оставил в живых исключительно из ностальгии, и иногда от скуки приглядывал за тобой. Так боги смотрят на своих смертных детей: и смехотворно, и мерзко, и в то же время есть что-то родное…
Меня тошнило от его слов.
– Но когда оказалось, что пэйярту застрял в Тилвасе Талвани, мы поняли, что ты можешь помочь избавиться от Белого Лиса навсегда. Однако ты не смогла сыграть по нотам даже эту простую партию – бесполезная воровка!.. Мы долго гонялись за вами. И когда ты сделала что-то такое, что Хозяин перестал чувствовать твой запах, нас озарило.
«Нас». «Мы». «Нам».
«Ты не только трус, ты еще и собственного я не имеешь. Рыба-прилипала», – хотелось сказать мне, но из-за заклинания я продолжала недвижимо ждать, пока старая схема на моей спине обновлялась, истекая свежей кровью.
– «И как же вас озарило?» – наверное, думаешь ты, – продолжал жеманничать колдун. Жаль, что я не могла его разочаровать. – Просто Хозяин понял, что ему будет скучно, когда вы с Тилвасом исчезнете… Он успел привязаться к вам. Поэтому с пэйярту мы заведем новую игру, куда более интересную, чем просто смерть, а тебя доделаем и оставим себе. Будет здорово.
Скальпель исчез. Чемоданчик захлопнулся. Несколько беззвучных шагов – скрип двери – и я осталась одна. Прошло еще много времени, прежде чем эффект оцепенения закончился. Схема пополнилась новым штрихом, а я ничего, ничего не могла поделать с этим.
* * *
На следующий вечер все повторилось. И еще раз. И еще.
Теперь во время своих визитов заклинатель молчал. Меня кормили, не давая столовых приборов. Выводили в уборную под конвоем из четырех человек. На разговоры никто не реагировал, а каждая из попыток побега заканчивалась провалом. Однако мне не причиняли никакого физического вреда, не считая резьбы по спине.
Чем чаще я думала, что это значит, тем хуже мне становилось.
– У него уже есть тело, зачем рисовать схему на мне?! – успела крикнуть я перед тем, как заклинатель в очередной раз швырнул в меня пульсаром.
На этот раз колдун ответил:
– Разве наличие одной лошади мешает тебе купить вторую, другой породы и для других задач?.. К тому же тела так быстро изнашиваются во власти Хозяина.
Гурх.
А на пятый день мне удалось. Удалось сделать это – вытащить штырь из колеса койки. Я ковыряла его голыми руками пять суток и в итоге смогла.
Ничто и никогда еще не казалось мне таким сокровищем, как этот металлический прутик длиной три сантиметра. Я была готова целовать его. Я изо всех сил молилась, чтобы никто из тех, кто приносит мне еду, не заметил, как теперь покосилась кушетка.
С трудом дождавшись ночи, я стала ковыряться в дверном замке. Отмычка, мягко говоря, была не лучшей… Я копалась несколько часов, и наконец что-то щелкнуло.
Не дыша, я открыла дверь. Темный коридор убегал по обеим сторонам: молчаливый, сонный. Я двинулась направо: знала, что слева была только лестница вниз, под которой тупик и туалет. Периодически я видела другие двери в камеры, но они были пусты. Перед поворотом я остановилась: за углом горела лампада и было слышно тихое посапывание. Это тюремный надзиратель увлеченно читал какую-то маленькую книжечку.
Я подождала, надеясь, что он уснет, но история оказалась неплохой: страницы листались, тюремщик продолжал сопеть. Внутри у меня поднималось нетерпение.
Это так сложно: стоять на пороге свободы, но не иметь возможности дотянуться до нее прямо сейчас.
Ладно. Время рисковать. Я стремительно выскочила из-за угла и напала на тюремщика, ударив его головой о стол. Потом полминуты хладнокровно сжимала руки у него на сонной артерии – надеюсь, он не скоро очнется.
Я сняла с его пояса связку ключей, фонарь и меч. Обобрала по полной. Вскоре коридор сменился лестницей. Я поднялась по ней, открыла замок одним из ключей: снова коридор, такой же, в каком была моя камера…
Пустые карцеры. Поворот. Еще один уголок тюремщика с канделябром, но этот сам по себе спит, уронив голову на стол. Связки ключей нет. Я занервничала, на цыпочках проходя мимо.
Почему эта тюрьма такая большая и такая пустая? Где я, прах побери? Это не похоже на действующее пенитенциарное учреждение.
Еще один этаж. Пустые карцеры. Поворот. Тюремщик уронил голову на стол, у него ни меча, ни ключей…
Стоп. Нет!
Я дрожащими руками подвинула голову бессознательного надзирателя. Под щекой у него лежала маленькая книжечка. Тюрьма заколдована. Я хожу по кругу.
Вспомнив, что смутило меня несколько дней назад, я подошла к стене и все-таки разглядела старый рисунок, выбитый на ней давно умершим мастером.
«Гребень Проклятых», – было написано рунами стародольнего языка.
Лампа выпала из моей руки.
31
Гребень проклятых
Manet omnes una nox.
«Всех нас ждет одна и та же ночь».
Я знала об этой тюрьме из старых легенд.
Гребень Проклятых – это темный осколок тяжелого форта, разрушенного в конце X века вследствие каких-то экспериментов срединного народа.
А срединники, в свою очередь, – это самый знаменитый из древних народов Лайонассы. Такой же магический, как и мы, шэрхен, только при этом обласканный вниманием богов-хранителей… Что, впрочем, не привело срединников к счастливому концу: вся нация была жестоко вырезана и уничтожена в 1147 году нашей эры. В живых осталось только несколько десятков студентов, живших в то время у нас на островах, чьи потомки затем, века спустя, вернулись на материк, чтобы построить там Лесное королевство со столицей в Шолохе. Уже не срединники, еще не шэрхен – когда я вижу шолоховцев, мне кажется, что они обманули саму вселенную, уготовившую им теплую могилу. Именно поэтому они выглядят такими легкими и бессовестными оптимистами, вызывающими не что иное, как глухое раздражение у других стран… И зависть. Да, наверное, зависть.
Так вот, в последние пару столетий перед своей гибелью народ срединников постоянно что-то мутил в океане к востоку от Шэрхенмисты. Они проводили какие-то исследования, щедро платя нам драгоценностями и знаниями в обмен на допуск.
Никто не знает, привели ли те эксперименты хоть к чему-нибудь. Но физические следы разрушений, оставленных луноликими срединниками, раскинуты по восточным островам Шэрхенмисты до сих пор.
Так и Гребень Проклятых.
Некогда форт, теперь он оказался в руинах – сохранились только нижние тюремные этажи. Местное пространство склонно к искажениям: коридоры закольцовываются, пламя в факелах загорается и гаснет по своему желанию, комнаты меняются местами. Под светом полной
