В июле 1969 года его командируют в Лондон. Официально в качестве переводчика Анатолия Кузнецова, автора нашумевшего «Бабьего яра». Неофициально (об этом будут долго шептаться на «психодроме») — в роли «няньки», приставленной КГБ к писателю. Кузнецов (впоследствии — мой коллега по РС) до конца жизни будет гордиться тем, как ему удалось обмануть бдительность Гоги и сбежать на Запад. А Гога вернется и сделает завидную карьеру на родине, став директором издательства «Художественная литература». Мы встретимся с ним в Москве в середине 90-х. Он сам заведет разговор о Кузнецове, напрочь отрицая свою причастность к слежке за ним. Да я и сам не очень-то в это верил, ибо не видел оснований доверять Анджапаридзе больше, чем Кузнецову. К моменту их лондонского приключения Кузнецов был членом КПСС со стажем и, по его собственному признанию, осведомителем КГБ. После второй рюмки в ресторане ЦДЛ Гога предложит мне свои услуги в качестве… внештатника для моей ежедневной программы.
НЕ ПЕЙ ИЗ КОПЫТЦА — КОЗЛЕНОЧКОМ СТАНЕШЬ!
Поваляв дурака месячишко-другой, я снова приступил к штурму отделов кадров — то ли из упрямства, то ли из азарта, то ли от глупости. Но в какой сапожок ни влезешь — все непарный. Каждый день отшагивал часть жизни мимо витрин с пирамидами из консервных банок — жестяных кремлевских башен, окруженных трупами прошлогодних мух. Без внимания оставлял, наверное, только индпошивы, женские консультации и нотариальные конторы.
Я брел под липким дождем, перешагивая грязные лужи, в которых даже дома не отражались. Чтобы хоть как-то себя занять, нанизывал на шаги рифмы типа
Я никому не нужен —
Ни улицам, ни лужам.
Но буквы неохотно складываются в придуманный мной порядок. Так и норовят сбиться в нечитаемые уравнения с одним действием — вычитанием. Брожу, как спятивший счетовод. Шаг = минус, шаг = минус… Замечаю вдруг, что на плаще не хватает пуговицы. 3 минус 1. Даже смешно. В троллейбусе, должно быть, потерял. «До чего же ты нетерпелив. — Корил сам себя. — У людей дел полно, а тут ты со своими домогательствами. Слава Богу, завтра суббота, люди от тебя отдохнут, побудут с внуками на даче, сгоняют в «Тысячу мелочей» (обещали туалетную бумагу выбросить)».
Я изучил повадки кадровиков, а они мои. Когда-нибудь, — фантазировал я, — напишу повесть, где главным героем будет кадровик. Он будет поминутно похлопывать себя по карману, где греются печать и ключ от сейфа, — на месте ли? Иногда я очаровывал начальников и получал странные должности, на которых я не задерживался, унося в зубах заветную справку для деканата. На полгода меня оставляли в покое.
Сережка Лакшин подбросил информацию от Спасского — шахматный деятель Александр Рошаль ищет секретаря то ли для газеты, то ли лично для себя. Но автомат заглатывает последнюю двушку (1 минус 1). Не судьба. Может, оно и к лучшему. Пешки хороши в эндшпиле, а сейчас пригодился бы эффектный ход конем с его хитроумными заячьими повадками. На Кирова взгляд зацепился за табличку с надписью на непонятном родном языке «Советиш геймланд». Зашел. Больше из любопытства, конечно. Меня проводили в кабинет ответственного секретаря редакции с грозным именем Миша Лев. Выслушав мои домогательства, Лев посмотрел на меня с неприкрытым любопытством.
— Скажите, вы действительно а ид?
— По меньшей мере, по паспорту.
— У нас паспортистки не ошибаются. Тогда объясните мне, как вам удалось поступить в университет? Насколько мне известно, в приемных комиссиях тоже ошибок не бывает.
— А насколько мне известно, отделы кадров в редакциях тоже работают исправно. Поэтому, наверное, меня не берут на работу ни в одну из них. Подозреваю, что ваша — не исключение. А вас, должно быть, приняли по ошибке?
— Нет, по рекомендации Горкома. — Засмеялся мой собеседник. — У нас есть только одна свободная вакансия — курьера на полставки.
— Я согласен.
— Но она уже обещана.
— Ну что ж, мне было приятно с вами познакомиться. Теперь хоть представление будет о еврейской жизни в геймланде.
Курьер на полставки, должно быть, тоже номенклатура Горкома. Калашный ряд не резиновый. Номенклатура — опора государства, которое заботится о ее комфорте не только в этом мире, но и в потустороннем. Друг детства медик Миша Клибанер вернулся из командировки в Магадан под сильнейшим впечатлением. Работая в морге, он сделал выдающееся научное открытие: две полки, всегда покрытые накрахмаленными простынями, были зарезервированы за работниками Обкома партии.
Так по слепым лужам и дошагал до площади Ногина. Самое время повидаться с отцом. Семена Аркадьевича как раз только что «бросили на культуру». Он возглавил строительное ведомство Управления культуры Мосгорисполкома. Отцовский кабинет имел восьмигранную форму, а окнами служили застекленные бойницы. Сводчатый потолок довершал ансамбль. Восьмерик со световым барабаном принадлежал запущенному и многажды оскверненному Храму всех Святых на Кулишках. Прародитель храма был построен, страшно вымолвить, в ХIV веке в память жертв Куликовой битвы. Но большевикам этих жертв показалось недостаточно. При реставрации храма в 90-е годы в подвалах были обнаружены останки расстрелянных. После закрытия церкви в 1930 г. здание, расположенное в нескольких сотнях метров от Лубянки, передали НКВД, что, видимо, и объясняет зловещую находку.
Сидя у батюшки в колокольне, я изложил ему ситуацию. Он повелел секретарше связать с министерством культуры, находившимся за углом.
— Такое дело, Николай Палыч. Тут у меня сидит сынок-журналист. Нет ли у тебя для него подходящей должности? Ну, конечно, образованный. МГУ. О чем ты говоришь, какой член? Ему 22 года. Комсомолец. А трубы в МХАТ на той неделе доставим. Я тебя когда-нибудь подводил? Добро.
Николаю Палычу, должно быть, позарез нужны были трубы, потому что через пару дней я по его записке отправился в Черемушкинский райисполком, где меня без лишних вопросов зачислили инспектором отдела культуры.
Здесь все были заняты воображаемыми цифрами и соцсоревнованиями. КПСС — Коллективное Помешательство на Социалистическом Соревновании. Районные библиотеки соревновались в читаемости, посещаемости, похищаемости, очищаемости, обновляемости, изымаемости, возвращаемости, насаждаемости, уничтожаемости, подтираемости. Особенно вдохновляли показатели обращаемости (среднее число выдач, приходящихся на единицу фонда), которая, оказывается, увеличивается при уменьшении документообеспеченности. Эта работа принесла мне понимаемость рождаемости статистики «самой читающей страны». Она рождается в муках библиографов, то есть в их отчетах. Эти отчеты мне надлежало собирать, проверять, сопоставлять, суммировать и переправлять дальше — в министерство культуры. Через некоторое время меня пригласила завотделом культуры тов. Котова:
— Ну как, нравится новая работа?
Она еще спрашивает! Собственный кабинет с новенькой мебелью! Свободный график — надо ездить, знакомиться с подотчетными библиотеками, кинотеатрами и Домами культуры.
