Рузвельту накануне атаки. Но операцию существенно затруднил недостаток снаряжения, и после первоначального наступления британцы не смогли пробиться через танки и бронемашины Роммеля. Британская разведка верно угадала время и масштаб контратаки Роммеля: у британских сил попросту не было сил ее отбить. За четыре дня боев погибли 122 британских солдата и была потеряна сотня танков.
В день, когда в Египте началась операция «Боевой топор», все германские командующие на Востоке, как было приказано накануне, завершили приготовления к наступлению. Теперь они ждали только одного из двух кодовых слов: «Альтона» — отсрочка или отмена, или «Дортмунд» — начало[35]. Тогда же советский командующий Киевским особым военным округом генерал Кирпонос, убежденный в неизбежности войны, отправил Сталину через курьера личное письмо, прося эвакуировать 300 000 советских гражданских лиц из приграничной зоны вдоль реки Буг и установить там противотанковые заграждения. Как и на предыдущие запросы такого рода в ту неделю, Сталин ответил, что это может спровоцировать немцев, и запретил все действия.
Немецкая группа армий «Центр» 15 июня составила список целей для бомбардировок, которые следовало уничтожить в первые часы наступления. Среди них были посты и узлы связи Красной армии, устроенные в бывших восточных областях Польши, на территории Белорусской ССР, — в Кобрине, Волковыске, Лиде и Барановичах, а также к востоку от бывшей советско-польской границы, в Слуцке, Минске, Могилеве, Орше и Смоленске.
В Берлине 15 июня распространились фантастические слухи о «грядущем соглашении с Россией», как записал в дневнике дипломат Ульрих фон Гассель, и о том, что «Сталин приезжает сюда и т. д.». Но радиосообщения самих немцев, которые в Лондоне читал Черчилль, ясно говорили о том, что нападение на Советский Союз произойдет в ближайшие дни. «Из всех имеющихся у меня источников, в том числе самых достоверных, — телеграфировал он Рузвельту 15 июня, — кажется, что крупное нападение Германии на Россию неизбежно. Основные германские армии расположились от Финляндии до Румынии, кроме того, завершаются последние переброски воздушных и бронетанковых сил». Если эта новая война начнется, добавил Черчилль, «мы, конечно, ободрим русских чем можем и предоставим им любую помощь, какую сможем, следуя тому принципу, что Гитлер — враг, которого нам надо разбить».
В обращении к американскому народу, переданному по радио следующей ночью, 16 июня, Черчилль попытался выразить свое ощущение исключительной трудности ситуации. «С каждым месяцем, — предупредил он, — путь, который нам предстоит преодолеть, становится длиннее и опаснее. Вместе мы победим, порознь проиграем. Порознь вновь наступят темные века. Вместе мы можем спасти и возглавить мир».
Германия и Советский Союз накануне войны
В Соединенных Штатах через два дня после речи Черчилля Рузвельт принял полковника Уильяма Дж. Донована, которого он назначил руководителем Управления стратегических служб, ответственным за сбор и анализ всей информации, касающейся национальной безопасности, для того чтобы «устанавливать связь между такой информацией и данными» и докладывать их президенту. Доновану было поручено решение специальных вопросов и ведение подрывной пропаганды.
В день речи Черчилля из советских вод в Черном море отплыл последний немецкий военный корабль. Из остававшихся двадцати немецких инженеров, работавших в Ленинграде в мае, последний уехал уже 15 июня. Эти признаки скорого германского наступления были замечены советскими военно-морскими наблюдателями, которые доложили о них командующему советским Балтийским флотом адмиралу Трибуцу. 17 июня в обстановке строжайшей секретности все командиры германских армии, флота и военно-воздушных сил получили кодированное радиосообщение «Варцбург»: нападение на СССР должно было начаться в три часа тридцать минут ночи в воскресенье 22 июня. В полдень следующего дня в состояние боевой готовности были приведены советские приграничные войска в Белостоке.
Немецкие вожди и идеологи были уверены в победе; 18 июня Альфред Розенберг завершил свои планы раздела советского Кавказа на пять отдельных подконтрольных Германии «генеральных комиссариатов» в Грузии, Азербайджане, Северном Кавказе, Краснодаре и Орджоникидзе (ныне Владикавказ) и два «главных комиссариата» в Армении и Калмыкии. Посредством этого, полагал Розенберг, Германия будет контролировать дружественно настроенную к ней ось Берлин — Тбилиси и создаст постоянную преграду перед возможным возрождением сил России в будущем.
Готовясь к скорой схватке, 19 июня СС выпустили специальные нормативные документы, которые создавали фонд страхования для заботы о сиротах и вдовах эсэсовцев, погибших в бою. Но понимала ли Красная армия, что наступление вот-вот начнется? 19 июня советский нарком обороны маршал Тимошенко приказал закамуфлировать передовые аэродромы, военные части и сооружения, многие из которых были хорошо видны как с земли, так и с воздуха[36]. Тем же вечером в звонке из Ленинграда в Москву вице-адмирал Трибуц, сообщив об уходе из советских вод 16 июня последнего немецкого военного корабля, получил от наркомфлота адмирала Кузнецова разрешение привести Балтийский флот в «готовность № 2»[37].
На Ближнем Востоке в первые часы 21 июня перед объединенными экспедиционными силами Британии и «Свободной Франции» сдались вишистские войска в Дамаске. Гитлер утратил все шансы легко обрушиться на Палестину и Суэцкий канал. Той же ночью на границе Восточной Пруссии и Литвы близ Бураков советскую линию попыталась пересечь немецкая разведывательная группа. Трое немцев были убиты, двое — захвачены в плен. В 2:40 ночи начальник штаба Западного особого военного округа генерал Климовских сообщил в Москву по радио из своей ставки в Поневеже, что в предыдущий день границу к западу от Ковно нарушили германские самолеты, которые «имели подвешенные бомбы»; еще тревожнее был отчет одного из его армейских командиров, согласно которому проволочные заграждения, находившиеся вдоль границы на дорогах в Августов и Сейну еще вчера, были «к вечеру сняты». Генерал Климовских добавлял: «В лесу будто бы слышен шум наземных моторов».
В четыре утра командир подлодки Красного флота капитан-лейтенант Маринеско сообщил, что он заметил у входа в Финский залив караван из 32 немецких транспортных судов. Своевременно проинформированный адмирал Трибуц был встревожен. Через десять часов сам Сталин позвонил из Кремля командующему Московским округом генералу Тюленеву; он сказал, что «положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до 75 %»[38]. Такая же инструкция вскоре была передана Никите Хрущеву в Киев. На проводе снова был Сталин.
Днем 21 июня Гитлер написал Муссолини, что он принял «самое трудное решение в жизни».
Вскоре после девяти вечера того дня начальник штаба Киевского военного округа генерал Пуркаев по телефону сообщил генералу Жукову в Москву, что «к пограничникам явился перебежчик — немецкий фельдфебель, утверждающий, что немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня»[39]. Этим дезертиром был Альфред Лисков, который сдался в плен в украинском приграничном городе Владимире-Волынском.
Жуков тут же позвонил Сталину, который вызвал его и Тимошенко в Кремль
