– Прости, Господи! – произнёс Махно и размашисто перекрестился. – Видно, доля моя такая – воевать вместе с олухами сиволапыми!
– Прости, батько! – заныли безлошадные махновцы. – Нынче не наша вина: у «красных» подушки жёсткие, гусиным пером набитые, не то, что наши пуховые. Да ты и сам знаешь – гусиное перо с одного раза из седла вышибает!
– Вышибает! – передразнил их Махно. – Выпороть бы вас, сукины дети, да время нынче дороже денег. Идите в обоз, опосля с вами разберусь.
Заветного кургана они достигли уже поздно вечером. Махно приказал бойцам спешиться, после чего, ослабив коню подпругу, стреножил его и оставил пастись.
– Вот здесь, хлопцы, казну нашу значит и поховаем, – сказал он громко, и первый, взяв из обозной телеги лопату, воткнул её в жирный украинский чернозём.
Три похожих на могилы ямы копали долго, до самой полуночи. Махно настоял, чтобы ямы были глубокими, под два человеческих роста. Для чего такая глубина, никто не спрашивал, так как догадывались, что неспроста они полсотни вёрст от Никополя по глухой степи, на ночь глядя, обоз тащили.
Перемётные суммы с золотыми монетами царской чеканки положили в крайнюю яму слева. Опосля застелили сумы рогожами, и лишь после этого Охрим Криворотько засыпал яму до самых краёв, а лишнюю землю разбросал вокруг.
– Чтоб значит, от остальной степи не отличалась, – пояснил он, преданно глядя атаману в глаза.
Во вторую яму положили патронные ящики, в которые были заботливо упакованы 124 золотых слитка. Василь Завируха старался особо, и Лёва Задов в знак того, что атаман на него больше не серчает, лично натянул ему на чубатую голову свою новую каракулевую с красным верхом папаху.
Последнему проштрафившемуся бойцу, Миколе Опанасенко, выпала доля хоронить в выкопанной им яме полторы тонны серебра.
Всё это богатство месяц назад Махно отбил в честном бою у атамана Семёнова, люди которого незадолго до этого ограбили Одесский государственный банк. Месяц таскал Махно золото в обозе, но после того, как Первая конная стала его теснить к румынской границе, понял, что с таким обозом ему далеко не уйти. Для этого он и затеял свою «…дюже секретную операцию».
Когда первые рассветные лучи упали ещё нераскрывшиеся бутоны жёлтых тюльпанов, нервно курившие до этого Незамай, Дуля, Сашко Городской и Федька Каретников побросали цигарки и двинулись к атаману, стоящему возле схрона, засаженного поверху для пущей маскировки луковицами голландских тюльпанов.
– Нестор Иванович! – шепнул Лёва Задов. – Идут! К нам идут, Нестор Иванович! – и вроде бы невзначай расстегнул висевшие по бокам обе кобуры.
– Пущай идут! – сквозь зубы процедил Махно. – Зараз мы с ними побалакаем. Ты, Лёва, зря не тушуйся, потому как я абы кого на эту секретную операцию не брал.
Махновцы остановились в пяти шагах от только что закопанных ям, и после короткого раздумья ещё на полшага вперёд выдвинулся бывший одессит Сашко по прозвищу Городской.
«Ну, конечно же, Сашко! – усмехнулся про себя Нестор. – Сашко самый опытный, самый тёртый – на каторге перед революцией гулял, и его на мякине не проведёшь, поэтому говорить будет он».
– Тут такое дело, батько, – осторожно начал Городской. – Дюже поговорить треба.
– Ну, ежели дюже трэба, так давай погуторим, – откликнулся Нестор и демонстративно засунул руки в карманы своего офицерского галифе.
– Ты, батька, нам сам гутарил, что операция эта дюже секретная…
– Секретная, – кивнул головой Нестор. – И шо с того?
– А то, что где золотишко зарыто, знаем только мы четверо, да ещё ты с Левкой Задовым.
– Верно гуторишь, – снова кивнул головой Нестор. – Только мы шестеро и знаем! А ты что, мне не доверяешь?
– Не о том, атаман, гуторишь! – поморщился Сашко. – Мы теперь получаемся вроде как свидетели, а свидетелей в таком деле никогда в живых не оставляли.
– Значит, ты, Сашко, хочешь сказать, что я ради этого презренного металла своим боевым товарищам буду в спину стрелять?
– Может, золотишко и презренный металл, но только пулю за него получать не хочется, – подал голос Федька Каретников.
– Ша, братва! – вклинился в разговор Лёва Задов. – Золотишко это не твоё, Сашко, и не моё, и даже не батькино. Это для нашего общего дела, за которое мы вместе кровь проливали!
– Может оно и так! – нехотя согласился Сашко. – Только Нестор Петрович ради общего дела уже на тот свет собственноручно не один десяток бойцов отправил, так что нас четверых… для него как два пальца обмочить!
– Все высказались, али ещё хто погуторить желание имеет, так вы не стесняйтесь! – нервно дёрнув щекой, произнёс Махно.
– Погоди, Нестор! – перебил его Федька Каретников. – Мы зараз не на митинге, и лозунгами гуторить нам с тобой ни к чему. Сашко прав! Золотишко – оно не просто презренный металл и буржуазные цацки. Золотишко – вещь непростая, оно человеков на кровь толкает. А мы хотим с тобой, батько, разойтись по-людски, без крови.
– Хорошо, – бесцветным голосом произнёс Махно. – Тикайте! – и демонстративно бросил наган под ноги махновцам. – Нестор Махно своим в спину не стреляет! Лёва! Кидай и ты свои левольверы!
Задов нехотя подчинился и бросил в седой ковыль два своих новеньких маузера.
– Ну а теперь вы можете нас убить, – спокойно произнёс Махно и снова засунул руки глубоко в карманы галифе. – Но прежде чем кто-то из вас в меня осмелится пальнуть, выслушайте меня в последний раз. Не смерти я вам желаю, а долгой жизни до самой нашей победы…
– Что-то не особо верится пожеланиям твоим, атаман, – перебил его Сашко Городской и как бы невзначай положил правую руку на кобуру.
– А ты меня не перебивай, а до конца послухай, – не повышая тона, произнёс Нестор и откинул непокорную прядь волос со лба. – Пострелять мы вас с Лёвой могли ещё когда вы в ямах ковырялись. Вы же в тот момент беззащитные были, как слепые котята. Могли мы вас стрельнуть, да вместе с золотом и засыпать, но не сделали мы этого потому, как мне жизни ваши очень даже нужны. Поэтому слухайте мой последний и самый главный приказ: зараз все четверо доскачите до разъезда, а там разъедетесь на все четыре стороны. Отпускаю я вас, хлопцы, с одной только думкой: может, кто-нибудь из вас в этой кровавой мясорубке, что Гражданской войной зовётся, и уцелеет. И тому, кто до этого светлого дня доживёт, надлежит первому нашему народно избранному Гетману указать место, где мы с вами золото сховали[12]. И будет это первый в истории нашего самостийного государства бюджет.
– Какой ещё бюджет? – не понял Дуля.
– Думаю, что бездефицитный, – после короткого раздумья уточнил Махно. – Золотишка-то много!
– Значит, ты нас, атаман, отпускаешь? – недоверчиво переспросил Федька Каретников.
– Отпускаю, – кивнул Нестор и непокорная прядь снова упала на его выпуклый лоб.
– Ну, тогда до свиданьица, Нестор Иванович! Ты, атаман, обиды на нас не держи, – холодно произнёс Сашко, продолжая пятиться назад. – А что касается золота, то пусть оно в земле до своего часу полежит. Не поминайте лихом.
По возвращению к себе в штаб Махно жадно выпил крынку кислого молока и выслушал доклад начальника штаба о том, что в десяти вёрстах от места их дислокации, на разъезде, утром нашли тела четырёх зарубленных махновцев.
– Опознали мы их! – стянув с головы папаху, произнёс начальник штаба. – Наши это хлопцы: Петро Дуля, Сашко Городской, Федька Каретников, и Незамай.
– Хто? – жёстко произнёс Махно, вытирая губы.
– Атамана Семёнова люди, – выдохнул начальник штаба. – Не простил он нам, Нестор Петрович, что мы у него обоз с казной отбили! Ох, не простил! За то хлопцев наших и порубал.
– Не простил, – согласился Махно. – Я бы тоже не простил. А скажи мне, начальник штаба, имеется ли у тебя чистая карта подходящего масштаба?
– Как не быть, Нестор Иванович! У нас же армия! Пущай крестьянская, но всё-таки армия, а не какая-нибудь там банда Маруськи. Карта какого масштаба требуется?
– Масштаб должен быть такой, чтобы я на карте без труда во всех подробностях всю свою вчерашнюю операцию пометил. Понятно?
– Понятно, Нестор Иванович. Думаю, что «трёхвёрстка» для этой цели очень даже подойдёт.
– Нехай будет «трёхвёрстка»! А про золото ты забудь!
– Как забыть? – удивился начальник штаба.
– Напрочь! – тряхнул длинными патлами вождь. – Забудь, потому как золото – вещь дюже опасная и для здоровья шибко вредная.
После возвращения из «Квартала кладоискателей», Иван Иванович пошёл в рабочую столовую, где взял три компота и долго их тянул, сидя в полупустом зале за столиком в углу. После обеда он снова зашёл в резиденцию начальника строительства, где его терпеливо ждал Романов.
– У меня к Вам, господин Романов, несколько вопросов.
– Слушаю Вас, Иван Иванович.
– Почему в украинской хате невеста встречает Махно в костюме морячки?
