морально-этических принципов.
В качестве пароля Томас обычно указывает месяц и день своего рождения.
Пароль остался прежним.
— Лидия? «Тайленола» в аптечке нет, — несется сверху его голос.
Я быстро подскакиваю к лестнице, но когда отвечаю ему, голос у меня ровный, спокойный.
— Посмотри получше. Я недавно покупала.
«Тайленол» в аптечке есть, только он заткнут за новой упаковкой крема для ухода за кожей. Одного беглого взгляда недостаточно, чтобы его найти.
Скрип половиц свидетельствует о том, что Томас возвращается в ванную.
Стакан воды для него налит. Я касаюсь зеленого значка на экране его телефона. Просматриваю сообщения и номера телефонов.
Фотокамера моего телефона наготове. Быстро, но методично я фотографирую длинный список последних звонков Томаса. В его сообщениях нет ничего примечательного, я оставляю их без внимания.
Прежде чем щелкнуть камерой, я старательно беру в фокус очередное изображение, чтобы каждая цифра читалась четко и ясно: нельзя жертвовать качеством ради скорости.
В доме тихо. Слишком тихо?
— Томас? Ты там жив?
— Да, — отзывается он.
Возможно, прикладывает на пульсовые зоны смоченные в холодной воде салфетки.
Я продолжаю фотографировать, засняв, наверно, тридцать пять телефонных звонков. Некоторые номера указаны в контактах под знакомыми именами: стоматолог Томаса, его партнер по сквошу, родители. Другие — в совокупности восемь позиций — мне неизвестны. Но все имеют коды различных районов Нью-Йорка.
Список удаленных номеров тоже фотографируется. Среди них есть еще один незнакомый телефон, с кодом 301.
Не составит труда определить, насколько невинны эти номера. Если по какому-то из них ответит мужчина или выяснится, что данный телефон принадлежит организации, звонок будет тотчас же прерван, а сам номер — вычеркнут из списка.
Если ответит женщина, звонок тоже будет немедленно прерван.
Но сам номер будет сохранен для дальнейшей проверки.
Телефон Томаса возвращен на прежнее место. Стакан воды я несу в библиотеку.
Он должен бы уже вернуться.
— Томас? — Он не откликается.
Я встречаю его на верхней площадке лестницы. Он как раз выходит из спальни.
— Нашел?
Вид у него теперь совсем больной. Ему потребуются три таблетки аспирина и длительный отдых в затемненной комнате.
Вечер придется спешно завершить.
В глазах Томаса угасла надежда на дальнейшее интимное сближение.
— Нет. — Видно, что он страдает.
— Сейчас найду.
В ванной он щурится от яркого света. Производится осмотр аптечки. Дорогой увлажняющий крем отодвинут в сторону.
— Вот он.
Спустившись вниз, Томас глотает три таблетки. Предлагаю ему отдохнуть на диване.
Он качает головой и морщится: движение отзывается болью.
— Пожалуй, я лучше пойду, — говорит он.
Я достаю из шкафа его пальто, протягиваю ему.
— Твой телефон, — он чуть не забыл его на кухонном столе.
Подавая Томасу телефон, я бросаю мимолетный взгляд на экран — удостоверяюсь, что он автоматически заблокировался.
Томас прячет телефон в пальто.
— Прости, что испортил вечер, — извиняется он.
— Завтра прямо с утра позвоню в кондитерскую. — Пауза. — Женщина, что меня обслуживала, должна знать про свою ошибку.
Завтра я позвоню по поводу ошибки. В этом я не солгала.
Только не тем, кому нужно, с точки зрения Томаса.
Глава 27
10 декабря, понедельник
В доме доктора Шилдс ничто не является для меня сюрпризом.
По понедельникам в утренние часы я часто прихожу в чужие дома делать макияж, и везде налицо признаки деятельности, которой хозяева были заняты в выходные: на журнальном столике — воскресный номер «Нью-Йорк таймс», на сушке у раковины — перевернутые бокалы для вина, у входа — детские бутсы и щитки.
Но, звоня в дверь дома доктора Шилдс, я рассчитывала увидеть интерьеры в стиле «Architectural Digest» — приглушенные тона, изысканная мебель, выбранная для того, чтобы услаждать взор, а не по принципу комфортности и функциональности. И не ошиблась. Дом доктора Шилдс — продолжение ее безукоризненно элегантного врачебного кабинета.
Она встречает меня на пороге, забирает мою куртку, приглашает пройти в просторную солнечную кухню. На ней кремовый свитер с высоким воротом и темные облегающие джинсы; волосы собраны в низкий хвост.
— Вы только что разминулись с моим мужем, — говорит она, переставляя со стола в раковину две одинаковые кофейные чашки. — Я надеялась вас познакомить, но, к сожалению, он торопился на работу.
Не давая мне рта раскрыть — а мне ужасно любопытно, что представляет собой человек, за которого она вышла замуж, — доктор Шилдс жестом показывает на блюдо со свежими ягодами и булочками.
— Я не знала, успели ли вы позавтракать, — говорит она. — Чай или кофе?
— Кофе, пожалуйста, — отвечаю я. — Спасибо.
В воскресенье после обеда, когда я наконец-то ответила на сообщение доктора Шилдс, она снова справилась о моем душевном самочувствии и затем пригласила к себе домой. Я честно ответила, что чувствую себя гораздо лучше, чем в пятницу вечером, когда выходила из гостиницы. Спала, пока Лео не начал лизать мое лицо, требуя, чтобы я вывела его на прогулку, потом выполнила несколько заявок и отправилась на свидание с Ноа. В субботу я сделала еще кое-что. Утром, едва открылись банки, я поместила на свой счет чек на семьсот пятьдесят долларов. Меня до сих пор не покидает ощущение, что эти деньги могут уплыть; пока я не увижу баланс на выписке из банка, мне кажется нереальным, что я могу заработать так много.
Доктор Шилдс наливает из кофейника кофе в две фарфоровые чашки с такими же блюдцами. Изогнутая ручка чашки столь хрупкая, что мне даже боязно за нее браться — вдруг раздавлю.
— Пожалуй, мы могли бы поработать в столовой, — говорит доктор Шилдс.
Она ставит на поднос кофе и блюдо с ягодами и булочками, а также две маленькие фарфоровые тарелочки из того же сервиза, что и чашки. Следуя за ней в соседнюю комнату, я миную небольшой столик, на котором стоит только фотография в серебряной рамке. На ней доктор Шилдс запечатлена с каким-то мужчиной. Он обнимает ее за плечи, она смотрит на него.
Доктор Шилдс оборачивается ко мне.
— Это ваш муж? — спрашиваю я, показывая на фотографию.
Она улыбается, ставя чашки на стол перед двумя стульями. Я разглядываю мужчину на фото — первая аномалия в доме доктора Шилдс.
Он, вероятно, лет на десять старше нее, бородатый, с довольно густыми темными волосами. Они почти одного роста — примерно метр семьдесят.
На вид они не гармонируют друг с другом. Но оба выглядят очень счастливыми, да и она всегда начинает светиться изнутри, когда упоминает о нем.
Я отхожу от фотографии. Доктор Шилдс жестом предлагает мне сесть во главе полированного дубового стола, под хрустальной люстрой. На столе
