— Я с таким вполне бы ужилась.
— Кажется, Ханна так не считала. Она думала, что я продался, потерял весь свой идеализм. Жена сказала, я спорю со всем, что она говорит и делает.
— И она была права?
— Наверное. У нас обоих очень разное воспитание. Иногда это проявляется только тогда, когда у вас появляется собственный ребенок. Ханну удочерили. Ее родители были старше и относились к коммуне хиппи. Мои родители были строгими, поэтому я всегда перестраховывался, даже в мелочах. Старался не облажаться в роли отца. Получилось не очень.
Он отворачивается от меня на мгновение. Может, я слишком строго его судила. В конце концов, все мы по жизни барахтаемся изо всех сил. Просто каждый по-своему.
— Теперь у вас есть шанс поступить иначе.
— Разве? Честно говоря, я не понимаю, что делать. Я знаю, Ханна была права. Эта школа не для него, но я не понимаю, как быть дальше. Ну заберу я Финна, кто может сказать, что то же самое не произойдет в следующем заведении? Я не могу вечно переводить его из школы в школу.
— Ну, может, где-то Финну понравится. Вам нужно найти школу, которая ему подходит.
— Легче сказать, чем сделать, — говорит Мартин, подходит к духовке и проверяет ужин. — Будет готово через пять минут.
— Хорошо, — отвечаю я, понимая, что разговор окончен. — Пойду за Финном.
Я забираю Терри домой в воскресенье вечером. Приготовила нам вкусный рыбный пирог к чаю, чтобы отпраздновать первую ночь брата под своей крышей. Он входит и с размаху плюхается на диван.
— Ну-ну, успокойся, — говорю я с улыбкой.
— Скоро смогу остаться дома, — отвечает Терри.
— Не будем слишком надеяться.
— Нет, доктор Халил обещал. Считает, что я могу приехать на все следующие выходные, и через неделю он постарается выпустить меня насовсем.
— Правда?
— Ага. Сказал, что хочет поговорить с тобой, когда привезешь меня завтра.
— Молись, чтобы я согласилась тебя забрать, — поддразниваю я.
— Нахалка, — улыбается брат.
Он мгновение сидит, оглядываясь вокруг, как будто заново знакомится с домом.
— Здесь хорошо.
— Ага, — киваю я.
— Лучше, чем в другом месте.
— Да.
Он начинает ковырять пуговицы.
— Волнуешься о завтрашнем дне?
— Немного. Меня будут судить. Я должен рассказать им о той маленькой девочке. Бог знает, что они обо мне подумают.
— Это они под следствием, Терри. Это они напортачили. Тебя вообще не должны были признать годным для работы. Это их вина, что так случилось. Об этом им сообщил доктор Халил. Мартин считает, что дело верное.
Терри кивает.
— Я просто боюсь проиграть. Я не могу снова пройти через все это, Каз. Если мне придется работать, опять попаду в больницу, и кто знает, сколько времени у меня уйдет, чтобы снова выбраться.
— Знаю. Мы сделаем все, что в наших силах. Ничего не могу обещать, не после прошлого раза.
— Хорошо. Поиграем в шарады? Хочу отвлечься.
— Начинай, — говорю я.
— Вот бы они завтра задавали такие вопросы, чтобы я мог выбирать между «иногда», «всегда» или «никогда».
На следующее утро Мартин прибывает ровно в девять.
— Финн пошел в школу? — спрашиваю я.
— Ага. Без всякой радости, но пошел.
— Бедняга. Будем надеяться, эта неделя сложится лучше.
Терри встает позади меня.
— Это Мартин, отец Финна, — говорю я брату. — Мартин, это наш Терри.
— Привет, — говорит Терри, шагая вперед, чтобы пожать Мартину руку. — Спасибо за все. Наша Каз говорит, что вы мне очень помогли.
— Пожалуйста. Так никогда не должно было случиться. Пришло время все исправить. Вы готовы?
— Да, — говорю я. — Давайте покончим с этим.
Когда мы заходим, за столом сидят трое. Двое лысых мужчин средних лет в костюмах и женщина с серебристыми волосами и жемчужным ожерельем.
— Черт возьми, Каз, — шепчет Терри. — Не думаю, что у нас есть шансы.
— Брось, — отвечаю я. — Помни, что говорил Мартин. Тебе нужно просто объяснить, как все было.
Он кивает, и мы садимся. Женщина в жемчужном ожерелье представляет судей и объясняет, что сейчас будет происходить.
Мартин смотрит на меня и кивает. Через несколько минут он встает, просматривает дело и зачитывает информацию из большой папки, которую держит в руках. Я понятия не имела, что он столько трудился. Я лишь передала документы, которые они мне прислали, а дальше и не спрашивала.
Мартин зачитывает отрывок из заявления доктора Халила, где говорится, что предыдущим случаям, когда Терри попадал в больницу после начала работы, не придали должного значения.
Я сжимаю руку брата, настает его очередь выступать.
— Если растеряешься, отвечай «иногда», «всегда» или «никогда».
Терри удается улыбнуться. Он немного ерзает, пока стоит там, но как только ему начинают задавать вопросы, успокаивается. Рассказывает, что именно произошло. Как слышал, что крысы скребут по унитазу. Я вглядываюсь в лицо женщины. Не могу понять, от чего она в ужасе — от брата или от того, что они отправили его на работу.
Мы ждем в коридоре, пока комиссия примет решение. Терри ходит взад и вперед, снова теребя пуговицы.
— Как думаете, получится? — шепчу я Мартину.
— У нас очень веские доводы. Вопрос в том, готовы ли они и дальше упираться.
Через пятнадцать минут нас зовут обратно. Женщина в жемчужном ожерелье улыбается нам, когда мы входим. Она начинает говорить; я не могу понять, о чем, но Мартин кивает. А потом я слышу. Как она признает, что первоначальное решение было неправильным, и они снова возвращают брата на пособие. Я хватаю Терри за руку.
— Ты выиграл, — говорю я ему. — Ты выиграл дело.
Когда мы выходим, Терри молчит. Он держится тише, чем я ожидала. Брат садится на стулья в коридоре, опускает голову, и я вижу, как его плечи начинают трястись. Я сажусь рядом с ним и обнимаю его.
— Все хорошо, — успокаиваю я. — Теперь все позади.
