1927
НАШЕМУ ЮНОШЕСТВУ
На сотни эстрад бросает меня,на тысячу глаз молодежи.Как разны земли моей племена,и разен языки одежи!Насилу,пот стирая с виска,сквозь горло тоннеля узкогопролез.И, глуша прощаньем свистка,рванулсякурьерскийс Курского!Заводы.Березы от леса до хатбегут,листками вороча,и чист,как будто слушаешь МХАТ,московский говорочек.Из-за горизонтов,лесами сломанных,толпа надвигаетсямазанок.Цветисты бочкаиз-под крыш соломенных,окрашенные разно.Стихов навезите целый мешок,с талантаможете лопаться —в ответснисходительно цедят смешокустаукраинца-хлопца.Пространства бегут,с хвоста нарастав,их жаритсолнце-кухарка.И поездужебежит на Ростов,далеко за дымный Харьков.Поля —на мильоны хлебных тонн —как будтоих гладят рубанки,а в хлебной охресеребряный Донблеститпозументом кубанки.Ревем паровозом до хрипоты,и вотначалось кавказское —то головы сахара высят хребты,тo в солнце —пожарной каскою.Лечуущельями, свист приглушив.Снегов и папах седины.Сжимая кинжалы, стоят ингуши,следятиз седлаосетины.Верхгор —лед,низжарпьет,и солнце льет йод.Тифлисцевузнаешь и метров за сто:гуляют часами жаркими,в моднейших шляпах,в ботинках носастых,этакими парижаками.По-своемувсякийзубрит азы,аж цифры по-своему снятся им.У каждого третьего —свой языки собственная нация.Однажды,забросив в гостиницу хлам,забыл,где я ночую.Яадреспо-русскиспросил у хохла,хохол отвечал:– Нэ чую. —Когда ж переходятк научной теме,имрамки русскогоузки;с ТифлисскойКазанская академияпереписывается по-французски.И яПариж люблю сверх мер(красивы бульвары ночью!).Ну, мало ли что —Бодлер,Малармеи эдакое прочее!Но нам ли,шагавшим в огне и водегодамиборьбой прожженными,раститьна смену себебульвардьефранцузистыми пижонами!Используй,кто был безъязык и гол,свободу Советской власти.Ищите свой кореньи свой глагол,во тьму филологии влазьте.Смотрите на жизньбез очков и шор,глазами жадными цапайтевсе то,что у вашей земли хорошои что хорошо на Западе.Но нету местазлобы мазку,не мажьте красные души!Товарищи юноши,взгляд – на Москву,на русский вострите уши!Да будь яи негром преклонных годови то,без унынья и лени,я русский бы выучилтолько за то,что имразговаривал Ленин.КогдаОктябрь орудийных бурьпо улицамкровью лился,я знаю,в Москве решали судьбуи Киевови Тифлисов.Москвадля насне державный аркан,ведущий земли за нами,Москване как русскому мне дорога,а как огневое знамя!Триразных истокаво мнеречевых.Яне из кацапов-разинь.Я —дедом казак, другим —сечевик,а по рожденьюгрузин.Триразных каплив себе совмещав,беру яправо вот это —покрытьвсесоюзных совмещан.И вашихи русопетов.
1927
ПО ГОРОДАМ СОЮЗА
Россия – все:и коммуна,и волки,и давка столиц,и пустырьная ширь,стоводная удаль безудержной Волги,обдорская темьи сиянье Кашир.Лед за пристанью за ближней,оковала Волга рот,это красный,это Нижний,это зимний Новгород.По первой реке в российском сторечьескользим…цепенеем…зацапаны ветром…А за волжским доисторичьемкресты да тресты,да разные «центро».Сумятица торга кипит и клокочет,клочки разговорови дымные клочья,а к ночине бросится говор,не скрипнут полозья,столетняя зелень зигзагов Кремля,да под луной,разметавшей волосья,замерзающая земля.Огромная площадь;прорезав вкривь ее,неслышную поступь дикарских лапсквозь северную Скифиюя направляюв местный ВАПП.За версты,за сотни,за тыщи,за массуза это время заедешь, мчась,а мыползли и ползли к Арзамасусо скоростью верст четырнадцать в час.Напротивсели два мужичины:красные бороды,серые рожи.Презрительно буркнул торговый мужчина:– Сережи! —Один из Сережейполез в карман,достал пироги,запахнул одеждуи всю дорогу жевал корма,ленивые фразы цедя промежду.– Конешно…и к Петрову…и в Покров…за то и за это пожалте процент…а толку нет…не дорога, а кровь…с телегой тони, как ведро в колодце…На што мой конь – крепыш,аж и онсломал по яме ногу…Раз тыправительство,ты и должончинить на всех дорогах мосты. —Тогдана неговторой из Сережприщурил глаз, в морщины оправленный.– Налог-то ругашь,а пирог-то жрешь… —И первый Сережа ответил:– Правильно!Получше двадцатого,что толковать,не голодаем,едим пироги.Мука, дай бог…хороша такова…Но што насчет лошажьей ноги…взыскали процент,а мост не пролежать… —Баючит езда дребезжаньем звонким.Сквозь дремувсе времяпро мост и про лошадьдо станции с названьем «Зименки».На каждом домесоветский вензельзовет,сияет,режет глаза.А под вензелямив старенькой Пензестарушьим шепотом дышит базар.Перед нэпачкой баба седаотторговывает копеек тридцать.– Купите платочек!У насзавсегдазаказываласама царица… —Морозным днем отмелькала Самара,за нейначались азиаты.Верблюдинасенопровозит, замаран,в упряжку лошажью взятый.Университет —горделивость Казани,и стены егои донынехранятлюбовнейшее воспоминаниео великом своем гражданине.Далекоза годымысль катя,за лекции университета,он думал про битвыи красный Октябрь,идя по лестнице этой.Смотрю в затихший и замерший зал:здеськаждые десять на стоего повадкой щурят глазаи так же, как он,скуласты.И смертикоснуться егоне посметь,стоиту грядущего в смете!Внимаютюношистрофам про смерть,а сердцем слышат:бессмертье.Вчерашний деньубог и низмен,старьяпремного осталось,но сердце классагорит в коммунизме,и класса грудьне разбить о старость.
1927
МОЯ РЕЧЬ НА ПОКАЗАТЕЛЬНОМ ПРОЦЕССЕ ПО СЛУЧАЮ ВОЗМОЖНОГО СКАНДАЛА С ЛЕКЦИЯМИ ПРОФЕССОРА ШЕНГЕЛИ
Я труежедневновзморщенный лобв раздумьео нашей касте,и я не знаю:поэт —поп,поп или мастер.Вокруг менятолпа малышей, —едва вкусившие славы,а волосужеотрастили до шейи голос имеют гнусавый.И, образ подняв,выходят когдана толстожурнальный амвон,я,каюсь,во храмервусь на скандал,и крикнуть хочется:– Вон! —А вызовут в суд, —убежденно гудя,скажу:– Товарищ судья!Как знамя,башкудержу высоко,ни дух не дрожит,ни коленки,хоть я и слыхалпро суровыйзаконот самогоот Крыленки.Законыне знают переодевания,а безпреувеличенности,хулиганство —этоозорные деяния,связанныес неуважением к личности.Я знаюлюбого закона лютей,что личностьуважить надо,ведь масса —этомного людей,но масса баранов —стадо.Не зряэту личностьрожает класс,лелеетдо нужного часа,и двинет,и в сердце вложит наказ:"Иди,твори,отличайся!"Идети горитдокрасна,добела…Да что городить околичность!Я,если бы личность у них была,влюбился б в ихнюю личность.Но где ж их лицо?Осмотрите в момент —без плюсов,без минусов.Дыра!Принудительный ассортиментиз глаз,ушейи носов!Я зубы на этом деле сжевал,я знаю, кому они копия.В их песняхпоповская служба жива,они —зарифмованный опиум.Для васвопрос поэзии —нов,но эти,видите,молятся.Задача их —выделка дьяконовиз лучших комсомольцев.Скрываетученейший их богословв туман вдохновения радугу слов,как чашискрываютцерковные.А яраскрываюмое ремесло,как радость,мастером кованную.И я,вскипяс позора с того,ругнулсяи плюнул, уйдя.Но ругань моя —не озорство,а долг,товарищ судья. —Я сел,разбившидоводы глиняные.И вотобъявляется приговор,так сказать,от самого Калинина,от самоготоварища Рыкова.Судьей,расцветшим розой в саду,объявленотоном парадным:– Маяковскогопо судусчитатьбезусловно оправданным!
1927
