Или красота умышленной европейской столицы в нумере четырнадцатом: «Атлантида Севера» . Лед на Неве, заснеженная Новая Голландия, утонувший в морозном тумане Исакий, черный Медный всадник… За кадром — «Петербургский романс» (сл. и муз. Олега Погудина) — эстетский плач о безвозвратно ушедшей петербургской России, оставившей по себе лишь ветшающую каменную кладку опустившегося, но вечного города.
Красота и мука, провалы и взлеты, победы и поражения в этой «Богом нам данной истории» (слова Пушкина) неразделимы. И в финале — нумер пятнадцатый: «Вечерний звон» — это сказано уже прямым текстом. Народная песня «Колодники» на стихи А. К. Толстого: «Спускается солнце на степи, вдали золотится ковыль. Колодников звонкие цепи взметают дорожную пыль»… Спины, лоснящиеся от пота, лезвия лопат, вгрызающиеся в песок… Хроника 30-х: вокзал, шеренги арестованных с чемоданами: «Динь-дон, динь-дон, слышен звон кандальный, динь-дон, динь-дон, путь сибирский дальний, динь-дон, динь-дон — слышно там и тут…» Усатое лицо А. М. Горького, глядящего из вагона, его триумфальное возвращение: «Нашего товарища на каторгу ведут»… Война, блокада, вмерзшие в сугробы троллейбусы, дети, тянущие на саночках гроб: «Динь-дон, динь-дон…» В левом верхнем углу кадра пульсирует черное солнце (брак пленки). Победа, салют, сполохи зениток… На фоне всеобщего ликования — трагические лица Ахматовой и Зощенко: «Нашего товарища на каторгу ведут»… «Что ж, братья, затянемте песню, забудем лихую беду…» В небо взмывает ракета, триумф Гагарина, автомобили, украшенные цветами, едут по залитым водой улицам где-то в Юго-Восточной Азии. Гагарин на Красной площади шагает по красной ковровой дорожке с развязавшимся шнурком: «Нашего товарища на каторгу ведут»… Перестройка, Горбачев, Ельцин, толпы демонстрантов, несущих длинные транспаранты «Свобода», «Гласность»: «Динь-дон, динь-дон, слышен звон кандальный…» Ельцин спускается с трибуны: «Динь-дон, динь-дон, путь сибирский дальний…» «Динь-дон, динь-дон, — слышно там и тут…» — баржа, набитая людьми — то ли мобилизованными, то ли репрессированными, впереди — буксир с пулеметом и надпись на борту: «Пушкин». Валерий Иванович Босенко уверяет, что это получилось случайно. Сначала нашли подходящие кадры с буксиром и баржей, потом разглядели название.
Да. Так, в неразрывном и неотменимом единстве ее каторжной истории, героического терпения и Божественной красоты, нашу Родину воспринимали немногие. Пушкин, Лермонтов, Блок, Даниил Андреев, описавший, как богорожденная монада России — прекрасная Навна — томится в мрачном Друккарге — инфернальном аналоге Санкт-Петербурга. Отсюда бесконечные наши страдания, наша фатальная несвобода, подавленность Демоном государственности, и отсюда же — снопами бьющий в русском искусстве нездешний свет, неиссякающая творческая энергия, поэзия, милость, жажда любви и жизни… Чтобы освободить эту Россию, ее желательно сперва полюбить.
А чтобы полюбить — освободиться от шор и увидеть.
ДЕТСКОЕ ЧТЕНИЕ С ПАВЛОМ КРЮЧКОВЫМ
Когда я думаю о том, «откуда есть пошла» литературная премия имени Чуковского (в конце прошлого года ее вручили в четвертый раз), то воображение неизменно переносит меня в середину прошлого века. Тогда на дачном подмосковном участке уже давно написавший все свои знаменитые сказки Корней Иванович затеял знаменитые костры «Здравствуй, лето!» и «Прощай, лето!». Первое упоминание в дневнике об этой тогда еще не традиции относится к 1954 году. Потом таких записей стало больше, появились обильные списки приглашенных — известные, любимые детьми имена. Скоро Чуковский начал строить на своем участке детскую библиотеку и ревниво отмечать, какой детский писатель сколько привез для этой библиотеки даров.
И потянулись ежегодные костровые действа, и посыпались в картонные ящики еловые шишки в качестве входных билетов. И на поляну пришли Маршак с Кассилем, Барто с Михалковым, Сергей Образцов и Рина Зеленая. Костры горели до самого неба.
Теперь это все история, которая на некоторое время, увы, прерывалась и продолжилась в конце прошлого — начале нового века, после того как Дом-музей Корнея Чуковского, выстояв в нелегкой борьбе за свое существование, стал официальным филиалом (отделом) Государственного Литературного музея.
Я помню, как в конце 1990-х на возобновленных праздниках-кострах детям читали свои стихи Валентин Берестов и Яков Аким. Вспоминаю приезд Генриха Сапгира, которому мощный детский хор помогал декламировать «Людоеда и принцессу»: «Принцесса была прекрасная, погода была ужасная». Помню тихую и нежную Эльмиру Котляр и непредсказуемого в своих экспромтах-выдумках Эдуарда Николаевича Успенского, за которым ходили толпами, умоляя на чем-нибудь «расписаться»…
За новое поколение детских авторов поначалу отвечала изящная и отважная Марина Бородицкая, и сама нынче живой классик поэзии для детей. А вскоре к ней присоединился и Сергей Белорусец, еще не выпустивший свой «Игрослов» и «Веселую а рифм етику», но уже мечтавший о детском писательском фестивале.
К тому времени в доме-музее родилась мечта: учредить ежегодную премию детским поэтам. Две идеи слились в одну, и дело пошло. Фестиваль собрал и объединил писателей, которые теперь вместе выступали на подмосковных кострах Чуковского, а в конце года, укрывшись от мороза в стенах Дома литераторов, аплодировали своим собратьям, получающим почетную литературную премию.
Юрий Кушак и Юрий Энтин, Андрей Усачев и Марина Бородицкая, Петр Синявский и Михаил Яснов, Сергей Козлов и Григорий Кружков… Жюри, ясное дело, возглавил создатель Чебурашки и деревни Простоквашино. Премия здравствует во многом благодаря бойцовским качествам и авторитету Успенского.
Фестиваль действительно объединил писателей. Выступления поэтов в детских домах и на книжных ярмарках, в библиотеках и клубах скреплялись теперь воплощенной мечтой самого Чуковского: детские авторы должны держаться вместе — взаимно обогащая друг друга, они продолжают радовать своих маленьких читателей и слушателей.
В этом месте я должен сделать небольшое мемуарное отступление.
Однажды перед началом очередной экскурсии по дому-музею знаменитого детского писателя я решительно сообщил папам и мамам, что у каждого из них в «оперативной», так сказать, памяти прячутся стихотворные сказки Корнея Чуковского. Что стоит только дать этим стихам сигнал, как они дружно вылетят на белый свет, и любой родитель сможет без труда начать читать их наизусть.
Взрослые посмотрели на меня с недоверием.
«Ну давайте попробуем, — начал умолять я мамаш, думающих, что они привели своих чад в „дом сказки”. — Ведь почти все эти поэмы начинаются одинаково, в начале каждой сказки все куда-то идут, бегут или скачут. У вас получится. Я сейчас начну читать строчку, а потом подниму руку, и вы закончите уже без меня».
Родители, кажется, заинтересовались.
«Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот…»
«…Задом наперед!!!» — дружно грянул смешанный хор детей и взрослых.
«А за ним комарики…» — я опять поднял руку.
«…На воздушном шарике!» — загремело еще уверенней.
Я опустил руку: «Ну что, видали?»
«Видали…» — смущенно улыбаясь, переглянулись мамы и папы.
«И как это у вас получилось? Может, учили наизусть?»
«Да как-то, знаете ли, само…»
А ведь само ничего не бывает.
И вот здесь я обычно начинаю рассказывать о Заповедях детским поэтам, тех самых, которым Чуковский посвятил в своей знаменитой книжке о детской психологии целую главу.
Так сложилось, что литературная премия его имени вручается, как правило, за стихи, все лауреаты — поэты (некоторые, впрочем, выпускают и прозаические книжки, причем в прозе они не менее популярны и знамениты, хотя их рассказы и повести обращены скорее к тем, кто уже учится читать самостоятельно).
Правда, иногда премия может присуждаться и не за создание художественных произведений, но это связано только с одной из четырех номинаций, формулировка которой звучит несколько «канцеляристски»: «За плодотворную деятельность, стимулирующую интерес детей к чтению, к отечественной детской литературе». Впрочем, мое «иногда» пока относится к двум случаям: во-первых, к последней церемонии, когда в этой номинации объявили имя легендарной радиожурналистки Жанны Переляевой, создательницы программ «Когда папа был маленьким» и «Литературная аптека». Четверть века тому назад Валентин Берестов назвал ее «надеждой детских писателей». Долгие годы Жанна Переляева воплощает своим радиотрудом значение старинного слова служение . И во-вторых, два года тому назад в этой номинации премировали детский журнал «Кукумбер», где вся творческая нагрузка ложится на плечи поэта и переводчика, выпускающего редактора этого журнала Дины Крупской.
