он сейчас использует свои последние силы и умрет, я даже убить его за это не смогу – и это просто
бесит! – застонал Мокки и собирался уже тоже рвануть из лодки, но на сей раз я его тормознула, схватив за плечо.
Тилвас сложил руки на груди и согнулся в глубоком поклоне перед древним чудовищем. А потом – запел…
Запел на языке, которого я не знала, но в котором смешались нотки и стародольнего магического наречия, и рунических вязей древних шэрхен, и какие-то странные фонетические переливы, больше похожие на звериные голоса. Талвани поднял одну руку и прорезал на ней волнистую линию. Кровь из раны крохотными темными каплями стала подниматься вверх, к небу. Вокруг Талвани заклубились черные тени, они отчаянно тянули костлявые руки к артефактору, и к морю, и к дракону, и к луне – песня длилась, тени плакали, по всему побережью разносился горький шепот, похожий на шорох времени в песочных часах….
Мертвый дракон слушал, наклонив голову. Зеленое сияние вокруг него уменьшалось, и сами кости, казалось, становились темнее, старее.
Когда песня закончилась, тени исчезли. Тилвас виновато опустил голову и, коснувшись сложенными руками лба, проговорил что-то совсем тихо. Дракон вздохнул.
Этот вздох шелестом пробежал по прибрежной траве, взметнул черный песок и заставил сияющих рыбок мгновенно скрыться на глубине. Из костяной глазницы ящера скатилась слеза.
– Kooro. Ko-gra tehhe baleira. Ten-ne, – очень низким, неземным голосом пропел дракон.
Тилвас снова кивнул.
– Ten-ne… – повторил дракон и, с новым порывом ночного ветра, стал рассыпаться… Распадаться на мириады серых частиц, разлетающихся по побережью, беззвучно растворяющихся в темноте.
Я не могла вдохнуть от печальной красоты этого зрелища. Невидимый Мокки рядом тоже замер, сжимая мое плечо.
Тилвас какое-то время постоял на побережье совсем один, а потом, развернувшись, пошел к нам. Его лицо было усталым и грустным.
Мы молча протянули ему руки, и вскоре наша маленькая лодка поплыла прочь от острова: в тишине, вдоль мерцающей лунной дорожки. Некоторое время спустя эффект артефакта невидимости закончился, и мы увидели друг друга в ночи, но продолжали молчать. Мокки был серьезен. Тилвас казался рассеянным.
– Что ты сказал ему? – наконец рискнула нарушить молчание я. Правда, шепотом.
Артефактор с трудом вынырнул из далеких мыслей. Посмотрел на меня.
– Я сказал ему, что его время ушло. Давно, тысячи лет назад. И что мне жаль, что я возвратил его к бытию так жестоко. Что теперь ему пора уходить навсегда. И что я прошу прощения.
– А он? – тихо спросил Мокки.
– А он сказал, что мертвецам не стоит просить прощения у мертвецов. Что совсем скоро мы увидимся на Той Стороне.
И Тилвас отвернулся к ночному морю.
32
Возвращение в столицу
Dant gaudia vires.
«Радость прибавляет силы».
Всю ночь мне снились звериные глаза, которые шарили в темноте, пытаясь меня отыскать. Враг был взбешен: пожаром в своей тюрьме, смертью своего слуги, моим побегом…
Я знала, что все это просто нервы, потому что, не успели мы проплыть и половины расстояния до Рэй-Шнарра, как Мокки достал со дна лодки термос и протянул мне:
– Твой чай.
Враг не мог меня видеть своим внутренним взором, зато видела я – образ заклинателя со скальпелем. И свою вновь изуродованную спину – точнее, ее отражение, которое я поймала в блестящих рыболовных снастях, обернувшись через плечо.
Ужасное зрелище.
– Прости, что мы не нашли тебя раньше, – сказал Тилвас, уже когда мы заселились в какой-то дрянной трактир в прибрежной деревушке, откуда до сих пор можно было разглядеть столб дыма на острове Гребня Проклятых.
Мы с артефактором стояли в коридоре между нашими комнатами.
Мокки в это время совершал обход территории. Он ни слова не сказал о похищении, но то, как вор теперь цепко оглядывал каждого встречного, входил во все помещения первым и под дурацкими предлогами – а то и без них – умудрялся попробовать всю мою еду до меня, было весьма показательно. И даже, пожалуй, мило. Хотя это слово – «мило» – рядом с Бакоа увядает, будто розочка, опущенная в ядовитую кислоту.
Еще в лодке Бакоа сказал про Гребень Проклятых:
– Я допросил пару тюремщиков, пока искал Джеремию. Они понятия не имеют, кто их шеф. Всегда видели только того ублюдка в красном.
Сейчас я вздохнула, положила ладонь на дверную ручку, ведущую в мой номер, и пожала плечами:
– Все хорошо, Тилвас. Я сожалею только о том, что убила того заклинателя раньше, чем мы успели его допросить.
– Это точно не то, о чем следует волноваться, – протянул Талвани. – Мы и так получим информацию. До Пика Грёз отсюда всего два дня пути. Там мы все узнаем благодаря Ордену: Галаса уже едет и покажет нам путь в их тайную резиденцию.
– А нам не надо сначала провести твой ритуал? – я покосилась на почти пустой амулет.
Тилвас покачал головой:
– Артефакт Подселения еще не готов. Ему необходимо… как бы это сказать… некоторое время настояться. Да и тебе нужно прийти в себя, разве нет? И выучить шаги ритуала.
– Я уже выучила.
Глаза аристократа удивленно расширились, уши словно встали торчком. Его тень на стене будто поплыла, на мгновение показавшись звериной.
– Я тренировала их прямо там, в камере, – я бесстрастно пожала плечами. – Времени было полно, знаешь ли.
– Но… У тебя же не было инструкции?
– С тех пор как ты попросил моей помощи в рыбацкой деревне, я каждый вечер смотрела твои записи. И в ту ночь в Джинглберри, когда все… мм… случилось, – я отвела глаза, Тилвас хмыкнул, – я тоже их успела просмотреть до того, как ко мне пришел Мокки. Мне так удобнее запоминать информацию: повторять что-то много-много раз, пусть даже без особенных стараний – и все в итоге накрепко врезается в память. Одной недели для таких повторений, конечно, не хватило бы, но то зелье… Кажется, помимо основного эффекта оно умудрилось еще и повлиять на мою память. Я очень четко помню весь тот вечер.
– О нет, – рассмеялся Тилвас. – Я-то думал, вам с Мокки всю память отшибло. А ты ходячий компромат теперь.
То, как легко он смеялся, в первый момент поразило меня, чуть ли не оскорбило – неужели ему совсем плевать? А потом вдруг обдало волной облегчения. Смех – не признак глумления или равнодушия, смех в первую очередь – признак радости.
– Компромат на саму себя, ага, – рассмеялась я в ответ.
Мы
