лица, когда он увидел блестящий след, который слеза оставила на личике дочери. Опустился перед ней на колени и недоверчиво коснулся ее щеки.
— Что с тобой, любовь моя?
Амайя все еще сжимала губы, глядя на него, терзаемая ощущением неумолимости того, что должно произойти. Она обвила его шею руками и прижалась, чтобы не видеть его лица.
Хуан обнял ее.
— Амайя? — обеспокоенно сказал он. Подняв дочь с пола, усадил ее на стальной стол, сделав одного с собой роста. На мгновение выпустил из объятий, чтобы выключить радио, а затем взял ее руки и поцеловал. — Скажи мне, что с тобой, дорогая?
Вальс умолк. Амайя слышала щелчки, доносившиеся из печей, шлепанье капель, падающих на стальное дно глубокой раковины. Ощущение неизбежности было настолько сильным, что у нее чуть не закружилась голова. Губы приоткрылись, готовые выпустить на волю ужасные слова.
— Папа, — прошептала она, но слезы не дали ей продолжить. — Она меня пугает… Я очень ее боюсь. По ночам, пока ты спишь, она приходит к моей постели. — Отчаяние сменило страх, и Амайя широко открыла глаза. — Она хочет съесть меня, папа! Она хочет меня съесть, и если ты ничего не сделаешь, однажды ночью она меня съест…
Хуан отвел взгляд от умоляющих глаз дочери и уставился в пустоту. В голове снова послышался шорох постельного белья… Слабый скрип деревянного пола под ногами жены, пересекающей темную комнату. Хуан поворачивается на правый бок, лицом к двери, глядя в темноту, словно это позволит ему лучше слышать. Комната девочек располагается напротив их спальни. Росарии предстоит пройти всего два метра, именно столько отделяет одну дверь до другой. Он чувствует ее движение, иногда различает даже чуть слышное бормотание, которое не может (и не хочет) разобрать. Все это длится не больше минуты, и в продолжение этой минуты Хуан ждет, настороженно затаив дыхание, молясь, чтобы минута не затянулась. Он знает, что она вот-вот вернется.
А когда она возвращается, Хуан лежит неподвижно, делая вид, что спит. Она вытягивается рядом, и он, даже не прикасаясь, ощущает холод ночного дома и неистовое биение ее сердца. Все теперь позади, сегодня она больше не встанет. Но он не уснет, пока не убедится в том, что она тоже заснула…
Хуан на мгновение отпустил руки дочери, чтобы снова включить радио. Ликующие звуки вальса сменило меланхоличное пианино.
— Детям часто снятся кошмары, дорогая. Это нормально в твоем возрасте. У тебя очень развито воображение, ты много читаешь; вот фантазия и разыгралась. Не волнуйся, это всего лишь сны. И никто тебя в них не съест.
— Но папа… — недоверчиво повторила она.
— Тебе это снится, Амайя. Сны нереальны, даже если кажутся реальностью; они всего лишь ночные кошмары и живут у тебя в голове. — Он опустил ее на пол. Теперь девочка уже не просто плакала, она задыхалась от рыданий, тело ее сотрясала икота, но глаза были закрыты. Хуан был уверен, что она закрыла их, чтобы не видеть его. Он снова перевел взгляд на невидимую точку на стене, на этот раз от стыда. Он раскаивался, но не мог смотреть на нее. Вместо этого наклонился над дочерью и поцеловал ее в макушку. — Но если когда-нибудь кошмар напугает тебя слишком сильно, позови меня. — И с этими словами вновь повернулся к столу.
Амайя еще долго плакала, не открывая глаз. Когда она наконец открыла их, отец уже вернулся к работе и звуки нового вальса плыли по воздуху, смешиваясь с приторно-сладким ароматом пирожных. Он замешивал слоеное тесто, повернувшись к ней спиной, но сила и страсть, обычные в его работе, исчезли. Амайя подхватила свой школьный портфель и поплелась к двери, давая ему достаточно времени, чтобы остановить себя, окликнуть. Но отец так этого и не сделал. Она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на него с порога, словно приговоренная к смерти, ожидающая знака градоначальника… и в это мгновение дверь в пекарню и в конференц-зал пожарной охраны Марина-Тауэр на другом конце света наложились друг на друга. Девочка, которая не могла сдержать своих слез, и женщина, которая не могла заплакать, повернулись одновременно, чтобы посмотреть на отца.
— Пока, папа, — сказала Амайя.
— Пока, детка, — ответил он из глубины пекарни.
Новый Орлеан
Амайя вошла в комнату 911 как раз в тот момент, когда Шарбу поднял руку, требуя всеобщего внимания.
— Множественные выстрелы на Мейн-стрит в Джефферсоне; похоже, там осталась семья. Звонившая женщина говорит о пяти или шести выстрелах подряд.
— У нас есть несколько семей, подходящих под профиль, зарегистрированных в этом районе, — сказал Джонсон, разворачивая карту и указывая на дом.
— Но есть проблема, — прервал его Булл. — На данный момент мы не знаем, что точно происходит, но в течение получаса все сообщения говорят о том, что вода поднимается даже в тех местах, которые не были затоплены и где уровень воды вроде бы начал спадать. Причем поднимается довольно быстро. Некоторые утверждают, что на Семнадцатой улице прорвало дамбу; эти новости не подтверждены, но, по последним сообщениям, на Пойдрас-стрит воды уже по пояс.
— Что ж, — сказала Амайя. — Приход Джефферсон затоплен, но вы же не рассчитывали вернуться домой в сухих штанах, не так ли? Тогда чего мы ждем?
Дюпри посмотрел на нее, оценивая ее готовность. Затем направился к двери, отдав приказ проверить оборудование, провизию, батареи, фонари… Проходя мимо Амайи, он склонил голову в жесте, в котором сквозило больше уважения, чем в любых словах.
— Вы хотите, чтобы я попытался отправить сообщение в Наварру? — спросил он.
— Нет, благодарю вас. Но…
— Что?
— Не могли бы вы связаться с инспектором Гертой Шнайдер? Она из немецкой полиции, входила в группу Европола. Скажите ей, что горянка справляется. Она поймет.
Часть II
То, что гусеница назовет концом света, мудрец назовет рождением бабочки.
Лао Цзы
В понедельник, 29 августа 2005 года, после полудня ураган «Катрина» двинулся вглубь Соединенных Штатов, теряя по пути силу. Он опустошил побережье, но в конце концов прошел к востоку от Нового Орлеана, предотвратив тем самым полное его разрушение.
Это история о том, что произошло дальше.
Глава 38
После бури
Новый Орлеан, штат Луизиана
Понедельник, 29 августа 2005 года
Когда агенты ФБР покинули пожарную часть и вышли на улицу, им показалось, что они приземлились на другой планете. Увиденное собственными глазами затмило отчаянные звонки от терпящих бедствие людей, размытые изображения дорожных камер, сводки метеорологических служб, рассказы патрульных или новости, поступавшие от пострадавших. Никакие свидетельства посторонних не могли передать весь ужас или
