рядом с ними и завещал похоронить себя Менахем Бегин — а не на национальном кладбище на горе Ѓерцля, рядом с Зеевом Жаботинским, Леви Эшколем, Голдой Меир и другими выдающимися людьми.
Фактически Бегин написал это завещание до смерти Ализы; потому и она была погребена на Масличной горе, чтобы ему быть потом похороненным рядом с нею. Рядом с Ализой, Файнштейном и Баразани Бегин должен был навечно пребывать среди своих близких. Он возвращался в «боевую семью», которую он так любил с первых лет своей жизни в Палестине, и, благодаря его последней воле, Эцель обретал еще большую значимость в общем контексте истории Израиля.
Сообщение о смерти Бегина стало главной новостью всех утренних программ. Похороны были назначены в тот же день, на четыре часа пополудни. По его просьбе, не было ни почетного караула, ни церемонии прощания с телом покойного[637]. Через несколько часов после сообщения около 75 тысяч человек, желавших проститься с Бегином, образовали траурную процессию, заполнившую иерусалимские улицы; погода в тот день была солнечной, но прохладной.
Толпы народа запрудили улицы на подходе к Масличной горе. Движение транспорта остановилось. У могилы было место только для семьи Бегина, нескольких официальных лиц и самых близких друзей. Несмотря на транспортные пробки, люди готовы были пройти немалое расстояние, чтобы только приблизиться к кладбищу[638]. Пришедшие на похороны Бегина представляли все слои израильского общества: молодые и пожилые, ашкеназы и сефарды, религиозные и светские, официальные лица и простые люди — граждане страны, созданной при его активном участии.
Гроба не было. По еврейской традиции, тело Менахема Бегина было закутано в белый саван и покрыто талитом. Постаревшие командиры Эцеля, в которых нелегко было узнать бравых юных бойцов, выполнявших много лет тому назад, по приказу Бегина, дерзкие операции против британских военнослужащих, несли деревянные носилки с его телом от подножья Масличной горы, по гравийной дорожке, к месту погребения. Яаков Меридор, принявший командование Эцелем после гибели Давида Разиэля и затем убедивший Бегина занять его место, шел рядом с носилками. Там же были и Ицхак Шамир, и Ицхак Рабин, и Дан Меридор, и другие высшие руководители страны. И, разумеется, члены семьи Бегина: сын Бени с женой, дочери Хася с мужем и Леа, внуки Бегина.
Бени прочел кадиш, Кадишай произнес Эль мале рахамим («Бог, исполненный милосердия»). И затем, в виду Старого города Иерусалима, для защиты и вооружения которого Бегин приложил так много усилий, и в виду Нового города, тело Менахема Бегина было предано каменистой земле Масличной горы.
Бегин просил, чтобы на его похоронах не было никаких надгробных речей и никаких обрядов, кроме предусмотренных еврейской традицией. Но после того как могила была заполнена мешками земли из священного города Цфата — города, в котором похоронено немало бойцов Эцеля, казненных англичанами, — пожилые люди, ветераны Эцеля, запели гимн, слова которого предопределили их жизненный путь и изменили ход еврейской истории:
Из праха и пепла,
Из пота и крови
Поднимется племя —
Великое, гордое племя…
Эпилог
Две революции и непростой вопрос
Но не хотел народ внимать голосу Шмуэля и сказал: нет, только царь пусть будет над нами.
Шмуэль I, 8:19
Шестого июля 1958 года, через десять лет после провозглашения Израилем независимости, в речи, посвященной Дню независимости США, Менахем Бегин говорил о роли американской революции для сионистского движения. Постоянно помня о великих жертвах — казненных англичанами бойцах Эцеля и Лехи, — Бегин провозгласил:
Сто восемьдесят два года тому назад тринадцать американских колоний, существовавших под гнетом власти Георга III, восстали и объявили о своей независимости и о вере в свободу человека. Начавшаяся война потребовала от американских колонистов огромных жертв и стала свидетелем многочисленных актов героизма. Американцы справедливо назвали эту войну против иностранных угнетателей Войной за независимость.
Одним из американских борцов за свободу был Натан Хэйл, казненный англичанами за участие в разведывательной миссии по сбору информации о перемещениях британских войск. Перед повешением он сказал: «Я сожалею лишь о том, что у меня есть всего одна жизнь, чтобы отдать ее за мою страну». Все американцы склоняют головы в память об этом человеке…[639].
Об Американской революции Бегин говорил неоднократно. В статье, написанной к 35-й годовщине со дня смерти Зеева Жаботинского, он свел воедино два отрывка из писем Томаса Джефферсона, адресованных Джеймсу Медисону и Уильяму Стивену Смиту. «Я полагаю, что происходящие время от времени небольшие возмущения и беспорядки следует расценивать положительно, поскольку они так же необходимы в политическом мире, как грозы в мире физическом». И еще Бегин цитирует известную фразу Джефферсона: «Дерево свободы нужно поливать время от времени кровью патриотов и тиранов, это для него естественное удобрение»[640].
Совершенно естественно, что Бегин воспринимал сионистскую революцию в свете воззрений американских революционеров-патриотов, живших за 175 лет до его времени. Ведь, в конечном итоге, у американской и сионистской революций было много общего. И те, и другие вдохновлялись стремлением народа к свободе после долгого периода угнетения, причем их преследования в немалой степени были основаны на религиозных мотивах. И те, и другие стремились к изгнанию англичан с территорий, на которых они (и американские колонисты, и сионисты) намеревались создать свои независимые государства — а в случае Израиля речь вообще шла о той территории, на которой независимый еврейский народ жил много веков тому назад. И те, и другие создали достойное восхищения демократическое общество. Обе революции были насильственными.
Наиболее интересным является, пожалуй, то обстоятельство, что обе эти революции относились к числу тех немногих, за которыми не последовало безудержное кровопролитие. Как отмечал в этой связи Джозеф Эллис, романтический летописец раннего периода истории США, «во время американской революции, равно как и всех других мировых революций, различные группы и течения, объединившись в едином стремлении сбросить правящий режим, осознали затем, после своей победы, фундаментальное различие и политическую несовместимость своих намерений»[641]. Далее Эллис указывает на отличие американской революции от большинства других восстаний и переворотов, указывая при этом на «французскую, русскую и китайскую революции, равно как и на многочисленные движения за национальную независимость в Африке, Азии и Латинской Америке». Как правило, отмечает Эллис, «победивший революционный класс проводил политику массовых репрессий в отношении своих сторонников, которые порой достигали масштабов геноцида»[642]. Этого, однако, не случилось ни в Соединенных Штатах, ни в Израиле. Сходство
