1927
ЧУДЕСА!
Как днище бочки,правильным дискомстоялалунанад дворцом Ливадийским.Взошла над землейи пошла заливать ее,и льется на море,на мир,на Ливадию.В царевых дворцах —мужики-санаторники.Луна, как дура,почти в исступлении,глядятглазаблинорожия плоскогов афишу на стенах дворца:"Во вторниквыступлениетоварища Маяковского".Сам самодержец,здесь же,рядом,гонял по залами по биллиардам.И вот,где Романовдулся с маркерами,шарыложапод свитское ржание,читаю якрестьянамо форместихов —и о содержании.Звонок.Лунаотодвинулась тусклая,и я,в электричестве,стою на эстраде.Сидят предо мноюрязанские,тульские,почесывают бороды русские,ерошат пальцамирусые пряди.Их лица ясны,яснее, чем блюдце,где надо – хмуреют,где надо —смеются.Пусть тот,кто Советамне знает цену,со мною станетот радости пьяным:где можноещечитать во дворце —что?Стихи!Кому?Крестьянам!Такую странуи сравнивать не с чем, —где ещемыслимыподобные вещи?!И думаю яобо всем,как о чуде.Такое настало,а что еще будет!Вижу:выходятпосле лекциидва мужикаслоновьей комплекции.Уселисьвдвоемпод стеклянный шар,и первыйвторомузаметил:– Мишка,оченно хороша —этапоследняябыла рифмишка. —И долго ещегудят ливадийцына желтых дорожках,у синей водицы.
1927
МАРУСЯ ОТРАВИЛАСЬ
Вечером после работы этот комсомолец уже не ваш товарищ. Вы не называйте его Борей, а, подделываясь под гнусавый французский акцент, должны называть его «Боб»…
«Комс. правда».
В Ленинграде девушка-работница отравилась, потому что у нее не было лакированных туфель, точно таких же, какие носила ее подруга Таня…
«Комс. правда».
Из тучки месяц вылез,молоденький такой…Маруська отравилась,везут в прием-покой.Понравился Маруськеодинс недавних пор:нафабренные усики,Расчесанный пробор.Он былмонтером Ваней,но…в духе парижан,себеприсвоил званье:«электротехник Жан».Он говорил ей частоодну и ту же речь:– Ужасное мещанство —невинностьзряберечь. —Сошлись и погуляли,и хмуритЖанлицо, —нашел он,чтоу Ляликрасивше бельецо.Марусе разнесчастнойсказал, как джентльмен:– Ужасное мещанствосемейныйэтотплен. —Он с нейрассталсяровночерез пятнадцать дней,за то,что лакированныхнет туфелек у ней.На туфлиденег надо,а денегнет и так…СебеМарусяядукупилана пятак.Короткойжизниточка.– Смер-тель-ныйя-ядиспит… —В малиновом платочкев гробуМарусяспит.Развылся ветер гадкий.На вечер,ветру в лад,в ячейкеоб упадкепоставилидоклад.
Почему?
В сердцебез лесенкилезутэти песенки.Где родинаэтихбездарных романсов?Там,где белыелаются моською?Нет!Эту песнюродила масса —нашакомсомольская.Легковрагапродырявить наганом.Или —голову с плеч,и саблю вытри.А каксейчаснащупать врага нам?Таится.Хитрый!Во что б ни обулись,что б ни надели —обноскибуржуеву нас на теле.И неттебепути-прямика.Нашейкультуришкебез году неделя,а ихней —века!И растутчерныедурнии дуры,ничем не защищенныеот барахла культуры.На улицу вышел —глаза разопри!В каждой витринебуржуевы обноски:какая-нибудьшляпас пером «распри»,и туфлипоказываютлакированные носики.Простенькуюблузу нами надеть конфузно.На улицах,под руководствомГарри Пилей,расставилосетиСовкино, —от нашейсегодняшнейтрудной былиуноситк жизни к иной.Тамни единогони Ваньки,ни Пети,одниЖанны,одниКэти.Толча комплименты,как воду в ступке,людисовершаютблагородные поступки.Всебароны,графы – все,живутпо разнымроскошным городам,ограбяти скажут:– Мерси, мусье, —изнасилуюти скажут:– Пардон, мадам. —На лентекаждая —графиня минимум.Перо в шляпуда серьги в уши.Куда жесравнитьсяс такими графинямизаводскойФеклуше да Марфуше?И мальчикипачкамистреляют за нэпачками.Нравятсямальчикамв маникюре пальчики.Играютэтим пальчикомнэпачкина рояльчике.А сунешься в клуб —речь рвотная.Чешутязыкамичиновноустые.Раз международное,два международное,но нельзя же до бесчувствия!Напротив клубадверь пивнушки.Веселье,грохот,как будто пушки!Стараетсяразнаямузыкальная челядьпианинитьи виолончелить.Входите, товарищи,зайдите, подружечки,выпейте,пожалуйста,по пенной кружечке!
Что?
Кроюпиво пенное, —только что вамс этого?!Что даю взамен я?Что вам посоветовать?Хорошои целоваться,и вино.Но…вино и поэзия,и еслиеехоть разпо-настоящемуиспили рты,еене заменитникакое питье,никакие пива,никакие спирты.Помниежедневно,что тызодчийи новых отношенийи новых любовей, —и станеетерундовымлюбовный эпизодчиккакой-нибудь Любык любому Вове.Можно и кепки,можно и шляпы,можнои перчатки надеть на лапы.Но нетна светепрекрасней одежи,чем бронза мускулови свежесть кожи.И еслиподыметесьчисты и стройны,любуюодежузаказывайте Москвошвею,и…лучшиедевушкинашей странысамибросятсявам на шею.
1927
ПИСЬМО К ЛЮБИМОЙ МОЛЧАНОВА, БРОШЕННОЙ ИМ,
как о том сообщается в N 219 «Комсомольской правды» в стихе по имени «Свидание»
Слышал —вас Молчанов бросил,будтоонпредпринял это,видя,что у васпод осеньнет«изячного» жакета.На косынкуцвета синькисмотрит они цедит еле:– Что выходите в косынке?Да и…мордой постарели?Мнепожалтегрудь тугую.Ну,а еслинету этаких…Мы найдем себе другуюв разызысканной жакетке. —Припомадясьи прикрасясь,этугадостьвливши в стих,хочетонмарксистский базиспод жакеткуподвести."За боль годов,за все невзгодыглухим сомнениям не быть!Под этим мирным небосводомхочу смеятьсяи любить".Сказано веско.Посмотрите, дескать:шел я верхом,шел я низом,строилмост в социализм,не достроили устали уселсяу моста.Травкавырослау моста,по мостуидут овечки,мы желаем– очень просто! —отдохнутьу этой речки.Заверните ваше знамя!Перед намиясность вод,в бок —цветочки,а над нами —мирный-мирный небосвод.Брошенная,не бойтесь красивого слогапоэта,музой венчанного!Простои строгоответьтена лиру Молчанова:– Прекратите ваши трели!Я не знаю,я стара ли,но вы,Молчанов,постарели,выи ваши пасторали.Знаю я —в жакетах в этихна Петровкебабья банда.Этипольские жакеткик нампровозятконтрабандой.Чем, служау музпо найму,на моетряпьекоситься,вы биндустриальным займомпомоглирожденьюситцев.Череп,што ль,пустеет чаном,выбилмыслигрохот лирный?Это где жевы,Молчанов,небосводузрелимирный?В гущуваших роздыхов,под цветочки,на рекузаграничным воздухомне доносит гарьку?Илиза любовной блажьюне видатьугрозу вражью?
Литературная шатия,успокойте ваши нервы,отойдите —вы мешаетемобилизациям и маневрам.
1927
«МАССАМ НЕПОНЯТНО»
Между писателеми читателемстоят посредники,и вкусу посредникасамый средненький.Этакихсредненькихиз посреднической ратитыщаи в критикахи в редакторате.Куда бымысль твояни скакала,этотвсеозирает сонно:– Ячеловекдругого закала.Помню, как сейчас,в стихаху Надсона…Рабочийне любитстрочек коротеньких.А ещепосредниковкроет Асеев.А знаки препинания?Точка —как родинка.Выстих украшаете,точки рассеяв.Товарищ Маяковский,писали б ямбом,двугривенныйна строчкуприбавил вам бы. —Расскажетнесколькосредневековых легенд,объяснениечаса на четыре затянет,и ко всемуприсказываетунылый интеллигент:– Васне понимаютрабочие и крестьяне. —Сникаетавторот сознания вины.А этот самыйкритик влиятельныйкрестьянинавиделтолько до войны,при покупкена даченожки телятины.А рабочихи того менее —случайнодвухво время наводнения.Гляделис мостана места и картины,на разлив,на плывущие льдины.Критикобошел умиленнодвух представителейиз десяти миллионов.Ничего особенного —руки и груди…Люди – как люди!А вечеромза чаемсидел и хвастал:– Я вотзнаюрабочий класс-то.Ядушупрочелза их молчаньем —ни упадка,ни отчаяния.Кто можетчитатьсяв этаком классе?Только Гоголь,только классик.А крестьянство?Тоже.Никак не иначе.Как сейчас помню —весною, на даче… —Этакие разговорчикиу литераторову насчастозаменяютзнание масс.И идутдореволюционного образцатворения слова,кистии резца.И в массуплыветинтеллигентский дар —грезы,розыи звон гитар.Прошуписателей,с перепугу бледных,броситьвысюсюкиватьстихи для бедных.Понимаетведущий класси искусствоне хуже вас.Культурувысокуюв массы двигай!Такую,как и прочим.Нужнаи понятнахорошая книга —и вам,и мне,и крестьянам,и рабочим.
1927
