своими коллегами (ни один из коих, впрочем, не знал так же много, как
он), превратилась в проблему…
— Это во время такой поездки ты впервые убил людей?
— Да. Беспомощен я не был. И все же на какое-то время, когда Видден
находился практически на осадном положении, эти поездки пришлось
прервать; но вот, наконец, обе партии вынуждены были хотя бы на время
свернуть активные боевые действия, дабы зализать раны, и, хотя дороги
все равно оставались небезопасны, появилась, по крайней мере,
возможность беспрепятственно въезжать в города и покидать их. Я уже
планировал поездку в один отдаленный монастырь, располагавший обширной
библиотекой; теоретически мирянину проблематично проникнуть в такое
место, но настоятель монастыря за мзду пустил бы дьявола в собственную
келью, не то что скромного ученого в книгохранилище. Однако учитель
неожиданно дал мне другое поручение, совсем не научного свойства: он
послал меня с письмом к своему поверенному в город Финц, откуда сам был
родом и где некогда у его отца было собственное торговое предприятие.
После смерти отца учитель, которому тогда было немногим больше двадцати,
продал бОльшую часть этого предприятия и употребил полученные деньги на
покупку книг и свои исследования, однако некоторую долю в семейном
бизнесе все же сохранил за собой, дабы иметь постоянный источник дохода.
Доход был, на самом деле, не слишком постоянным, а с началом войны и
последовавшим упадком торговли все пошло еще хуже. Мы уже давно не
получали денег из Финца. Правда, письма от поверенного, занимавшегося
этой частью имущества учителя, несколько раз доходили, и, по его словам,
определенная сумма там все же скопилась, но не было надежной оказии,
чтобы отослать ее в Видден. И вот теперь мне, очевидно, предстояло
решить этот вопрос. В самом деле, я был единственным человеком, кому
учитель мог доверить такое поручение. Как сейчас помню день, когда я
выехал. Была ранняя весна, на небе ни облачка — одна лишь свежая, чистая
синева от горизонта до горизонта, и солнце сияло, как надраенное,
отражаясь в лужах, которые выглядели вовсе не грязными, а сине-золотыми.
Казалось, в самом воздухе разлито ощущение мира, покоя и… какой-то
надежды, что ли…
В этот момент что-то тупо ударилось в стену снаружи. Я замолк,
прислушиваясь. Почти сразу же что-то отрывисто шуркнуло по соломенной
крыше, затем еще. Раздался неразборчивый крик — вероятно, часового — и в
окно, разгораясь, потек неровный оранжево-багровый свет.
И не только в окно. Такой же свет пробивался сквозь щели между
досками у нас над головами.
— Пожар! — воскликнула Эвьет, вскакивая с кровати. Я последовал ее
примеру, но чуть замешкался, не сразу найдя во мраке сапоги. Над головой
уже трещало, и сквозь щели тянуло дымом — сухая солома разгорается очень
быстро.
— Осторожно на выходе — может быть засада! — крикнул я Эвелине, уже
бежавшей к двери, и, натянув, наконец, сапоги и подхватив меч, помчался
следом за ней.
Мы выскочили на улицу, низко пригибаясь и сразу же резко сворачивая
от двери в разные стороны. Но эта предосторожность оказалась излишней -
снаружи нас никто не поджидал. Уже почти все дома деревни горели, а тем,
что еще стояли темные и нетронутые, несли ту же участь горящие стрелы,
летевшие по навесным траекториям откуда-то из темноты. Неизвестные враги
знали, что делают, стреляя по соломенным крышам. Шансов спасти дома в
такой ситуации не было.
Никто и не пытался это сделать. В первые мгновения царил полный
хаос — люди кричали, метались по улице — кто в одежде, кто полуголый, но
с оружием, кто-то босиком, но в кольчуге… Двое солдат чуть не зарубили
друг друга, взаимно приняв другого за противника. Мимо нас с диким
ржанием промчалась обезумевшая лошадь с горящим хвостом — мы едва успели
отпрянуть с ее пути.
— Верный! — я побежал к сараю, где мы оставили нашего коня и лошадь
Эвьет.
Сарай еще не горел, но животные, конечно, чувствовали происходящее.
Изнутри доносилось испуганное ржание. Едва я отодвинул засов, как
сильный удар изнутри распахнул створку ворот, и Верный вырвался на
свободу, а за ним — и его временная спутница. Но, если мой конь, завидев
хозяина, остановился, то грифонская лошадь, ужаленная искрами с
охваченной огнем крыши дома, помчалась дальше. Эвьет благоразумно не
пыталась ее остановить.
Я вбежал во мрак сарая, чтобы забрать сбрую. Ирония судьбы -
посреди горящей деревни мне остро не хватало факела. Все же мне удалось
на ощупь сгрести все в охапку и выскочить обратно. На крыше сарая уже
пылал пук занесенной горячим воздухом соломы.
Меж тем сквозь треск пламени и ржание перепуганных коней над
гибнущей деревней уже разносился громкий голос Контрени. Надо отдать ему
должное — всего несколькими уверенными командами ему удалось
восстановить порядок среди своих людей. Он кричал, чтобы первым делом
спасали лошадей, но кому-то — вероятно, из числа караульных — велел
залечь на месте и глядеть в оба. Я понял, что противника, видимо, еще
нет в селе.
Я закончил со сбруей и вскочил в седло; мгновение спустя Эвьет
устроилась за моей спиной, держа наготове свое любимое оружие. Теперь
она усвоила урок и готова была стрелять во всякого, кто будет нам
угрожать, не думая о том, что напавшие на грифонский отряд для нее свои.
Мне необходимо было быстро решить, что делать. Для того, чтобы
расстаться с лангедаргцами, не прощаясь, момент был подходящий — если,
однако, забыть о противнике, затаившемся во мраке за околицей. Всякий,
кто выедет из деревни, наверняка станет желанной целью для неведомых
лучников. С третьей стороны, вне зоны, озаренной светом пожара, по нам
будет непросто попасть…
Мои сомнения разрешила Эвьет, очевидно, понявшая, о чем я думаю:
— Я остаюсь, Дольф. Контрени еще жив, и он мой. Если считаешь, что
тебе безопасней уехать, я не буду тебе мешать.
— У нас контракт, баронесса, — усмехнулся я. — Только не стреляй в
него сейчас. Без командира будет хаос, и нас тут всех перебьют.
— Я понимаю, — спокойно ответила она.
Мимо проскакали в направлении околицы двое кавалеристов, один из
которых на миг притормозил возле нас. Я видел, как его рука дернулась к
мечу, но он тут же вспомнил, кто мы такие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
