Такая встреча, конечно же, могла быть. Именно в это время на Одесской киностудии идут съемки фильма „Место встречи изменить нельзя“, и кто-то из одесских знакомых Аркадия вполне мог добыть гостиничный адрес Высоцкого… Ни Высоцкому, ни Шемякину не было никакого смысла сочинять все это… Однако, по сути, полностью достоверным можно считать только разговор Шемякина с Высоцким, а что за случай был в его основе — кто ж теперь разберет?
Северный всегда относился к творчеству Высоцкого достаточно уважительно. И все его известные публичные — к сожалению, немногочисленные — высказывания в адрес Владимира Семеновича подтверждают это. Но только до начала этого, 1978 года. Следующий раз он „вспомнит“ Высоцкого в конце года, в Москве. И тон уже будет совершенно другой — резкий и с явной обидой в голосе:
„Я преклоняюсь перед твоим талантом!.. Но как перед человеком — никогда в жизни! Ты не прав!“ Причем эта фраза почти дословно будет повторена Аркадием несколько раз на протяжении вечера… Что это? Отголосок все-таки состоявшейся встречи? Или реакция на слова Высоцкого о „всяких северных“, которую тот произнес на одном из своих выступлений? Наверное, мы никогда уже не узнаем об этом…»
Период 1978–1980 годов отмечен в жизни Аркадия Дмитриевича частыми переездами, метаниями по стране. Конкретные места пребывания точно установить не удалось, но известно, что он подолгу жил в Москве и Одессе, возвращался в Питер, вновь куда-то исчезал… Причем в Москве столичные «деловые» умудрялись организовать концерты музыканта в фешенебельных, по тем временам, ресторанах. Так, в загородном кабаке под названием «Русь» Северный пел специально для… сборной СССР по хоккею!
И это не миф — посмотрите на фото шансонье в компании с Вячеславом Фетисовым и Владимиром Лутченко!
* * *
Северному всегда рады в компаниях и застольях, но стоит празднику кончиться, и интерес к нему улетучивается. Он все так же скитается, не имея своего угла и постоянного заработка, остро переживает свою неприкаянность, неустроенность и одиночество. Совсем как в песне:
Я больной, разбиты грудь и ноги,Пред собой я вижу три пути.И стою один на перекрестке,И не знаю, мне куда пойти…
Немногочисленные верные друзья периодически пытаются помочь артисту — подыскивают ему жилье и работу, но идиллия длится, как правило, недолго — Северный все чаще уходит «в штопор».
Самый длительный «трезвый период» случился на стыке 1977–1978 годов, когда благодаря участию одного из московских поклонников Северный прошел курс реабилитации в хорошей клинике и не пил потом целый год, даже собирался жениться. Но…
В сентябре 1979-го Аркадий Дмитриевич вновь прибывает в столицу.
«Известно, что этой осенью, точно так же, как и год назад, было организовано несколько подпольных концертов Аркадия в различных московских ресторанах.
К сожалению, достоверных подробностей о тех концертах почти не сохранилось.
А молва уже с давних пор приписывала им характер самой „крутой мафиозности“. Ясно, что туда приглашались не совсем „простые советские люди“, но вот что конкретно лежало в основе тех слухов — трудно сказать… Может, все те же байки о „знакомстве с большими людьми“, дошедшие в итоге и до совсем фантастических мифов, например о „высочайшем“ интересе и приглашении в „придворные шансонье“ для партийной или криминальной верхушки?»
Вот что писал об этом всего через полтора года Рудольф Фукс: «Удрал он от этой мафии назад в Питер, но у мафии, как и положено, руки длинные — разыскали, стали на самолетах в Москву возить на ночники и назад — полумертвого, но с деньгами. Очевидно, не было у мафии без него веселья. Неделю воруют у народа, у государства, сами у себя, а к выходному — подавай им Аркашу с блатными песнями, очень уж охочи до них были милицейские и гебешные чины, охранявшие мафию. Да и „партейцы“, в мафии состоявшие, обожали Аркашин талант».
Правдива эта информация или нет, наверняка сказать трудно, к тому же известно, что и сам маэстро любил «травить байки» о своих похождениях. Однажды в беседе он сообщил, что давал в Москве концерт для дипломатов, на котором присутствовал сын министра иностранных дел Андрея Андреевича Громыко, и вручили ему якобы после концерта благодарные мидовцы полный «дипломат» денег…
В Советском Союзе, впрочем, «и невозможное было возможным» и «ночники» для советской элиты, действительно, случались.
А вот воспоминания шансонье Константина Беляева о выступлении коллеги в кафе «Печора» на Калининском проспекте, состоявшееся в январе 1980 года.
Собралось где-то от тридцати до сорока человек. Для Аркаши играли: электрогитара, ударничек простенький, клавишные, ну и, пожалуй, все. Аркаша стоял у стенки, ряды же были перпендикулярно к ней. Был выделен человек, который постоянно ему приносил водку, коньячок и кофе. Он должен был полностью обслуживать Аркашу, чего бы тот ни пожелал. Около кафе стояли две «Волги» с товарищами из органов. Потом эти товарищи засели в кабинете зам. директора и начали выдергивать к себе на разговор разных людей, в том числе и Давида Шендеровича. Поскольку он организовывал вместе с врачом этот концерт, его попросили предъявить документ. Ну, он говорит: «Я — слепой, инвалид первой группы, все равно я ничего не вижу — не нужно мне с собой документ таскать…»
Записали с его слов данные о нем. Ну, конечно, выдернули и Аркашу, тоже с ним беседовали. Аркаша, когда вышел, сказал, что «меня товарищи вызывали и сказали, чтобы я не пел блатных песен. И поэтому я вам, ребята, сейчас спою „Стоял я раз на стреме…“» Естественно, что он начал петь то, что всегда пел — блатняк и все такое. Все, что он пел, записывалось на «Grundig» через пару микрофонов. Один микрофон стоял перед ансамблем, а второй стоял перед Аркашей. И он пел где-то чистого времени полтора часа. Были перерывы, фотографировали очень много… Был профессиональный фотограф из «Известий». В восемь часов начался концерт, а в одиннадцать пришел мент, который стал всех вытуривать из кафе.
Почему в «олимпийский» год «запрещенному», в общем, певцу позволялось выступать хотя бы в столичных ресторанах? Были ли у Аркадия Северного действительно высокие покровители, патронирующие (пусть негласно) своего любимца?
Александр Фрумин, например, категорически отметает подобные предположения. Действительно, приведенные выше контраргументы могут оспорить его мнение лишь в качестве косвенных фактов. Скорее всего правы Д. Петров и И. Ефимов, Северного прикрывали (или просто не мешали ему) некоторые чины и сотрудники органов, руководствуясь исключительно личными симпатиями к творчеству артиста. Не более того.
Однако недавно новосибирским коллекционером К. Берлиным мне была прислана статья «Встреча бровеносца и короля русского блата» из красноярской газеты «Комок» (№ 12 от 25.03.1998 г.) за авторством С. Минского. Там, со ссылкой на воспоминания Марка Остаповича Лиенгольда — музыканта ансамбля «Черноморская чайка», с которым не раз записывался Аркадий, приводится информация, смысл которой просто фантастичен.
Дуэтом с генсеком
Летом 1978 года в окрестностях Сочи в пригородном ресторане под названием «Кавказский аул» Аркадий Звездин совместно с самодеятельным ВИА «Черноморская чайка» обеспечивал, так сказать, культурную программу для многочисленных в курортный сезон посетителей. И случилось так, что в то же время в своей резиденции «Зеленая роща» отдыхал от государственных трудов сам «Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Л. И. Брежнев». Из перестроечной прессы известно, каким своенравным бывал «вождь» — любил, говорят, оторвавшись от личной охраны, выйти в народ или лично промчаться с ветерком за рулем заграничного автомобиля из своей немаленькой коллекции. В тот день Леонид Ильич решил прокатиться в новеньком серебристом «Линкольне». От души поколесив по окрестностям, он решил сделать привал и отобедать в ближайшем кабачке. Им оказался тот самый «Кавказский аул», где в пустом, по причине раннего утра, зале музыканты «Черноморской чайки» вместе с Аркадием репетировали новую программу. Приняв из рук потерявшей дар речи официантки стакан ледяной минералки и графинчик коньяка, Брежнев принялся дегустировать напитки и прислушиваться к игре ресторанного оркестра. Ничего не подозревавший Северный с чувством исполнял новые и старые хиты из своего обширного репертуара: «Налей-ка рюмку, Роза», «Мама, я летчика люблю», «Сделана отметка на стакане» и т. д. Когда же прозвучала «Я сын рабочего подпольного партийца», расчувствовавшийся генсек пошел знакомиться с артистами. Аркадий ему понравился — остроумный, веселый, знавший множество анекдотов, он мог очаровать любого, и Брежнев не стал исключением. Он пригласил певца к себе за столик, где знакомство продолжилось сначала за рюмкой коньяка, потом за бокалом «Абрау Дюрсо», а следом и за чаркой грузинского вина… Аркадий был в ударе: сыпал шутками, хохмил, неподражаемо рассказывал байки с одесским колоритом и, конечно, пел. Через несколько часов застолья Брежнев пожелал исполнить что-нибудь дуэтом. Взобравшись на сцену, он вместе с Северным долго пел про «Мурку», «Таганку» и «Ночные фонарики». Лишь под утро «дорогого Леонида Ильича» отыскала охрана и, заботливо усадив на заднее сиденье «Линкольна», доставила обратно в резиденцию, предварительно строго-настрого приказав всем очевидцам гулянки держать язык за зубами.
