счастливая невеста. Особенно для Лероя.
— Ради семьи, Арин, детей, — объясняет мне, как маленькой, словно я действительно ничего не понимаю. — По любви огромной. Вы же едва знакомы, глупая...
На его лице замешательство, смешанное с чем-то, напоминающим жалость. Пусть так, но я свой выбор сделала.
— Огромная любовь,— замечаю, мечтательно закатывая глаза, — это как раз про нас с Пашей.
Лерой отчаянно качает головой. Не верит. А мне уже без разницы…
— Ты же Макеева толком не знаешь, Рина! — не унимается Амиров, а я мечтаю, чтобы он замолчал. Я все понимаю! Но и Паша прав: брак с ним — моя единственная возможность почувствовать себя если не счастливой, то, по крайней мере, свободной.
— После свадьбы узнаю, — кидаю в ответ первое, что приходит в голову. — Лерой, ты же сам его лично проверял! Как там: Макеев идеальный для меня вариант? Твои слова?
— Жить ты с моим отчетом собираешься или с реальным человеком?
— Да, что ты прицепился к Паше? Чем он хуже тебя? Красивый, веселый, щедрый. Мне с ним хорошо! В чем проблема?
— Проблема в том, что он тебя не любит! — бьет по рулю Амиров, выплескивая свой гнев. – Как и ты его!
— А вот это, Валерий Таирович, вас больше не касается.
— Дура ты, мелкая! — цедит Амиров, небрежно выезжая с обочины так, что ремень безопасности вновь до боли впивается в кожу.
Наплевав на правила приличия, поджимаю колени к груди и, отвернувшись к окну, смотрю на пролетающие мимо огни ночного города. Лерой, как назло, едет медленно и добивает своим молчанием. Сейчас оно кажется особенно невыносимым и тягучим. Не выдерживаю и прибавляю громкость незнакомой мне композиции в надежде отвлечься, перестать думать, сожалеть, вспоминать. Но доносящийся из динамиков мужской голос, что с надрывом повторяет одну и ту же фразу на английском, точно читая мои мысли, добивает окончательно.
«Я ненавижу в тебе абсолютно всё,
Так почему я люблю тебя?
Я ненавижу в тебе абсолютно всё,
Так почему я люблю тебя?»¹
Украдкой смотрю на Амирова, на мгновение воскрешая в памяти наше утро, и хочу в голос орать слова песни, понимая, что как бы ни отрекалась от него, сколько ни обвиняла во всех смертных грехах, другого никогда не смогу желать так, как его. Это наваждение, больная зависимость, сумасшествие.
Я была уверена, что после встречи с Горской в стенах клиники все прошло. Бац! И отрезало! Но как же сильно я ошибалась...
Моя любовь к Лерою сродни проклятию, а ненависть — почище всякого наказания.
Закрываю глаза, мечтая позабыть обо всем, но воспоминания упорно лезут в голову: отчего вся моя жизнь складывается так криво?
Я не планировала видеться с Макеевым. Ни сегодня, ни завтра — никогда! Сколько бы я ни обманывала Амирова, стараясь казаться хоть кому-то нужной, строить отношения с Пашей я не собиралась, пребывая в полной уверенности, что и он тоже. Его звонок после нескольких дней молчания стал неожиданностью, особенно учитывая слова Лероя, что Макеев находился в Москве. И все же я ответила, ощущая за собой толику вины перед ним: мы расстались не на самой позитивной ноте. Вот только в его голосе я не услышала сожаления, в его речи ни разу не промелькнуло «прости».
Макеев как ни в чем не бывало предложил поужинать вместе, сухо бросив, что соскучился, а на мое холодное «нет», лишь рассмеялся и сказал, что все равно будет ждать. Глупое совпадение, но между ужином в компании Кира, переломавшего мне и Поле всю жизнь, и Павла, с которым я сама поступила не очень честно, я без раздумий выбрала второго.
Паша не обманул, я застала его в том самом уютном ресторанчике с открытой верандой на окраине городе, о котором он мне говорил, обещая дождаться. Слегка помятый и не такой лощеный, как прежде, сейчас он казался обычным человеком со своими проблемами, интересами, жизнью. Вот только мне до них не было никакого дела. Лерой был прав: я неисправимо равнодушна к Макееву.
— Думаю, мы оба погорячились, — сидя напротив, с деланным интересом рассматривала меню, лишь бы не встречаться с Макеевым взглядом. Мне и правда было неловко.
— Предлагаю забыть. Я и сам повел себя немного агрессивно, — подперев подбородок ладонями, Макеев с любопытством рассматривал меня. — Глупая ревность! Поверь, все эти дни я изводил себя мыслями, что напугал тебя, обидел. Я не хотел, малышка!
— Пусть так, Паш, только у нас все равно ничего не получится, — отложив меню в сторону, решилась ответить на его прямой взгляд. — Сейчас, по крайней мере, точно.
Наклонив слегка голову набок, Паша по-доброму улыбнулся и кивнул.
— Значит, не сейчас, Ариш, — подмигнул он. — Может быть, позже. Но давай друзьями останемся, согласна?
— Давай, — выдохнула с облегчением, что больше не нужно притворяться влюбленной в него дурочкой.
Слово за слово мы не заметили, как проболтали битый час, обсуждая все на свете. Не помню, в какой момент речь зашла о Кирилле, но только Макеев мгновенно уловил мое сникшее настроение, а потом внезапно предложил:
— Арин, выходи за меня!
— Это шутка?
— Отнюдь, — совершенно серьезно ответил Паша. – Я предлагаю тебе сделку!
И пока я ошарашенно хлопала глазами, Макеев усиленно расписывал мне все мыслимые и немыслимые выгоды этого брака для меня. И надо сказать, он подготовился на славу и во многом оказался прав. Брак с Макеевым мог кардинально изменить мою жизнь, заставить отца взглянуть на меня иначе: не равнодушно и поверхностно, а с заботой и благодарностью; помочь выпорхнуть из ненавистного дома Кшинских, оставив позади истекающих ядом мачеху и Кира, и, конечно, отпустить из упертого сердца Лероя.
Паша ни разу не заикнулся о любви и даже обещал отсрочить первую брачную ночь настолько, насколько это будет необходимо, оставляя за мной право и вовсе отказаться от нее навсегда. Именно тогда я и поняла, что Макеев никогда не
