Глава 8
Тайна Города Мастеров
Тёплая золотистая осень в одночасье обернулась холодным пронизывающим ветром и нескончаемым моросящим дождём. К вечеру дорога в город окончательно раскисла, и проехать по ней можно было разве что только на телеге. Знаменитая на всю округу осенняя ярмарка уже отшумела, и теперь редкий путник, невзирая на осеннюю распутицу, рисковал появиться у городских ворот Masterburga. На закате нудный дождь прекратился, и сквозь рваную пелену серых облаков выглянуло болезненно красное солнце.
«Не к добру это», – глядя на кровавый закат, подумал стражник Ганс, прозванный за выступающие резцы Волчьим Клыком. Зубы у него и правда были некрасивые, но крепкие и острые, как у волка, и Ганс в глубине души этим даже гордился. Он уже собирался поднять мост и закрыть городские ворота до утра, как вдруг перед ним неожиданно возникла из тумана старая нищенка. Стражник привычно перехватил алебарду и преградил ей дорогу.
– А ну, стоять, старая ведьма! – прикрикнул он на незнакомку с измождённым лицом, на котором лихорадочным блеском горели маленькие чёрные глаза, но женщина, наклонив голову, сделала вид, что не слышит грозного окрика и попыталась проскользнуть мимо стражника.
– Стоять! – вновь прикрикнул Ганс и алебардой преградил ей дорогу. Незнакомка испуганно заметалась, но, осознав бесполезность своей попытки проникнуть в город, в ожидании замерла.
«Мечется, как крыса в поисках норки», – неприязненно подумал стражник, глядя на нищенку, одетую в странные, словно сотканные из серого тумана лохмотья.
– Смилуйся, господин стражник! – заныла нищенка. – Я старая бедная женщина, пришла в ваш город в поисках приюта и куска хлеба! Путь мой был долгим, и силы мои на исходе. Позволь мне пройти за стены вашего гостеприимного города и найти себе ночлег, а если повезёт, то и скромный ужин.
– Завтра приходи, старая! Завтра! – продолжал напирать на незнакомку стражник, выставив впереди себя алебарду. – Сегодня город уже закрыт!
– Ты ведь Ганс? – неожиданно властным голосом спросила женщина и внимательно посмотрела на стражника своими чёрными горячечными глазами. – Ганс по прозвищу Волчий Клык, и в пяти милях отсюда в маленьком селении жила твоя престарелая мать – Рыжая Марта.
– Ты знаешь мою матушку? – удивился стражник.
– Я была у неё вчера вечером, – уклончиво ответила нищенка.
– Каждую осень, особенно в такую слякотную погоду, моя матушка страдает от болей в коленях, – дрогнувшим голосом произнёс Ганс и немного опустил алебарду.
– Теперь уже не страдает, – заверила стражника нищенка и в голосе её зазвучали победные нотки. – Она жаждет встречи с тобой, Ганс! Не заставляй матушку ждать напрасно!
– Но я на службе и не смогу навестить её, пока не придёт моя смена, – несмело возразил стражник.
– Этому горю легко помочь! – хихикнула нищенка. – Протяни мне свою руку, Ганс по прозвищу Волчий Клык, и я всё устрою.
Стражник, как зачарованный, снял с руки тяжёлую кожаную перчатку и протянул нищенке свою сильную руку. Дальше произошло то, чего он никак не ожидал: нищенка, проявив необычайную подвижность, метнулась к протянутой руке и впилась зубами в запястье. Ганс почувствовал боль от укуса и тут же всё его тело охватил нестерпимый жар.
– Что со мной? – с трудом прошептал Волчий Клык внезапно пересохшими губами.
– Ты болен, мой недалёкий друг, – усмехнулась нищенка. – Смертельно болен. Я обещала тебе встречу с твоей матушкой, и я выполню своё обещание. Скоро вы встретитесь… на небесах.
– Кто ты? – прохрипел умирающий страж и выронил из ослабевших рук алебарду.
– Посмотри на меня, Ганс! – властно потребовала незнакомка и расправила плечи. – Неужели ты меня не узнаёшь? Пятнадцать лет назад я уже была в вашем городе, и в тот раз я забрала с собой твоего отца, зеленщика Карла, а вместе с ним ещё три сотни горожан, четверть из которых были розовощёкими младенцами. Детки – это всегда так трогательно, так волнительно, что даже хочется всплакнуть! – захохотала странная нищенка, и Ганс, теряя сознание, успел увидеть, что перед ним стоит уже никакая не нищенка, а стройная молодая женщина с красивым, но бескровным, как у покойника, лицом и лихорадочно блестящими, как у больного, чёрными глазами, на дне которых затаилась безумная жажда смерти.
– Ты Чума! – прохрипел умирающий страж и потерял сознание.
– Узнал! – удовлетворённо произнесла незнакомка и скинула с себя остатки нищенских лохмотьев. – Да, я Бубонная Чума по прозвищу Чёрная Дама, и этот город теперь мой! Ату! – крикнула Чёрная Дама и, расправив полы чёрного, как ночь, плаща, трижды топнула левой ногой, одетой в поблёскивающий хромом офицерский ботфорт.
– Ату! – и город наполнился невесть откуда взявшимися чёрными крысами. – Прости, Ганс, но я спешу, – насмешливо произнесла Бубонная Чума, перешагивая через труп стражника. – У меня в вашем городе очень много дел. Думаю, что если мой замысел удастся, то Masterburg обретёт новое имя – Город Мёртвых Мастеров. Ах, как это красиво звучит: Город Мёртвых! Я уже сейчас вижу, как Masterburg наполняется мертвецами. А какая прелестная музыка при этом звучит! Никогда не слышала ничего лучше: пронзительные нотки детского плача на фоне предсмертных хрипов, душераздирающие проклятия и крики отчаянья только что заразившихся! Возможно, для кого-то это какофония Смерти, а для меня – волшебная музыка!
– Однако пора браться за дело, – с нескрываемым удовлетворением произнесла Чёрная Дама и накрыла своим чёрным плащом весь город.
Город Мастеров спал, когда, стуча подковками своих новеньких ботфорт по брусчатой мостовой, Чёрная Дама брела его пустыми улицами. Возле таверны «Большая качка» она увидела молодую черноволосую проститутку и подошла к ней.
– А ты красивая, – задумчиво произнесла Чёрная Дама и погладила пьяную девушку по щеке. – Как тебя зовут, дитя порока?
– Ева, – равнодушно ответила проститутка и снова приложилась к бутылке с крепким элем, которую держала в правой руке. Левой рукой она держала приподнятый край своей юбки так, чтобы была видна её стройная белокожая нога.
– Ты мне нравишься, Ева, – сказала Чума и наклонилась к лицу девушки так близко, что её смертельное дыхание коснулось уст юной развратницы. – Ты, так же как и я, глубоко порочна, и в этом мы с тобой похожи, поэтому я сделаю тебе, Ева, необычный подарок, – и с этими словами Чёрная Дама впилась поцелуем в девичьи губы.
От неожиданности проститутка выронила из рук бутылку с элем.
– А теперь ступай в трактир, – повелела Чёрная Дама, оторвавшись от девичьих уст. – Отныне ты моё дыхание – крепко запомни это! Ты будешь жить до тех пор, пока будут умирать твои клиенты, а когда в твоих объятиях умрёт последний мужчина этого города, ты сама испустишь дух, но смерть будет к тебе милосердна: ты просто уснёшь и больше никогда не проснёшься. Разве это не королевский подарок? Ступай, не медли! – топнула ногой Чума, и девушка покорно побрела в наполненную хмельным шумом таверну.
– Этого мало! – произнесла вслух Чума, после того как девушка скрылась за дверью таверны. – Моя душа жаждет праздника! Большого смертоносного праздника! А это что такое? – удивилась Чума, подойдя к висевшей на стене здания театральной афише.
– «Жизнь и смерть юного Авраама и его возлюбленной цыганки Азы». Любовная драма в трёх частях, – прочитала она вслух. – Хм, хорошее название, надо зайти! Кажется, я успеваю к финалу. Эй, извозчик! Где тут у вас театр?
Она появилась на сцене в тот самый момент, когда все актёры, занятые в пьесе, вышли на поклон.
– Ниже! – приказала Чёрная дама комедиантам. – Ниже кланяйтесь!
Через мгновенье всех, кто был на сцене, скрутила судорога, и актёры вместе с режиссёром и автором пьесы упали на колени.
– Так-то лучше! – удовлетворённо произнесла Чума. – А Вы продолжайте аплодировать, – обратилась она к зрителям. – Я намерена сегодня повеселиться, поэтому эти лицедеи на сцене будут жить до тех пор, пока под сводами зрительного зала звучат аплодисменты.
Вопреки требованиям Чёрной Дамы, аплодисменты в зрительном зале смолкли, и наступила тревожная тишина.
– Понятно, – усмехнулась Чума. – Недоверие – всегда было визитной карточкой вашего города. Я так понимаю, что раз вы находитесь в театре, то вы жаждете зрелищ, требуется наглядная демонстрация моих возможностей. Хорошо! Пусть будет по-вашему. Первый слева! – прокричала Чума и щёлкнула пальцами левой руки.
Первый слева актёр вздрогнул, на мгновенье замер, словно прислушиваясь к ощущениям в своём теле, а потом с душераздирающим криком упал на сцену. На глазах зрителей его тело покрылось ужасными чумными нарывами – бубонами, которые тут же лопались, и на их месте появлялись ужасные язвы. Через минуту тело актёра дугой выгнула предсмертная судорога, раздался нечеловеческий крик и несчастный упал на сцену, уже будучи мёртвым.
