревяшек. Человеческий голос, до этого звучащий, как сквозь морскую пучину, внезапно отдал по ушам громким четким произношением, сопровождающимся до боли знакомой усмешкой.
— Плавать в бурю — храбрость. Но загорать на пляже с пиратами — безумие!
Я разлепила веки — передо мной сидел Деннис Роджерс. Проследив за его взглядом, я посмотрела на свою руку и с удивлением заметила какие-то рисунки, напоминающие татуировку. Я не сразу сообразила, что вообще произошло: в джунглях мне стало плохо, я потеряла сознание… Теперь я здесь. Но как так вышло?
— Д-Деннис? — не веря своему счастью, произнесла я.
Я хотела присесть, но мужчина остановил меня, придержав за плечи.
— Ты проснулась. Впрочем, не полностью: рука обездвижена, чтобы сделать татау…
Он вернулся к своему делу, продолжив еще с минуту набивать узоры на моей руке, которую я, к слову, почти не чувствовала и не могла ей пошевелить. Темнокожий заботливо оглаживал результат своей работы, напевая себе под нос какое-то этническое песнопение, почти не шевеля полузакрытыми толстыми губами. Ден выглядел абсолютно спокойным, словно был не удивлен моему возвращению: это не только смутило меня, но и заставило что-то кольнуть в сердце, что-то, напоминающее обиду.
— Ван га у… Ла-ба ла-ба… Цапля, акула и паук. Я знаю, кто ты, Mary. Ты воин. А татау… Поможет тебе раскрыть твою суть, — обрушил на меня поток информации мужчина, откинувшись на спинку стула.
Я еще раз попыталась пошевелить рукой, и, о чудо, у меня получилось приподнять ее, после чего тупая боль пронзила сгиб локтя. Я завороженно рассматривала татау, пока были силы держать руку на весу: цапля, акула и паук. Их силуэты были выведены черной краской… Выглядело очень изящно, но… Незаконченно?
Я перевела непонимающий взгляд на Роджерса.
— Зачем оно мне? То есть… Я же еще не воин, разве нет?
— Татау раскрывает суть воина, его предназначение. Его носят только великие воины, — пояснил мужчина и добавил, но уже тише. — Алан был последним нашим воином, который погиб, неся на своей руке силу татау. На его место пришел новый воин…
Многозначительный взгляд мужчины не вызывал сомнений, кого именно он имел в виду. И я замешкалась.
— Ты ведь… Ты ведь помнишь, ради чего я это делаю? Я лишь хочу спасти друзей и покинуть этот остров… — растерянно пожав плечами, произнесла я.
Но во взгляде Денниса ничего не поменялось, словно он ожидал именно такого ответа.
— Без татау тебе не спасти друзей, — пояснил он, плавно жестикулируя ладонью в воздухе, а его голос наполнился заразительной уверенностью и воодушевлением, словно мы говорили о чем-то великом. — Ракъят хотят подарить тебе эту силу, потому что верят в тебя. В твое предназначение. В справедливость твоих намерений и твоего желания мести. Ракъят верят в твою любовь к ним. Они верят, что ты станешь великим воином, который избавит их от диктатуры Вааса и его людей.
Деннис вдруг резко поднялся с насиженного места, все так же хитро улыбаясь, и приглашающим жестом махнул в сторону двери.
— Идем.
— Где мы? — спросила я, когда мы вышли из хижины.
Я не узнавала этих мест. Слишком «дико» здесь все выглядело, словно не повстанцы жили здесь, а какие-то аборигены. Если бы не бродящие по территории люди, я бы с уверенностью сказала, что эта деревня заброшена. Крышы домов здесь совсем осыпались, никаких лавок с продовольствием, какие были в Аманаке, здесь не было, не было и других вещей, напоминающих что-то цивилизованное, например в других деревнях мне не раз доводилось лицезреть радио, смартфоны и даже телевизоры, хотя их было сложно назвать так, скорее, это были простые говорящие коробки с воткнутыми в них антеннами, здесь даже такого не нашлось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Откровенно говоря, я чувствовала себя здесь некомфортно: мало того, что местность выглядела абсолютно не освоенной, а люди смотрели на меня исподлобья чересчур недоверчиво, словно готовы были в ту же секунду наброситься и вцепиться мне в шею зубами, так еще и само поселение находилось на вершине горы. Я бросила взгляд к горизонту и с ужасом поняла, что ничего, кроме синего неба и моря вдалеке я не вижу, а значит, подножие очень и очень низко…
Какие там страхи заложены человеку эволюцией? Страх темноты, глубины, высоты… Я боялась высоты. Да, очень боялась. Нет, меня не коробило от полетов в самолетах или же проведения времени на крыше.
Меня пугал край.
Стоило мне только представить, что я стою на краю крыши, или вершины горы, или еще где-то — колени подкашивались, а голова начинала кружиться. Я боялась не столько смерти, сколько самого полета, боялась тех чувств, что я испытаю, сорвавшись вниз. Я уверена, что секунды падения для человека тянутся как часы. Что за это время ты уже сто раз захочешь жить, несмотря на всю жестокость и несправедливость жизни, обдумаешь то, что не успел сделать, кому не успел признаться в чувствах или напомнить, что очень любишь своих близких. Что ты полетишь и подумаешь о том, как же больно тебе будет, когда ты упадешь. Как в ушах раздастся громкий треск твоих сломанных костей, как твоя шея и конечности вывернуться в неестественном положении, какая гримаса ужаса отразиться на твоем лице, и вместе с этим выражением тебя положат в могилу. Как твои внутренности разлетятся к чертям, и их сожрут бродячие псы или склюют всеядные черные вороны, а затем под тобой растечется лужа темно-алой крови, вытекаемой из твоей раздробленной головы, и в конце-концов она замарает все твое испуганное лицо, затечет в глазные яблоки, в твой рот, испачкает отколовшиеся зубы, и ты останешься так лежать до тех пор, пока кто-нибудь не решится подойти поближе…
— Давай уйдем, а… — нервно буркнула я себе под нос, быстрым шагом обходя удивленного, но пожавшего плечами Денниса, который последовал за мной. — Что это за деревня?
— «Ou hut» — произнес Ден, пряча руки в карманы. — «Старая хижина», если понятней.
— А как я здесь оказалась?
— Ты была без сознания, лежала недалеко от пиратской патрульной дороги. Жители Ou hut нашли тебя там. Не знали, что делать. Но один повстанец узнал тебя.
Роджерс обогнал меня на пару шагов и обернулся с усмешкой на губах, проходя какое-то расстояние спиной вперед.
— Сразу доложил благую весть о твоем возвращении.
— Судя по их лицам, не похоже, что они очень-то мне рады, — неуверенно усмехнулась я.
— Эти селяне не доверяют никому, Mary. Как бы тебе объяснить… Эта зона изолирована, скажем так. Никто не хочет строить тут поселения из-за глубоких джунглей и большого количества диких животных. Как минимум — это не выгодно, как максимум — опасно, — пожал плечами мужчина, все так же размахивая руками. — Даже Ваас это понимает. Его людей здесь немного встретишь: одни патрульные, которых мы периодически вырезаем.
Мы подошли к большому джипу цвета хаки — Ден занял место водителя, я же уселась подле него, пристегнувшись.
— Здесь небезопасно для чужаков, Mary. Я отвезу тебя в Аманаке. Там-то народ будет рад твоему возвращению, будь уверена, — усмехнулся лидер, ловко раскручивая кожаный руль.
Мы выехали на главную дорогу. По одну сторону от нас находился крутой обвал с водопадом, на дне которого разлилась чистая, как слеза, река, возле которой меня и нашли. И мурашки забегали по моей коже, когда недалеко от этого места я разглядела на берегу двух пригревшихся на солнце крокодилов.
«Если бы меня не нашли так быстро, скорее всего, не нашли бы никогда. От меня бы даже костей не осталось…»
