из тех, кто может принять подобное близко к сердцу, а потому спросила прямо:
– Тебе нравится тринадцатый принц?
Улыбка Миньминь будто примерзла к ее лицу. Прошло немало времени, прежде чем она ответила:
– Это так очевидно?
– Весьма, – смеясь, ответила я.
Она ненадолго замолчала, а затем на ее лице вдруг расцвела улыбка, такая сияющая, что, казалось, звезды, висящие в небе над степью, померкли. Пристально глядя куда-то за горизонт, она произнесла:
– Верно, он мне нравится.
После этого она боязливо оглянулась на меня, и я одарила ее ободряющей улыбкой. Отвернувшись, Миньминь вновь принялась всматриваться в бескрайнюю сумеречную даль.
– Я никогда не слышала такой прекрасной песни, – медленно проговорила она голосом, полным сладостной тоски. – Он стоял там и пел, глядя на меня… Мое сердце еще никогда не билось так быстро. И я никогда не видела, чтобы мужчина так улыбался – словно его не заботило ничто в этом мире. Он был будто факел – можно было ясно почувствовать исходящий от него жар.
Похоже, разум Миньминь целиком погрузился в воспоминания о том вечере, когда ее сердце было украдено. После долгого молчания она вдруг повернулась ко мне и пылко воскликнула:
– Я никогда не встречала мужчины, подобного ему!
Любовь! Я знала, я понимала и все равно была в очередной раз тронута. Неважно, что случится потом, – сейчас она любила, и любовь делала ее счастливой, одновременно заставляя страдать. Лишь тот, кто любил, может понять эту сладкую боль. Я только и могла, что с улыбкой глядеть на нее, разделяя ее чувства. Но Миньминь вдруг вновь смутилась и отвернулась.
– Тринадцатый принц – человек, заслуживающий любви, – произнесла я, пристально глядя на нее.
Девушка снова обернулась ко мне, сияя улыбкой, светлой, как утренняя заря. Она продолжала улыбаться, немного горделиво, самодовольно, но ее улыбка постепенно погасала. Я вдруг ощутила беспокойство.
– Но отец не хочет, чтобы я выходила за него замуж, – сказала Миньминь.
– Почему? – удивилась я.
Она нахмурилась.
– Только никому не говори.
Я торопливо кивнула, и она продолжила:
– Отец говорит, что девушки в Запретном городе никогда не бывают счастливы. Он говорит, что я цветок степи и цвести могу только здесь.
Мне стало грустно. Отец очень любит Миньминь, и в его словах нет ни капли лжи. В степи она всегда будет принцессой, тогда как, попав в Запретный город, превратится всего лишь в одну из жен тринадцатого принца. Кроме того, я не могла знать истинных намерений тринадцатого принца: кто сможет поручиться, что он будет ценить Миньминь и беречь ее? Затем я вспомнила о тюремном заключении, которое ждало тринадцатого принца в будущем, и мне стало еще тоскливее.
Глядя на мое мрачное лицо, Миньминь печально улыбнулась:
– Сперва я не хотела верить словам отца, но сейчас поняла: все, что он говорил, – правда.
Я протянула руку, желая взять ее ладонь в свою и согреть, но руки у нас обеих были холоднее льда, и ни одна из нас не смогла бы согреть другую.
Держась за руки, мы продолжили идти. Миньминь спросила:
– А ты кого-нибудь любишь?
Мое сердце кольнуло болью, и я не знала, что ей ответить. Пока я колебалась, откуда-то послышался гомон, и в потемках зажглись, беспрерывно двигаясь, тысячи факелов. Я встревожилась: не здесь ли условились встретиться восьмой и четырнадцатый принцы? Сорвавшись с места, я понеслась в сторону толпы.
Не понимая, что случилось, Миньминь помчалась за мной.
– Что такое? – спросила она на бегу.
Сердце бешено подпрыгивало в груди. Я не могла ответить – все силы ушли на бег.
Голоса приближались, становились слышны все отчетливее, но их было слишком много, они перекрывали друг друга, и слов было не разобрать. Навстречу нам попался какой-то человек.
– Что здесь произошло? – выпалила я, дернув его за рукав.
Человек принялся торопливо приветствовать нас, но я быстро прервала его:
– Забудьте об этом, лучше ответьте поскорее.
– Наследный принц сказал, что где-то здесь вор, – взволнованно ответил человек. – И приказал все тут обыскать.
Мое сердце пропустило удар.
– Вор? Как он выглядел? – быстро спросила я.
– В темноте было невозможно разглядеть его лицо, – отвечал незнакомец. – Похоже, он был одет в монгольский халат. Наследный принц велел стрелять в него, но я не знаю, попали ли. – Затем он добавил, указывая куда-то вперед: – Наследный принц сказал, что он побежал туда.
Стреляли! У меня сердце ушло в пятки и в глазах потемнело. Я отшатнулась на пару шагов, но тут же взяла себя в руки – сейчас не время падать в обморок! Сделав глубокий вдох, я снова побежала. Миньминь-гэгэ помчалась за мной, говоря на бегу:
– И откуда только взялся такой дерзкий вор? Он знает, что сможет хорошо поживиться в монгольском лагере, где не протолкнуться, и потребуется немало времени, чтобы его отыскать.
В моей голове крутилось лишь два вопроса: не ранило ли его стрелой и куда подевался восьмой принц? Я продолжала бешено мчаться. Мы с Миньминь носились в толпе туда-сюда, в темноте пробиваясь сквозь колышущееся людское море. Несмотря на факелы, света не хватало, поэтому на наши темные фигуры никто не обращал внимания.
Так мы достигли лагеря монголов, в котором я совершенно не ориентировалась.
– Где здесь можно спрятаться человеку? – спрашивала я, продолжая тянуть Миньминь за собой.
К тому моменту девушка уже поняла, что со мной что-то не так, но, несмотря на то что на ее лице было написано недоумение, она не задавала вопросов, лишь, схватив меня за руку, потянула за собой, и мы начали петлять между шатров.
Мы искали везде, но ничего не нашли. Люди наследного принца уже переговорили с монголами, и те, собравшись вместе, принялись обыскивать лагерь.
Мое беспокойство росло, но я старалась не поддаваться панике и продолжала бежать, заглядывая повсюду. Глядя на мое взволнованное лицо, Миньминь ускорила шаг, помогая мне в поисках.
Когда я уже была едва жива от волнения, чья-то рука вдруг схватила меня и втащила внутрь одного из шатров. Поначалу я испугалась, а затем меня внезапно охватила радость.
– Четырнадцатый принц! – шепотом позвала я, и он откликнулся. Мгновенно почувствовав облегчение, я торопливо спросила: – Ты ранен?
В темноте я могла лишь почувствовать, как его рука, держащая мою, слегка задрожала, а затем он глухо ответил:
– Нет. – Стоило мне успокоиться, как он добавил: – Но восьмой брат заслонил меня от стрелы.
Я вскрикнула от ужаса и поспешно зажала себе рот, чувствуя, как дрожит моя рука. Он с силой сжал мою ладонь.
– Жоси, он ранен в руку, его жизни ничто не угрожает.
Хотя четырнадцатый принц крепко держал
