фоне Казанского собора. Призывы к гласности у него, видите ли. Потом была «Туша» – закатывание себя голяком в колючую проволоку ради протеста против якобы репрессивной политики властей в 2013. Не знаю, может репрессии какие и были, но в 2026 мне на них глубоко фиолетово. Да и не верю я, если честно, в подобное. 2013 год – не сталинские времена все-таки, чтобы на полном серьезе говорить о репрессиях. Но не в этом, собственно, суть. Апогеем сумасшествия этой якобы творческой личности стала акция «Фиксация», когда он разделся на людном месте и прибил свои обнаженные яйца к брусчатке на Красной площади. «Апатия, политическая индифферентность!» – кричал он в своих манифестах. Ага, конечно. Потом много еще чего было: отрезание мочки уха, поджог дверей на Лубянке и у французского банка.
Я слушала с омерзением. Но мне рассказывали, что он – один из столпов русского акционизма, наравне с Pussy Riot, танцующими непотребные танцы в храме, и Толоконниковой, устроившей оргию в биологическом музее Тимирязева. Видишь ли, Толоконникову могу и хвалить, и хаять, но, как известно, мир не делится на черное и белое. Так что не стоит винить меня в непоследовательности. Константин Александрович говорил, что Павленский – столь сильная творческая личность, что притягивал за собой свое окружение, превращая их в подобных себе Самсонов, удерживающих на своих плечах современный российский акционизм.
Насчет пробелов в исторических знаниях Леся не наврала. Но ее пробелы не ограничивались историей. Обращаясь в своей речи к библейским притчам, Леся путала персонажей, перевирая сказания. Вот только заметить этого не могла ни она, поскольку глупцу не заметна его глупость, ни Андрей, потому что он не слышал не только о Самсоне, но и о самой Библии. Конечно, Самсон обрушил дом на головы фимистивлян, разделавшись со своими обидчиками и с собой, а не удерживал здание на плечах, но поправить Лесю было некому. Зато оговорка по Фрейду, как говорится.
– Гражданская жена Павленского, Оксана, отрезала себе палец в надежде заслужить прощение у великого художника, то есть великого шарлатана, конечно. Не спрашивай, в чем она была виновата. В такие тонкости я не вникала. Константин Александрович говорил, что это непубличная акция, несущая в себе идею о всесильной любви. Любовь, видите ли, побеждает даже инстинкт самосохранения. Собственно, фу, – Леся скривила лицо и высунула язык, изображая рвотный рефлекс.
– Извини, что перебиваю, – заранее извинился Андрей, долго сдерживавший накапливающиеся вопросы. – Но все эти твои акции напоминают мне заключенного в картине художника из Мидлплэта и ваннаби, отрезающих себе части тел.
– Да, это тоже имело место быть, – согласилась Леся. – Художника я создала намеренно, чтобы высмеять весь этот напыщенный маниакальный акционизм. Даже рада, что тебе довелось с ним столкнуться. Ты ведь понял мою идею? Он был не художником и не колдуном в полной мере, а призраком, оправдывающим свои безумства искусством.
– Да-да, – закивал темноборец.
– Насчет ваннаби ты тоже попал в точку. Я прочитала статью на электронном ресурсе «Медуза». «Потерять ногу, найти себя» – кажется, так она называлась. Взяла некоторые образы оттуда. Знаешь, я впечатлилась, когда прочитала о людях с синдромом нарушения целостности восприятия собственного тела. Не то, чтобы впечатлилась в том смысле, что мне понравилось. Впечатлилась в том смысле, что меня это испугало.
Представляешь, существуют люди, которые хотят отпилить себе ногу, и ничего не могут с этим поделать! Они обладают полноценным телом, о котором многие лишь мечтают, и готовы от него отказаться, изувечив самих себя! У меня в голове не укладывается. Прочитала и ужаснулась. Словно посмотрела хороший фильм ужасов. Больше того, я прониклась проблемами этих людей. Собственно, профессиональная журналистика должна именно с такой силой колыхать души! Привлекать внимание к малоосвещенным проблемам современного человечества!
Но ты забегаешь вперед. Я создала Мидлплэт по другой причине.
Андрей ощутил покалывание в затекших руках. По мере течения разговора, он чувствовал себя все свободнее, и на этот раз смена позы не вызывала стеснений. Темноборец приник к земле, последовав недавнему Лесиному примеру, и навострил уши в ожидании кульминации повествования.
– Для сверхурочного освоения учебной программы нам предложили разработку собственных акций, – Леся говорила непринужденно, но ее лицо все более омрачалось неприятными воспоминаниями. – Я пошла дальше своих одногруппников. Я не только разработала акцию, но и осуществила ее. Вот этим пальчиком, – Леся показала средний палец на своей миниатюрной правой руке. – Я лишила себя девственности. Акция называлась «Чтобы первый раз был особенным». Этакий протест против девичьих стереотипов. Понимаешь? Девочки делают из первого секса некий ритуал, выбирают якобы особо достойных мальчиков, мечтают, чтобы все было при свечах, и всякая прочая лабуда. Они обожествляют свою девственность. Мнят, как некую ценность, первичное удовлетворение естественной потребности в половом сношении.
Я мастурбировала в общественном туалете, сразу же после пары. А потом принесла на занятие свой манифест, писанным на тетрадном листе кровью моей разорванной плевы. Не заставляй меня его повторять. Я, может, и помню дословно, но не хочу сейчас краснеть от стыда. Видишь, я еще не цитировала, а уже краснею?
Лесино миловидной личико действительно залилось краской. Андрей посмотрел на это хрупкое, но столь мужественное феминистическое создание и представил, как по ее среднему пальцу стекает кровавая капля.
– Итак, я не сделала ничего плохого, – будто оправдываясь, заговорила красная, как помидор, Леся. – В отличие от юродивого Павленского, я не появлялась на публике обнаженной, ошарашивая прохожих, среди которых могли быть дети с неокрепшей и легко травмируемой психикой. Я не проявляла признаков эксгибиционизма. Я просто выступила с феминистическим манифестом в надежде искупаться в овациях, не сделав ничего, на мой взгляд, предосудительного.
Если честно, я хотела выслужиться и впечатлить преподавателей, фанатеющих от Павленского и ему подобных. И знаешь, к какому результату все это привело? Меня отправили на осмотр к психологу. Удивительные двойные стандарты! Павленский, прибивающий мошонку к брусчатке, – гений, а я, лишающая себя девственности в туалете, – психически нездоровая. Так я разочаровалась в современном искусстве. Не во всех его проявлениях, конечно, но в акционизме уж точно. Я отчислилась из художественной академии, прежде, чем психолог решилась поставить мне диагноз.
Декан факультета лично уговаривал меня остаться, а Константин Александрович, незадолго до моего отчисления признал, что все-таки в моей акции что-то было. «Художника должны щемить, – сказал он мне во время нашего последнего разговора. – Иначе он не получит развития своего таланта. Художник должен быть голодным. Тебе же известно это высказывание? Леся, поверь, ты была самой талантливой из моих учениц, и я должен извиниться за то, что счел твои творческие идеи психопатическими. Мне жаль, что ты нас покидаешь». Я выслушала его и плюнула ему в морду, сказав, что это очередная
