— И я не верю, и отец его тоже, но факт остаётся фактом: их арестовали в каком-то гараже на окраине, где был обнаружен изуродованный до неузнаваемости труп девушки. Каждый из них клянётся, что ни разу эту несчастную в глаза не видел, но их слова ничего не значат, когда полиция застукала парней на месте преступления.
В голове не укладывается, что всё могло так обернуться. В то, что они могли убить какую-то девушку я слабо верю, вернее, не верю вообще, но как доказать это полиции?
— Отец уже подал ходатайство об изменении меры пресечения на подписку о невыезде, — продолжает Ирма, сжимая руками руль. — Тем более после того, какие побои Арчи нанесли, будет большое разбирательство по факту причинения вреда здоровью задержанных. Надежда, что всё-таки с них снимут обвинения, есть и она крепнет с каждым днём.
Я молчу, потому что всё это как-то слишком — я боялась, что Арчи, встретившись с Никитой, может пострадать, но не думала, что беда настигнет таким образом.
— А выяснили, что это за несчастная девушка? — задаю волнующий меня вопрос, потому что в глубине души подозреваю, кем она может оказаться.
— Нет ещё, — пожимает плечами Ирма, — но выяснят, дело времени.
Киваю, а она продолжает:
— Я рассказываю тебе всё это по одной простой причине: может быть, ты знаешь, зачем они пошли в тот гараж. Арчи много раз влезал в неприятности за последние пять лет, но последствия не были настолько катастрофическими, причём не только для него одного.
Ирма мнём дрожащими пальцами бумажную салфетку, рвёт её, пытаясь успокоиться.
— А парни ничего не рассказывали? — спрашиваю, потому что не знаю, какой версии лучше придерживаться.
— Кристина, если бы они хоть что-то рассказали, было бы проще. — В её голосе сквозит усталость и какое-то отчаяние. — Арчи без сознания, а остальные молчат. Твердят только, что по делам приехали, но ничего не уточняют.
Я молчу, потому что не знаю, как лучше всё рассказать, чтобы Ирма не возненавидела меня. Потому что, не случись я в судьбе её сына, не пришлось бы ей сидеть возле госпиталя и рвать салфетки, захлёбываясь от сдерживаемых рыданий.
И я малодушно пожимаю плечами.
43. Арчи
Туман, застилающий глаза сразу после пробуждения, постепенно рассеивается, а действие обезболивающих медленно, но уверенно проходит. Боль зарождается внутри черепа маленькой пульсирующей точкой, которая с каждой секундой разрастается и опускается всё ниже, пока не выстреливает в пятки. Болит всё: шея, рёбра, бока — кажется, я сам являюсь огромной кровоточащей раной.
Мысли в голове какие-то вязкие, словно жвачка и никак не могу привести их в порядок. Долго уже тут лежу? Приходил ли кто-то из близких? Как там парни?
Кристина...
Её образ возникает в самой глубине подсознания сначала как хрупкий образ, мираж, но с каждой секундой, с каждым вдохом, который отдаётся болью в рёбрах, воспоминания заполняют изнутри. Как она? Знает, что со мной случилось? Или так и сидит, запертая и одинокая, в моей квартире?
Я не справился, не смог защитить и теперь, валяясь здесь бесполезным мешком с костями, не знаю, как она будет дальше. А если Никита всё-таки выследит её и сделает то же самое, что сделал с той девушкой в гараже?
Я должен был рассказать всё полиции, должен был сообщить, почему мы поехали туда, что там искали, но это не моя тайна — я не хотел, чтобы у Крис были проблемы. Да и кто бы нам поверил?
Но, с другой стороны, разве можно об этом молчать? Разве можем мы позволить себе роскошь сохранять эту тайну, если видели, каким стал Кир только потому, что все держали рты на замке?
Я идиот — грёбаный малодушный идиот, который так и не научился делать выводы из прошлых ошибок. Ведь и пьяному ослу понятно, кто убил ту девушку, но я, изображая из себя придурочного героя, молчал, в то время как нужно было кричать, биться во все двери. Ну, почему, чтобы до меня дошла такая очевидная вещь, мне должны были башку отбить? Почему я по-другому не понимаю?
Из путаных раздумий меня выводит звук открывающейся двери. В палату входит медсестра: улыбчивая женщина средних лет в изумрудно зелёном форменном костюме. В одной руке она держит стойку с капельницей, а во второй бутылочку с физраствором и какие-то ампулы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— О, уже и цвет лица заметно лучше стал, не такой бледный,— произносит, шурша упаковкой лекарства. — Крепким орешком ты оказался.
Она улыбается, наклоняется надо мной, смотрит в глаза, проверяет пульс и уходит за врачом. Им оказывается мужчина примерно моих лет — не больше тридцати, с коротко подстриженными светлыми волосами и прямо-таки орлиным носом. Несомненно, такой нос, увидев однажды, никогда не забудешь.
— Как самочувствие? — интересует клюворылый, заглядывая в какие-то бумаги.
— Согласно обстоятельствам, — отвечаю, пытаясь улечься поудобнее, но боль в рёбрах мешает. — Скоро меня выпишут отсюда? Жуть как не люблю бока отлёживать.
— Ну, тут уж будем смотреть по ситуации, но, думаю, пару недель полежите, — сообщает врач, сложив на тумбочке свою макулатуру, и присаживается на соседнюю койку. — У вас сотрясение мозга, ушиб мягких тканей и рёбер, поэтому пока что понаблюдаем вас, а там решим, что дальше делать.
Две недели? С ума сойду же. Я после прошлого стационара никак в себя не приду, а тут снова весь этот ад переживать. Ещё и пить, наверняка, запретят.
— Ладно, — говорю, пренебрежительно дёргая плечом, но вспышка боли пронзает насквозь.
— Не делайте резких движений, пожалуйста, — просит врач, пока я шиплю от боли. — Если будете режим нарушать, не пущу к вам посетителей. А там, за дверью, между прочим, две прекрасные дамы свидания с вами требуют, поэтому в ваших же интересах вести себя хорошо.
— Две дамы? — Стараюсь не показывать волнения. Чёрт, я, точно мальчишка, надеюсь, что там за дверьми сидит Кристина, но я же мужик и должен быть суров и дерзок и не показывать слабину.
Но к чёрту всё. Я счастлив.
Доктор открывает дверь и выходит в коридор, не проронив ни слова. Через несколько мгновений, словно ожившая фантазия, в палату вплывает Крис.
Она такая красивая, что дыхание перехватывает, сто?ит только посмотреть на неё. Светлые волосы раскиданы по плечам, а в серых глазах затаилась тревога. Я вижу, что она волновалась, и, чёрт, может быть, это уже слишком, но мне приятно думать, что переживать она могла обо мне. Ну, а почему бы и нет? Я же вроде как рыцарь, хоть и слегка потрёпанный. Да и драконью голову под мышкой так и не зажал.
— Арчи, — произносит она на выдохе, и улыбка расцветает на её лице. — Ты очнулся.
— Да, — произношу, улыбаясь. И хоть больно до чёртиков, но я хочу улыбаться для неё, и никакой режим не помешает. — Как дела?
— Ты ещё спрашиваешь? — хмурится Крис, остановившись посреди палаты. — Я чуть с ума не сошла, пока не узнала, что ты здесь. А потом снова чуть не чокнулась, когда Ирма мне сообщила, по какой причине ты в больнице оказался.
Вдруг замечаю маму, которая всё это время стояла в дверях и внимательно прислушивалась к нашему разговору, хоть никогда и не признается, что подслушивала. Но по выражению её лица и глаз видно, что она рада тому, что Кристина сейчас здесь.
— Мама, привет, — говорю, а она срывается с места и чуть ли не пулей летит ко мне. — Ну, что ты? Успокойся, всё хорошо уже, не плачь.
Но Ирму не остановить — она плюхается рядом, кладёт голову мне на грудь и начинает рыдать. Никогда раньше не видел, чтобы так сильно о чём-то плакала.
— Сынок, — доносится сквозь приглушённые всхлипы, — я так за тебя испугалась, так испугалась.
Она плачет, заливая мне грудь слезами, как в какой-то мелодраме, а я смотрю поверх её головы на стоящую рядом Кристину и улыбаюсь, точно идиот. Наплевать на всё, что случилось в последнее время, наплевать на все проблемы и трудности. Сейчас главное, что эти две женщины рядом, а остальное можно и на потом отложить.
* * *
