считать продолженным «на неопределенный срок», оговоренный ч.2 ст.17 КЗоТ.
Далее возник наиболее интересный для оркестрантов вывод исследователей. В случае, если договор, заключенный на неопределенный срок, расторгался по инициативе администрации без предварительного уведомления за две недели (как это и произошло), музыкантам, согласно статье 36 КЗоТ, полагалось выплатить выходное пособие в размере не менее двухнедельного заработка.
В целях доведения темы семинара до логического завершения Елена Михайловна поручила Леониду истребовать с администрации парка недополученную сумму, а в случае отказа обратиться с исковым заявлением в суд.
Ради объективности следует отметить, Леонид посчитал, что его притязания на выходное пособие в этом случае будут выглядеть не этичными, и поначалу выполнять поручение преподавателя отказался. Я его мнение разделял.
Однако после соответствующих внушений и вопросов о том, как он намерен отстаивать в будущем права граждан, если не может защитить свои собственные, трубач вынужденно смирится. Этому способствовало и обещание Елены Михайловны засчитать описание события с приложением копий соответствующих материалов в качестве курсовой работы.
О дальнейших перипетиях расскажу кратко.
Шаг первый – администрацию парка требования Леонида ожидаемо возмутили. Пособие осталось невыплаченным.
Шаг второй – исковое заявление было рассмотрено и удовлетворено Кировским районным судом. Деньги Леонид получил.
Шаг третий, ответно-административный – в областной молодежной газете «Комсомолец» появился фельетон под названием «Леониди играет на трубе и выдувает 80 рублей в месяц». Неприязнь автора произведения к герою изначально усматривалась в перелицовке имени трубача на иностранный манер. Очевидно, журналист намекал на приверженность Леонида к западному культу наживы, чуждому советским людям. Далее публицист порицал постановку воспитательной работы на нашем факультете, готовившем не советских юристов, а крючкотворов – стяжателей.
Шаг четвертый – опровержение той же газеты по поводу фельетона с извинениями перед юридическим факультетом и университетом. Покаяние было опубликовано после общения ректора Ю. А. Жданова с секретарем обкома на тему отсутствия противоречий между советской моралью и правом.
В завершение воспоминаний о Елене Михайловне отмечу ее сугубо человеческие качества. Предшествующее описание может создать о ней искаженное представление, как о бесстрастном функционере-общественнике, лишенном эмоций сухарем.
В действительности, это не так. За пределами формального общения наш доцент была жизнерадостным открытым человеком с признаками сангвинического темперамента с развитым чувством юмора. Эти черты проявлялись летом 1963 года в университетском спортлагере «Лиманчик», где Елена Михайловна с готовностью участвовала в совместных затеях студентов и преподавателей.
За соблюдение прав наемных работников она, судя по материалам сайта Университета, неустанно боролась до конца дней. Умерла Елена Михайловна в возрасте 89-ти лет в 2012 году.
Теперь о главном, что осталось от нашего общения в годы учебы. Благодаря творческому подходу Елены Михайловны к построению учебного процесса наука трудового права воспринималась большинством однокурсников, как некое увлекательное произведение. А полученные в те далекие времена знания (с оценкой «отлично» на экзамене) неоднократно помогали мне разобраться в сложных правовых коллизиях.
И еще. Со временем я не раз задумывался о роли, которую сыграли в нашем становлении такие столь непохожие по характеру и делам люди, как «Мэтр» и Елена Михайловна.
С. Ф. Ширяев (как и коллега – латинист «Костя» – К. Ф. Блохин) вносил в процесс обучения острую эмоциональную приправу. Использовал иронию и юмор (иногда соленый), демонстрировал возможность существования иной точки зрения по любому поводу, подкалывал с мнимой серьезностью «дураковатых» персонажей (вспомним характеристику Л. Григоряна и письма «Кости» в «инстанции» включая радио «Свобода»).
Елена Михайловна – сдержанный и невозмутимый профессионал-полемист, поставляла ценные ингредиенты в котел нашей правовой и нравственной подготовки без излишних всплесков эмоций.
Я не настолько близко общался с обоими педагогами, чтобы детально понять истоки их несходства. Общими для наставников были дата (1922 год) и месторождения (Ростов-на-Дону), а также учеба и последующая работа в нашем университете.
Главная точка расхождения жизненных установок, на мой пристрастный взгляд, выявилась летом 1942 года, когда Елена Михайловна, прервав учебу, добровольно ушла на фронт. «Мэтр» же, как я теперь узнал, уехал в эвакуацию, где до конца Войны писал работу, оставшуюся незавершенной.
Кто знает, может быть пребыванием Сергея Федоровича на «Пятом Украинском» объяснялись истоки отмеченных Л. Григоряном «напыщенного шарлатанства и хулиганства», приправленных неким «трагизмом». Не этот ли груз прошлого давил на сознание латиниста, побуждая к проявлению черт «демонстративной личности», а заодно и к самоотверженной борьбе с ростовским криминалитетом? Ответа на эти вопросы у меня нет. Так или иначе, К. Ф. Блохин, С. Ф. Ширяев и Е. М. Акопова навсегда остались в памяти студентов моего времени, как неотъемлемая часть самобытного коллектива наставников тогдашнего юридического факультета.
Необычным подходом к преподаванию сугубо гуманитарного предмета – политической экономии социализма – отличался Ричард Петрович Корниевский. Он открывал нам экономические законы страны Советов через систему им лично созданных математических моделей. Не скажу, что, мы подзабывшие точные науки студиозы, были в восторге от его новаций. Лекции «Рича́рда» (он произносил свое имя с ударением на первое «а») вместо устного изложения материала превращались в бесконечный конвейер неустанно наносимых на доску математических символов. Временами стук мелка прерывался словами преподавателя: «Из этого следует бесспорный вывод…». Что являлось итогом рассуждения, я не могу вспомнить по той причине, что всякий раз у моего уха раздавалась идеологически незрелая перебивка соседа по скамье Анатолия Сапина: «…Что надо потуже затянуть пояса».
Так или иначе, на лекциях «Рича́рда» приходилось сильно «напрягать извилины». Утешая «инвалидов умственного труда», наш политэконом сообщал: «Вникайте в суть. На экзамене сами попросите, чтобы Рича́рд Петрович, позволил вам вывести формулу основного экономического закона социализма в обмен на «четверку».
Его прогноз оказался для меня пророческим. Не к ночи упомянутая формула (объемом в тетрадную страницу), которую, благодаря проявившемуся феномену фотографической памяти, мне удалось воспроизвести на экзамене, действительно, помогла выдержать это испытание на «хорошо».
Судя по имеющимся в Интернете данным, разработки Ричарда Петровича были востребованы не только в учебном процессе. Определенная их часть имела прикладное значение и использовалась управленцами ряда промышленных отраслей в качестве методик определения экономической эффективности производства, научной организации труда, планирования и управления производством и др. В 1966 году Р. П. Корниевский стал заведующим кафедрой политэкономии.
Его увлечение наукой и погруженность в мир экономических теорий неожиданно сочетались с простодушным отказом от соблюдения условностей в одежде и непосредственностью во внеаудиторном общении со студентами.
Как сегодня вижу его в один из летних дней со стопкой книг в сетке-авоське, одетого в тенниску, коротковатые («подстреленные» – по терминологии мамы) брюки и обутого сандалии на босу ногу.
Несколько необычным для его занятий и возраста (40+) было увлечение ученого мужа мотоциклом. При нас Ричард
