Хищник бросился на обескураженных мужчин, ударом лапы свернул одному шею, во второго вонзилась ядовитая колючка хвоста.
Диптрен безразлично смотрел на изуродованные трупы. Зверь, недовольно
рыкнув, исчез в проходе. За спиной сверкнуло, но мужчина даже не взглянул на
возникшего за спиной демона. Хрипло произнес:
– Это ты, Моргот? Я знал… Чувствовал, что все эти сны… и желания… не
могут быть только моими.
Демон ответил:
– В твоей душе не возникало сопротивления. Чудный людской род! Вам
несвойственна темная натура, как нам, воспротивившимся. Но как же легко вы
впадаете в страсти, сотворяя такие дела, о коих даже самые гнусные наши твари и
не думали.
Мужчина презрительно фыркнул:
– Я знаю, что мои дела злы! Ты здесь зачем? Почему тревожишь меня?
– Зло придумали люди, чтобы оправдать свои слабости и утешить совесть.
Есть только тьма и свет. Сильные люди могут выбрать свою сторону, слабаки же
мечутся, ища себе покоя. Я здесь, чтобы ты сделал последний шаг.
Рука потянулась к крышке. Та бесшумно сдвинулась, обнажив небольшой
рычаг. Диптрен смотрел зачарованно, размышлял. За эти годы он объединил все
базы данных, заложил искры душ в свои создания, спроектировал иную, новую
реальность. Мужчина решил не заселять землю снова. Он разделит этот мир на три
части. В одной оставит людей и животных, только вернет их во времена
дотехнической сферы – пусть остаются на случай переделки мира. Другую создаст
заново по своей воле. А третью… с ней он еще не определился, тянуть с проектом
было уже неохота. Чего хотел демон – чтобы он отдал им всё? Нет уж, пусть живут
в его, Диптрена части, сред прочих его творений.
Мужчина сдвинул рычаг:
– Кристалл! Первую и третью части – по проекту. Для создания Второй Земли
сообщить Рукибу нейтральную энергию и задать собственный выбор. В конце
концов, для этой штуковины даже души – лишь элемент программы.
С ухмылкой Диптрен повернулся к Морготу:
– Ну что ж, я сделал свой выбор!
Демон покачал головой, огненные искры рассыпались по телу:
– О, человек! Зачем? Отдав треть мира божественной искре, ты проявил
безразличие, слабость. Вот твое проклятие! Отныне в тебе живут три сущности.
Человеческая сохранит твое обличье и оставит разум. Божественная искра подарит
силу Первого Адама, обрекая до Белого Суда скитаться по земле. Темная же даст
силу и мощь флегрета. Люди будут бояться твоих нечеловеческих сил. Ангелы
никогда не примут обьятого тьмой. Демоны же ненавидят всякое проявление света.
Разрываемый тремя влечениями, ты будешь изгоем для всех – и людей, и ангелов и
демонов. Вечный отшельник – достойная мука!
Демон вспыхнул, оставив после себя лишь облако смолистого дыма и серы.
Глава 35. Мары
Узкий проход вывел на край огроменной круглой площади. Из прорытых в
стенах нор хищно выглядывали маленькие красные глазки кожанов. Герои
остановились, внутри разливалось щемящее чувство пустоты. Корво прошелестел:
– Идем в центр. Что бы ни случилось, только вперед. Чем ужаснее видение, тем ближе к безопасному кругу.
Пармен зачарованно смотрел на мерцающие огоньки, шагал медленно.
Мыслями устремился в то время, когда еще жил в племени кидваров. По вечерам, когда солнце плавило край земли, в небе оставалась только зияющая черная
пустота. Сверху за жителями Великой Плиты наблюдали могущественные Таури
–светлые боги ночи, Авенир называл их звездами. Падшие дети богов, светляки, огромными светящимися лентами исчерчивали небо, передавая отцам мольбы. Вот
и сейчас, будто идет по своей родине, арпейн по личине, кидвар по нутру. Ногу
обдало холодом. Цыган очнулся от грез, посмотрел вниз. Он стоял по щиколотку в
воде, в тиши стрекотали цикады, шумел ветер. Судорожно сглотнул. Арпейны, как
и большинство кошек не умели плавать, боялись рек и озер. Кроме того, в
открытых водоемах жили опасные рыбы, змеи, похожие на драконов, существа.
Напомнив себе, что это лишь чары, с усилием сделал шаг. И еще. Брел медленно, вода поднялась по колено, сапоги погружались в илистое дно, с трудом
выдергивались из клейкой массы. По голени что-то скользнуло, в глазах потемнело
от страха, едва удержался, чтобы не взвизгнуть, не кинуться обратно. Хотя уже и
обратного пути нет, уже наверняка исчез. «Надо ступать вперед». Вода поднялась
до пояса, течением сносило, оборотень с усилием шел вперед. Уши уловили
бурление, в тусклом свете звезд узрел, как в прозрачной воде стаями кружат
угловатые крупные рыбины. Одна подплыла ближе, нижняя челюсть с
треугольными зубами выпячилась, оцарапала бедро. Пармен закрыл лицо руками, глубоко вдохнул. Это лишь его страх, пираньи не причинят вред, пока он не
поддастся испугу. Внутри похолодело, тело отказывалось слушаться. Шаг за шагом, не обращая внимания на блестящие косяки хищников и порезы от задевающих его
рыб, парень двигался вперед.
Через два десятка шагов вода достигла груди. Течение усилилось, закручивало
вихри, бурлило, мутные потоки разбивались о торчащие камни. Захотелось
приникнуть к одному, найти опору от сбивающих струй. Остановил себя – вдруг
ловушка? Но дальше идти невозможно, его собъет с ног, закружит в смертельном
водовороте. Не понимая, что делает, шагнул вперед. Волна захлестнула, покрыла с
головой. Он вынурнул, отплевываясь от грязной воды, в носу свербело, глаза
щипало от песка. Захлебываясь, стал изо всех сил грести руками и ногами, вспоминая, как плавали деревенские мальчишки в селениях.
Он прилагал все больше усилий, превозмогая течение, но двигался очень
медленно, казалось, застыл на месте. Силы кончались, тело наливалось свинцом.
Ощутил, как в шею врезалась веревка, в грудь больно ударило. Подарок Офелии, свистулька из раковины! Цыган почувствовал воодушевление, внутри начал
разбирать смех! Надо же – кот, выросший среди собак, влюбился в рыбу! Как им
жить вместе? А кого народят? Он вот, уже осваивает водную стихию, а как анчутке
вылезти на берег? Плыть стало легче, ноги задели за дно. Вот и руки касаются ила.
Пармен попытался встать, но измученные ноги не держали, выполз на коленях и
локтях. Бухнулся на песок, грудь вздымалась, аки кузнечный мех, лицо побелело, тело дрожит от холода. Отдышался, поднял голову. Под ним был холодный
каменный пол, исчерченный какими-то символами. От страхов его отделял
широкий бледный круг, за черту которого он переполз. Пармен присел, поежился от
холода. С него текло ручьями, зубы стучали громко, за кругом неприветливо
чернела пустота. Цыган сжался в комок, обхватил колени руками, стараясь
согреться. Ракушка терлась о грудь и на душе становилось спокойнее.
Марха ослепило. Без раздумий он выхватил метательный кинжал,
прислушался. За долгие годы сабельщик научился доверять ощущениям. Когда
подводят глаза, нужно полагаться на слух. Если отказывает слух, погружайся в мир
запахов и осязания. Даже вкус ветра может поведать многое. Тарсянина не раз
спасало иное чувство – когда интуитивно знаешь, откуда придет беда, где мелькнет
стрела или кинжал, в каком месте скрылась смертельная ловушка. Эта способность
проявлялась неожиданно, всего несколько раз, но после того злополучного
расставания с волхвом жизнь дала трещину. Горисвета, подаренного дедом
Фитричем коня, выкрал отряд наемников, когда Марх напился в корчме. Гнался за
ними, выслеживал три месяца – будто исчезли с бела света. Однажды он набрел на
их стан. Сверкали мечи, падали срезанные наконечники стрел и копий, но их было
много. Атаманом был ни кто иной, как Лиисар Мониус – первый учитель и первый
заклятый враг. За свободу потерял глаз, подвергся пыткам.
Он сохранил волю – тело лишь прах, сколько его не мучь, лишь бы дух
оставался цел. Вольные разбойники решили, что одноглазый евнух не опасен, продали в услужение старому магу, жившему неподалеку от турмов. Служить
чаровнику, из оружия державшему лишь церемониальный кинжал унизительно, но
Марх получил главное – время. Сабельщик поправился, набрался сил. Когда
прогремел взрыв, люди собрались стремительно, но облысевший тарсянин уже
прокрался за стены становища, поклявшись отомстить. Каково же было его
удивление, когда встретил на поляне бывшего ученика, направлявшегося в логово
проклятого…
Марх смахнул воспоминания. Глаз приноровился к яркому солнцу, от песка
веяло жаром, в небе появлялись причудливые знаки. Через десяток шагов
сабельщик подошел к великому камню. Кирпичного цвета поверхность усеяна
длинными выщербленами – песок, носимый ветром, изрезал камень сотнями
полос.
– Ну что, вперед, то бишь, наверх?
Тарсянин убрал кинжал, стал взбираться. В сухом жаре долины пот испарялся
