любил меня. Ему был нужен мой отец, точнее, доступ к его делам: слияние капиталов, совместное руководство, новые проекты, но не я. С другой стороны, меня подобный расклад вполне устраивал. Я не искала мужа, но брак с Макеевым мог стать тем самым глотком свободы, которого мне так не хватало.
— Вот увидишь, малышка, узнай твоя мачеха или ее придурковатый сынок о нашей предстоящей свадьбе, как их отношение к тебе тут же изменится. Одно дело срываться на беззащитной дочери Пети Кшинского, и совсем другое — на жене Павла Макеева. Поверь, их запал в два счета спадет.
И я согласилась...
— Приехали, — раздается глухой голос Лероя.
Открываю глаза, выныривая из воспоминаний, и тянусь к дверце, чтобы поскорее сбежать от него.
— Скажи ему «нет», — Амиров не просит — требует!
— У меня нет причин для отказа, — парирую в ответ, но тут же ощущаю на своей щеке ладонь Лероя: тёплую и нежную. Он почти невесомо проводит ей по лицу вдоль линии подбородка, зацепляя большим пальцем мои губы.
— Ты ошибаешься, Рина. Как же сильно ты ошибаешься! — сдавленно шепчет Амиров.
Только я не намерена больше поддаваться его чарам, а потому сбрасываю его руку со щеки и, безобразно хлопая дверцей, вылетаю из салона.
На улице давно стемнело.
И хотя наша парковка освещается парой уличных фонарей, местами видимость почти на нуле. Не дожидаясь, пока Амиров вновь царапнет словами, несусь к крыльцу. Но не добежав до него с десяток метров, ногами повисаю в воздухе, спиной ощущая что-то твердое и горячее.
— Куда спешишь, мелкая? — шепчет мужской голос, а я с сожалением понимаю, что на сей раз это не Лерой.
— Отпусти, придурок! — брыкаюсь в руках Кира, но тому хоть бы хны. Он лишь усиливает хватку, сдавливая мои рёбра с неимоверной мощью. Мне больно, но это мелочи. От голоса и запаха сводного брата начинает выворачивать наизнанку.
— А я всё думал, какого чёрта эта шавка вступилась за тебя. А ты просто с ним спишь, да, сестрёнка? — мерзкий шёпот щекочет ухо. Дёргаю головой, чтобы затылком заехать тому по зубам, но в ответ слышу лишь издевательский смешок. — Хочешь, я тоже стану твоим охранником, а?
— Да пошёл ты, урод! — шиплю, продолжая безуспешные попытки освободиться. — Отпусти немедленно!
— А то что? Спустишь на меня своего сторожевого пса? — ржёт Кир, брызгая слюной. — Так он уехал! Теперь ты в моей власти! А я так долго ждал, чтобы наконец расквитаться с тобой. Думаешь, я тебя простил? Ни черта подобного!
— Как же я рада, что наши чувства взаимны!— сбивчиво, пытаясь нормально вздохнуть, отвечаю подонку, который безжалостно продолжает сдавливать мою грудную клетку. А потом, собравшись с силами, начинаю визжать, чтобы привлечь внимание охраны. Кир психует и перехватывает меня в одну руку, освобождая вторую, которой тут же затыкает мне рот. Она липкая, потная, вонючая. От безысходности хочется выть: так противно и мерзко ощущать на себе лапы этого ублюдка.
— Самая умная? — рычит он, костлявыми пальцами всё сильнее сжимая моё лицо. До боли. До красных отметин. До моих слёз. Отчаянно вгрызаюсь зубами в грубую мякоть его ладони. Я не сдамся! Не позволю над собой издеваться! От неожиданности Кир ослабляет хватку, резко выпуская моё тщедушное тельце из своих лап, и я падаю, приземляясь голыми коленями на каменистую дорожку, но встать не успеваю. Этот псих наклоняется ко мне всем телом, а затем наматывает мои растрёпанные волосы на кулак и рывком тянет за них, вынуждая задрать голову вверх, локтем же свободной руки перехватывает меня за горло. — Я планирую задержаться здесь до сентября. Поверь, сестрёнка, ты запомнишь это лето надолго.
Его испещрённая злобой и отвращением физиономия слишком близко. В нос ударяет прокуренное дыхание парня, обезумевший взгляд пустых стеклянных глаз пугает до чёртиков, а его угрозы эхом стучат в голове. Кир стал старше, больше, сильнее, а вместе с ним выросла и его ненависть ко мне. Уроду доставляет несказанное удовольствие меня унижать и наблюдать, как я корчусь от боли. Вот только доставлять его ему я не собираюсь. Сквозь боль, сдерживая слёзы отчаяния, натягиваю на лицо улыбку, а затем смачно плюю в заносчивую рожу Кира.
— Только попробуй, ублюдок! И вместе со своей алчной мамашкой пойдёте на паперть с протянутой рукой! — меня трясёт, а сердце рваными ударами отдаётся в ушах. Господи, когда это всё закончится?
— Сука! — хрипит щенок, освобождая от захвата мою шею, и, обтерев оплёванную рожу рукавом, заносит ладонь вверх, явно планируя влепить мне пощёчину. Внутренне сжимаюсь, готовясь к удару, и непроизвольно зажмуриваю глаза, отсчитывая мгновения до новой порции боли. Но её нет. Зато сквозь необузданное волнение и грохот в ушах слышу голос Лероя, что не скупится на крепкие словечки в адрес моего обидчика, а затем ощущаю свободу от поганых рук сводного брата, но всё ещё не решаюсь открыть глаза.
И лишь когда в шаге от меня раздаётся хруст, а следом болезненный стон, испуганно вскакиваю и осматриваюсь по сторонам: прямо у моих ног лежит Кирилл, который, зажав окровавленными руками лицо, вопит что есть мочи, а чуть дальше, тяжело дыша, стоит Амиров и не сводит с меня встревоженного взгляда. Он осматривает меня с головы до ног, слегка морщась, стоит его взору задержаться на ободранных коленках, а затем подходит ближе и уже привычным жестом убирает с моего лица спутавшиеся пряди волос.
— Всё нормально? — уточняет Лерой, и я киваю.
— Ближайшие минут двадцать ему будет точно не до тебя, — лёгким движением головы Амиров указывает на завывающего Кирилла, а затем берёт меня за руку, крепко сжимая ладонь.
— Пойдём, — Лерой тянет меня в сторону дома. Молчаливо киваю и иду за ним. Тепло его руки согревает, осознание, что он рядом, — успокаивает.
— Вы оба мне за это заплатите! — шепелявит Кир, когда мы по очереди, без зазрения совести переступаем через его развалившееся на земле тело. На его боль мне наплевать, как и на пустые угрозы: рядом с Амировым я вновь
