Конечно, они его выгораживают.
— Я вижу, ты немного нервничаешь, Финн, — говорит миссис Гудфеллоу. — И я понимаю, что у вас выдались трудные несколько месяцев, но важно, чтобы мы все постарались сохранить спокойствие и разрешить эту ситуацию. С этой целью, исключительно в качестве жеста доброй воли, мистер Катбертсон, отец вовлеченного молодого человека, любезно предложил оплатить новую гавайскую гитару, чтобы заменить ту, которая пострадала.
Папа смотрит на меня. Я качаю головой.
— В этом нет необходимости, спасибо, — произносит папа. — Сам заменю. Я должен сказать, что очень разочарован тем, что Финну не верят и что вы не предпринимаете надлежащих действий против вовлеченного мальчика и его друзей.
Папа сейчас говорит как юрист. А он неплох, когда такой. Хотя все равно не так хорош, как мама. К этому моменту она уже высказалась бы как следует.
— Я думаю, — отвечает миссис Гудфеллоу, — лучшее, что может сейчас сделать Финн, — это попытаться немного больше взаимодействовать со своими одноклассниками. Сотрудники отметили, что его социальные навыки требуют небольшой доработки.
Папа смотрит на нее и качает головой. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но снова его закрывает. Миссис Гудфеллоу встает.
— Что ж, спасибо, что нашли время прийти ко мне и обсудить этот вопрос, — говорит она и протягивает руку. Папа пожимает ее, но не улыбается в ответ.
— Я очень надеюсь, что вы будете пристально следить за вовлеченными мальчиками, — замечает он. — Возможно, если бы мой сын не выслушивал обидные слова и его собственность не страдала от действий одноклассников, он смог бы интегрироваться немного лучше.
Папа поворачивается и уходит. Впервые в жизни я им горжусь.
— Я же говорил, что она не послушает, — говорю я, как только мы выходим на улицу.
Глаза папы темные. Так всегда, когда он злится.
— Я знаю. Прости. Окажись мы в суде, ей бы это не сошло с рук. Она явно защищает хама из-за того, кто его отец.
— Теперь будет хуже, — предупреждаю я.
— Если он скажет или сделает что-нибудь с тобой, ты должен немедленно рассказать об этом учителю.
— Мне опять не поверят.
— Тогда скажи мне, когда вернешься домой. Я тебе верю, слышишь?
— Так почему ты заставляешь меня оставаться здесь? — спрашиваю я.
— Потому что все остальные хорошие школы сейчас переполнены. Тебе больше некуда идти. Мы просто должны попытаться извлечь из ситуации максимум пользы.
Я качаю головой.
— Мама не заставила бы меня остаться. Мама вообще не хотела, чтобы я сюда шел. Она была права. Тебе следовало ее послушать. Почему ты никогда ее не слушал?
Я поворачиваюсь и убегаю в сторону своего класса. Отец зовет, но я не оборачиваюсь. Когда вхожу и сажусь, Харрисон широко самодовольно улыбается.
После. 14. Каз
Когда я приезжаю, Финн выглядит совершенно разбитым. Я захожу в дом и обнимаю его.
— Привет, милый. Так жаль твою гавайскую гитару.
Он позвонил мне и рассказал, что произошло. Мартин разрешил, потому что Финн объяснил, что у меня старый телефон и толстые пальцы, поэтому я плохо пишу сообщения.
— Я его ненавижу, — говорит Финн. — Я никогда по-настоящему не ненавидел детей в своей старой школе, но я ненавижу Харрисона.
— Знаю, милый. Я тоже его ненавижу, хотя даже не встречала маленького мерзавца. Что говорит твой отец?
— Он все еще злится на миссис Гудфеллоу, как и я, но говорит, что мне по-прежнему нужно ходить в школу.
— Ясно. А на меня он тоже все еще злится?
— Не знаю, — отвечает Финн. — Почему бы тебе самой не спросить? Он заваривает чай.
Прохожу на кухню. Я понимаю, что должна попытаться помириться с Мартином. В понедельник он берет выходной, чтобы предстать перед судом по делу Терри, что весьма любезно с его стороны. По крайней мере, я могу извиниться.
Мартин отрывается от разделочной доски.
— Извините, — говорим мы оба одновременно.
Мартин улыбается.
— Ну, тогда все в порядке, — говорит он.
— Нет, правда. Я не хотела на вас срываться, — объясняю я. — И вряд ли из меня получился родитель получше, судя по тому, что я натворила с нашим Терри. Просто у меня дурная привычка сначала открывать рот, а потом жалеть об этом.
— У вас было полное право устроить мне взбучку, — отвечает Мартин.
— Разве? — Я не ожидала такой реакции.
— Ага. И я должен был вас послушать. Но иногда просто не хочется слышать правду, не так ли? Не тогда, когда ты все испортил.
Сажусь за стол.
— Финн рассказал мне, что случилось в школе.
— Знаю. Этот Харрисон — мерзкий лживый говнюк, но я злюсь не на него. Директриса его выгораживает, потому что его отец — председатель совета правления.
— Финн сказал, она ему не поверила.
— Да поверила. Просто она не хочет расстраивать отца Харрисона. Похоже, у него в школе учатся еще двое детей. И его деньги явно важнее, чем мой ребенок, получающий стипендию.
— Что вы тогда собираетесь делать?
— Я не знаю, — пожимает плечами Мартин.
— Вы можете его забрать.
— Не надо, Каз. Мы с Финном уже это обсуждали. Нужно подойти к вопросу с умом.
— Ум переоценивают, — говорю я.
Мартин улыбается.
— Что такое? — спрашиваю я.
— Ханна всегда так говорила.
— Может, она была права.
— Она всегда была права, но так отличалась от меня.
— Ага, говорят, противоположности притягиваются.
Мартин качает головой.
— Все было иначе. Когда мы познакомились в университете, у нас было много общего.
— Так что случилось?
— Жизнь, взросление, отцовство. Ханна оставалась таким же возвышенным, прекрасным, но совершенно непрактичным человеком, каким и была в студенческие годы. И я подумал, что кому-то из нас надо научиться брать на себя ответственность. Вот почему я стал скучным мужчиной, который работал с девяти до пяти, платил по ипотеке и напоминал Финну о его домашнем задании.
