Я осознаю некоторые вещи, например, разговор Эметрии и Аида с Ирмой в холле, хотя не могу разобрать ни единого слова. Осознаю, что он уходит на патрулирование, ненадолго задерживаясь у моей двери. Хотела бы я обрести голос и сказать ему что-то.
Хотела бы я вспомнить, как встретилась с ним.
В конце концов, потребность в еде побеждает то оцепенение, что поселилось в моем теле, и я крадусь на кухню.
Эметрия сидит за кухонным столом
— Сефи… — начинает она.
Я поворачиваюсь на пятках.
— Сефи, пожалуйста, просто выслушай меня…
— Не могу, — говорю я ей натянуто. — Я не готова.
Семнадцать лет ожидания, а я все еще не готова. Наконец-то она пытается все мне объяснить, а я не хочу ничего слышать.
Что со мной не так?
— Я думала о тебе каждый день, — выпаливает она прежде, чем я успеваю выйти из комнаты. — Каждый божий день. Я жила ради того единственного дня в году, когда могла тебя увидеть.
— Тогда почему ты перестала? — я не спускаю глаз с дверной ручки. — Перестала ведь?
Между нами тянется пауза, жесткая, как железо, и я перевожу на нее взгляд, чтобы посмотреть, ответит ли она вообще.
— Ты начала задавать вопросы, — говорит она наконец. — Ты не приняла, что я просто друг семьи. Начала задавать вопросы Луливеру, на которые он не мог ответить, буквально не мог.
Луливер.
— Зачем ты привела его?
Она крутит на пальцах свои кудри, не встречаясь со мной взглядом. Я тоже так делаю, когда мне трудно подобрать слова.
— Сначала потому, что боялась, что меня увидят играющей со смертным ребенком в одиночку, что кто-то станет задавать вопросы, и твоя личность будет раскрыта… Вместо этого я притворялась в роли его компаньонки.
— А потом?
— Потом потому, что если и был ребенок которому нужен был день, чтобы поиграть на солнышке, то это был он.
Я сглатываю, потому что мысли о нем заставляю мое сердце болеть так, как я не готова.
— А папа знал? — спрашиваю я ее. — Кто ты?
— Да. Не тогда, когда мы встретились, а после, когда я пришла к нему с тобой. Я попросила его присматривать за тобой на случай, если у тебя появятся какие-нибудь способности.
Я думала, что слишком оцепенела, чтобы испытывать боль, но ложь папы ранит хуже всего. Я знаю, что он, вероятно, чувствовал, что у него не было особого выбора, но я чувствую, что фундамент моей жизни рушится, что вся моя жизни до этого была лишь иллюзией, чарами.
— Я была вне себя от радости, когда узнала, что жду тебя, — продолжает она, словно боится, что другого шанса не будет. — И напугана, конечно. Я так много пережила за свою долгую жизнь, но никогда не была родителем. И я волновалась, ведь ты полуфэйка. Но большинство из них проходят. Я думала, у нас все будет хорошо, у меня и у моей дочери. Решила, что хочу назвать тебя Персефоной, в честь богини весны… и я знала, что твой отец одобрит это, ведь он профессор классической литературы.
Папа никогда не говорил мне, что меня назвала моя мать. Он заставил меня поверить, что это из-за его страсти и того, что он родился весной. Еще одна ложь, мелкая и незначительная по сравнению со всей остальной, но тем не менее ложь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Потом ты родилась, с такими крошечными, идеальными круглыми ушками. Я могла бы наложить на тебя чары, но, полагаю, высокопоставленный фэйри почувствовали бы их, и ты росла так стремительно… слишком быстро для фэйри. Я искала оракула, просто чтобы убедиться, но она подтвердила твою смертность.
— Не знаю, что сделала бы Хера, обнаруж она тебя. В лучшем случае — изгнание. В худшем — смерть. Я не могла так рисковать. И пошла к твоему отцу, объяснила, кто я, кто ты, умоляя его взять тебя, — она делает паузу, сглатывая. — Его не нужно было долго убеждать. Он любил тебя так же сильно, как я, с того момента, как впервые увидел тебя.
Она ждет, что я заговорю, но я все еще не могу найти слов.
— Сефи, будь у меня иной выбор…
— Он был, — огрызаюсь я. — Он у тебя был. Я понимаю, почему ты чувствовала, что должна отказаться от меня, но это было семнадцать лет назад. Ты могла рассказать мне правду раньше! Вместо этого ты позволила мне вырасти, думая, что ты… что я…
— Сеф…
— Ты не знаешь, о чем я думала все эти годы! Как ты могла заботиться обо мне, позволив вырасти с мыслями, что я тебе не нужна?
— Потому что я не думала, что ты хочешь меня! — кричит она. — Ты всегда выглядела такой счастливой со своим отцом…
— Не всегда, — прохрипела я. — Никто не бывает счастлив все время.
Она опускает голову, и по ее лицу катятся слезы.
— Мне жаль. Мне так жаль.
— Почему ты не рассказала об этом в ту минуту, как я спустилась сюда, в первый раз, когда ты пришла?
— Честно? Я думала, ты очарована, думала, что это не имело бы значения, и я не знала, что Луливер пытался с тобой сделать.
— Тогда ты должна была вытащить меня.
— Я собиралась, — говорит она. — В тот первый раз меня убивало расставание с тобой, но я убедила себя, что, кем бы Луливер не стал, он не навредит тебе. В конце концов, он подошел ко мне в поисках способа вытащить тебя. Возможно, сейчас он просто дразнил меня. Но я сказала себе, что вытащу тебя во время Солнцестояния, тайку уведу отсюда…
— Это ты послала гидру?
Она избегает моего взгляда.
— Это не должно было принять такой размах. Это должно было просто занять Аида и Зеру, пока я ищу тебя. А после она соприкоснулась с магией Зеры. Я не знала, чем это может обернуться. И Аид… он защищал тебя. Это было его первой мыслью. И, похоже, ты тоже хотела защитить его. Так что я знала, что ты в безопасности, по крайней мере, он для тебя не опасен.
— Он хороший человек.
— Знаю, — говорит она. — Я была первой, кто узнал, первой, кто увидел, что, независимо от того, что Зера пыталась сделать с ним, он был просто мальчишкой, желавшим, чтобы его любили, и не хотел и толики того зла, что она пыталась ему навязать. Но он не так-то легко позволял другим это увидеть, и когда я помогла ему убить его отца… Он не доверял мне настолько, чтобы дать мне понять, что все последующее — просто показуха. Я думала, что сила и влияние Зеры, наконец, захватили его.
Интересно, были ли времена, когда он задавался тем же вопросом, когда называл себя монстром, потому что больше не был уверен, почему делает то, что делает.
