и пытают, требуя сдать товарищей. Потом предатель втихомолку награждается пряником иили долгое время шантажируется информацией, кто стукач, чтобы стучал дальше. Гаденько, подленько, но работает.
Здесь давят на совесть. Это серьезнее.
Аглая молитвенно сложила руки:
– С Глафирой и Феодорой, оказавшейся Фомой, у меня изначально не сложились отношения. Они пускали слухи обо мне, делали пакости, настраивали против меня подружек. У меня возникали дурные мысли, я гнала их. Не желала даже думать о мести. Но получилось, что именно я разоблачила преступников, теперь мучаюсь: не из чувства ли мести мое законопослушание?
– Дитя мое, – распростерла Аркадия руки в ее сторону, – Алла-всесвидетельница, да простит Она нас и примет, своей милостью вложила в твои уста главное слово. «Преступников». В отношении преступников нет обид, нет мести, нет сострадания. Нет ничего личного.
Аглая окинула всех взглядом, полным злорадства. Теперь только посмейте! Только пикните!
Сестрисса еще не закончила:
– Ибо преступивший закон… Клара!
Ее преосвященство смотрело на царевну кацармы и чего-то там еще, требуя продолжения.
– …сознательно поставил себя вне общества – общество обязано ответить тем же, – без запинки отрапортовала Клара.
– Из какого закона цитата?
– Из молитвы воспитания! – радостно отозвалась та.
Взгляд Аркадии одобрительно погладил ее.
– И да не дрогнет моя рука во исполнение закона… – Сестриссин взор перетек на тщательно прятавшую глаза Зарину и требовательно вспыхнул.
– … ведь закон справедлив, когда он выполняется, – незамедлительно отозвалась моя соседка, словно ее пнули, – всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. И да воздастся справедливым.
– Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! – троекратно завершил общий хор учениц.
Сестрисса не зря занимала свой пост. Она читала по лицам и видела сомнения.
– Я берегу честь и репутацию, ведь потом они сберегут меня… Зарина, откуда?
– Молитва возвышения!
– Я слушаю умных… Продолжайте!
– …Но верю только верным. В этом состоит мудрость. Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать. Я так живу и примером учу детей. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!
Сестрисса Аркадия довольно двинула уголками губ.
– Кто еще хочет обличить недостойную ближнюю свою? – громом в джунглях упало опасное для меня. – Отбросьте сомнения. Скажите открыто. Сейчас. При всех. Очистите совесть.
Девочки молчали. Некоторые внимательно изучали друг дружку, ища того, кто осмелится. Но больше глядели в траву с видом «А чо я? Я ничо». Мелкие грешки, пусть даже мысли, были у каждой. Иначе не бывает, если ты не робот. Роботов среди нас не было. Если были, то хорошо скрывались.
Тишина вызвала у сестриссы недовольство.
– Сокрытое есть грех, – напомнила она с намеком. – Грех есть осознанное нарушение закона. Нарушение закона есть противопоставление себя обществу, принявшему вас в свои ряды. И вы еще сомневаетесь?
С тревогой я наблюдал, как борется с собой Зарина. Как расправляются и вновь съеживаются нежные плечики. Как радостно взлетают и снова опускаются брови. Краснеет и затем бледнеет лицо. Морщинки на лбу собираются то в вертикальные, то в горизонтальные недолговечные компании.
К моему ужасу метания Зарины заметил не только я. Сестрисса, одновременно следившая за всеми, снова отметила мою соседку.
Сомнения покинули Зарину. Она вскинула просветленное лицо. Еще секунда, откроется милый ротик и…
– Аглая с Варварой по ночам ходят к войникам, – громко сказал я.
Тот самый эффект разорвавшейся бомбы. Там, где никто не ждал. Бомбили пустыню, взорвалось море. Я смотрел на сестриссу, но чувствовал, как сбоку взгляд ночной королевы испепеляет, поджаривая кусочек за кусочком. Искоса я видел обалдевший лик Варвары, не считавшей подчинение грехом и оттого выпавшей за грань разумения. И упавшую челюсть Зарины, мгновенно забывшей о собственных терзаниях. И странное выражение на лице Томы: неодобряющее, неотвергающее, непринимающее, непонимающее…
– Ангел прав? – перенеслось внимание сестриссы на отмеченных девушек.
Собственно, теперь на них смотрели все.
– Как бы да… – замямлила Варвара, собираясь с мыслями, – но это потому, что…
– Ничего особого не было! – перебила ее Аглая.
– Почему не признались сами?
– Ходить в гости – не грех, – агрессивно бросила Аглая. – Закон не запрещает.
Варвара покраснела.
Аркадия не приняла:
– Ангел так не считает.
Аглая зло оглянулась на меня:
– Ангел сам ходил с нами.
Все лица одновременно обернулись на меня. Включая те, которыми я дорожил. И так подставился…
Они не представляют, с кем связались. Ну-ка, Софа-Софочка-Софист, сделай им красиво.
– Ангел не знал, куда его пригласили, – ехидно покосившись на Аглаю, ответствовал я в третьем лице. Для надежности. Не хватало завалиться в разборках, использовав не тот род.
Вектор интереса двух десятков лиц синхронно переместился на Аглаю. Та вспыхнула, как подожженный порох в гильзе пистолета, направленного мне в висок:
– Спросите войников! Они подтвердят. Все-все подтвердят.
– Я поняла, – сделала вывод сестрисса. – Вы согрешили. В большом или малом – каждая пусть решит сама. В школе я гость и не буду принимать решения. Чапа, на тебе был грех, но ты исправилась, встав на сторону справедливости, и не понесешь наказания. Аглая, Варвара и все остальные! Берите пример с Чапы. Не у каждой хватило сил. Не всем достало благоразумия. Кто-то испугался справедливого наказания, кто-то – несправедливой возможной мести соучениц. Но мы только что говорили о неправедности мести. «Не враждуй на сестру свою в сердце своем, и обличи ближнюю свою, и не понесешь греха. Не мсти и не имей злобы на ближних своих. Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их, и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить».
Обведя грозным взором учениц, не смевших ни вздохнуть, ни пошевелиться, сестрисса прибавила:
– Аглая и Варвара, после ужина доложите о содеянном цариссе Дарье.
– Но… – попыталась оспорить Аглая.
У Варвары просто навернулись слезы.
– Вопрос закрыт. Кстати, о цариссе. – Глаза Аркадии остановились на Карине. – Я слышала, что ты просила руки достойного войника и тебе не отказали?
– Да, ваше преосвященство. – Карина склонила голову как можно ниже.
Вокруг снова зашушукались.
– Родословная войника Никандра извилиста, как тропа в лесу, – замысловато произнесла Аркадия.
Тревожный шепот вполз в уши противным тараканом. Карина не смела поднять глаз.
На заднем плане плотники закончили с объемной конструкцией и громко грузились на телеги. Сквозь шум пробился голос сестриссы:
– Мать объявленного невестора Никандра – войница Фекла Прасковьина, двоюродная сестра царевича Феофана Варфоломеина, твоего четверодителя.
Шепот на поляне уже не скрывался, доносились и распознавались не только отдельные слова, но целые фразы. Не в пользу Карининого брака.
Аркадия сообщила:
– При определении степени родства в основу закладывается худший допуск. Карина Варфоломеина, дитя Феофана, Ерофея и Алексия Варфоломеиных, законом признается троюродной сестрой своему избраннику.
