началась свара вокруг престолонаследия, обернувшаяся войной Льва и
Грифона. Правда, вольный город Видден хранил нейтралитет, и основные
баталии разворачивались пока что вдали от него. Но для нас существовала
угроза более близкая. Помнишь, учитель упоминал о дурных слухах,
ходивших вокруг него? "Колдун", "чернокнижник", "еретик"… И об этом
шушукалась не только городская чернь, не только малограмотные лавочники.
К этим разговорам с хищным нетерпением прислушивалась инквизиция.
Церковники были давними врагами моего учителя — как, впрочем, и всякого
свободного и стремящегося к знаниям человека… Несколько написанных им
книг были запрещены церковной цензурой, и ему самому пришлось за свою
жизнь сменить несколько городов из-за опасности ареста. К счастью, эти
шакалы слишком бездарны и плохо организованы, чтобы устраивать охоту на
неугодных им по всей Империи — а в условиях войны это стало тем более
затруднительным… В Виддене ситуация складывалась благоприятнее, чем в
других местах — вскоре после своего прибытия в город мой учитель спас
малолетнего сына видденского бургомистра. Он вылечил ребенка, от
которого уже отказались городские врачи. Это обеспечило ему
благосклонность и покровительство видденских властей, благо тамошний
бургомистр бессменно занимал свой пост на протяжении многих лет.
Конечно, человеческая благодарность редко длится долго, но дело тут не
только в благодарности. Бургомистр понимал, что человек с такими
знаниями полезен. Действительно, учитель впоследствии неоднократно
пользовал по медицинской части и его самого. Но он был полезен не только
как врач. Когда всем стало ясно, что война будет долгой, и боевые
действия стали охватывать все большие территории, в том числе уже и не
слишком далекие от Виддена, городской совет обратился к моему учителю с
предложением о разработке и совершенствовании различных видов оружия.
Сам учитель презирал войну. Он называл ее "обычные дела животных",
намекая не только на геральдических зверей, ставших символами обеих
партий, но и на уровень интеллекта участников. Однако деньги,
выделявшиеся на военный заказ, были для нас очень даже не лишними. Кроме
того, позаботиться о безопасности города, где мы жили, и впрямь стоило.
Уже доходили слухи о том, что ни Лев, ни Грифон более не признают
суверенитета вольных городов. Тогда это были только слухи, это сейчас
невозможно представить, что армию могут остановить не крепкие стены и
хорошо вооруженный гарнизон, а какой-то там правовой статус,
пожалованный давно покойным правителем… В общем, учитель взялся за
разработку оружия для обороны города и добился в этом ничуть не меньших
успехов, чем в других сферах своей деятельности. Точнее говоря, мы
добились, ибо я тоже принимал в этом участие. Там были и простые
приспособления, например, раскладные треножники, на которые
устанавливались тяжелые арбалеты для повышения точности стрельбы, или
прицельные планки, позволяющие определить расстояние до цели по ее
видимому размеру — исходя из обычного человеческого роста — и тут же
сразу получить необходимый для стрельбы угол; учитель придумал даже
дополнительную шкалу с отклоняемой воздушным потоком пластинкой,
позволяющую учесть поправку на ветер. Были и изобретения посложнее,
включая целые боевые машины, приводимые в движение лошадьми. Самые
грандиозные из них так и остались макетами, но в любом случае городской
совет высоко ценил все эти разработки и, естественно, не позволил бы
тронуть столь полезного для города человека. Церковникам оставалось лишь
бессильно шипеть и витийствовать против "дьявольской прелести суетного
знания" на своих проповедях. Все-таки, хотя инквизиция имеет право
проводить собственное следствие, окончательное вынесение и исполнение
приговора — прерогатива светских властей. Обычно это — чистая
формальность, но не в таких случаях, как этот. И ссориться с городской
властью в условиях войны, когда город оказался практически отрезан не то
что от Святого престола, но и от резиденции архиепископа, церковники
явно не хотели. Но и окончательно сдаваться не собирались… Я на
протяжении многих лет даже и не знал всех этих подробностей. Меня
занимали наши исследования, почти все время я проводил в лабораториях и
библиотеке, а в город выходил редко, только тогда, когда этого требовало
какое-нибудь дело. Лишь когда я всерьез занялся медициной — а это было
на девятом году моей новой жизни — мне стало понятно, что "дурная
репутация" — это не просто косые взгляды и шушуканья. Мертвые тела для
анатомических исследований приходилось добывать с большими трудностями и
предосторожностями, и даже безобидный сбор растений в окрестных лугах и
лесах, как предостерег меня учитель, мог стать основанием для обвинения
в колдовстве. "Будь осторожен, Дольф, — говорил он мне, — меня они
тронуть не посмеют, но я не уверен, что, если ты дашь им повод, удастся
отстоять и тебя". Тем не менее, наша совместная работа продолжалась.
Город несколько раз переживал неприятные моменты, когда к его стенам
подходили вооруженные отряды то одной, то другой стороны — а то и просто
шайки разбойников и дезертиров — но всякий раз, оценив крепость
видденской обороны, они вынуждены были убраться. Затем наступило
некоторое затишье — во всяком случае, в наших краях. Надо сказать, что,
хотя бОльшую часть времени я не покидал дома, иногда я, напротив,
предпринимал довольно дальние поездки. Учителю не хотелось отпускать
меня в эти неспокойные времена, но делать было нечего — то были дела
такого рода, которые нельзя было доверить обычному малограмотному
посыльному. Скажем, приобрести какую-нибудь редкую книгу, или, если у
нас не хватало на это средств (что случалось заметно чаще), сделать из
нее обширные выписки. Или заказать у мастеров из другого города
какую-нибудь деталь механизма, которую мы не могли сделать
самостоятельно, и проследить, дабы она была изготовлена правильно.
Впрочем, по мере того, как война и порождаемый ею хаос все более
разрушали связи между различными провинциями и городами Империи, даже и
простая доставка писем, которыми мой учитель обменивался с некоторыми
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
