показались незнакомыми. Впрочем, дома ее учили только «Отче наш».
Сорина вытащил из седельной сумки одеяло, завернулась в него. Увидела, что при дыхании изо рта вырывался пар. Уже стоило ложиться спать, но девушка решила поговорить со спутником.
— Зачем ты молишься? Никто же не видит, кроме меня. А передо мной нет смысла притворяться, я знаю правду.
— Иисус на небе все видит, — совершенно серьезно ответил монах.
— Смеешься?
— Нет.
В тот вечер путники больше не говорили. Сорина легла спать на хвойную подстилку, монах-воин остался сидеть у костра. Когда девушка проснулась, ей показалось, что спутник за ночь так и не пошевелился.
Утром вновь двинулись в путь. Хотя Сорина сомневалась, что у них было какое-то конкретное место, куда нужно дойти. Скорее, брат Орель хотел оторваться от маанотского войска, оказаться в новых землях и продолжить воинскую жизнь.
Спустя час девушка окликнула спутника:
— Посмотри на свои руки.
Монах опустил взгляд на ладони, в которых держал поводья. Кожа на ладонях побледнела, пальцы вытянулись и оканчивались загнутыми когтями. Сквозь человеческий облик проявилась его истинная натура.
— Теперь я тоже управляю твоей внешностью.
— Никогда так не делай, — монах оставался спокоен. — Случайного свидетеля пришло бы убить. И вина ляжет на тебя.
— Знаю. Но помни, отныне я могу в любой момент показать твое настоящее лицо. То, что вместо лица.
— Без разницы.
— Врешь. Тебе нравится играть в рыцаря. Это я успела понять. Чтобы все вокруг восхищались, слагали баллады, а герцоги и короли щедро награждали. Но теперь я могу тебя всего этого лишить.
Брат Орель молчал. Долго. Они прошли мили полторы, прежде чем монах заговорил. Он повернулся к девушке и коротко спросил, словно не было протяжной паузы в разговоре:
— Чего ты хочешь?
— Отпусти меня.
— Нет.
— Найти другого человека. Договорись. Пусть служит добровольно.
— Я не встречал таких же сильных, как ты. С тобой мне хорошо. Придется выдрессировать тебя.
Сорина молчала. Она ожидала другого развития разговора. Понимала, что спутник вряд ли согласился бы дать ей свободу. Но рассчитывала на начало торговли с монахом-воином, попытку договориться. Но тот лишь пообещал еще больше боли. Вскоре девушка решила подступиться с другой стороны:
— Я могу заставить людей нападать на тебя. Как того несчастного пилигрима. В тот раз получилось неосознанно. Но я учусь. Помнишь вчерашнего зайца? Это я призвала и заставила замереть.
— Ты не станешь этого делать.
— Стану. Просила же воинов спасти все эти годы. Хоть и понимала, что шансов победить у них совсем мало.
— Нет. Успел тебя узнать.Каждый раз просишь. Чтобы помогали по своей воле. Заставить пойти на смерть не сможешь. Стыдишься, что поступила так с пилигримом. Залезла к нему в голову и все там сломала. Лишила свободы воли. Самого важного, что дал твой Иисус человеку.
Сорина промолчала. Брат Орель говорил правду. И она действительно до сих пор жалела, что с Ферком так вышло. Еще накануне божьего суда пыталась исправить произошедшее с крестьянином. Но пилигрим вообще не воспринимал ее слова. И лишь влюбленно смотрел. А отменить сделанное ей самой не удалось.
— Я все равно не сдамся.
— Сдашься. Рано или поздно. Терпения у меня хватит.
Следующей ночью выпал снег. Орель с монашеским спокойствием принял холод и на его поведении это не отразилось. А вот Сорине пришлось тяжко. На ней оставался по сути летний костюм.
Лужи на дороге покрылись коркой льда. Для девушки это стало хоть какой-то отдушиной — можно было крошить лед сапогами. Когда поднялось солнце, первый снег начал таять. Но погода все равно оставалась весьма прохладной.
— Если бы не костер, то ночью я бы околела.
— Я следил за тобой. Стань слишком холодно — прижал бы к себе. Согрел.
Девушка скривилась. Подобного ей не хотелось. Но понимала, что не отказалась бы от такого тепла.
— Долго я так не протяну. Уже пора задуматься о зимовке. До настоящего снега остались считанные недели.
Сорина лукавила. Она понимала, что если удастся найти теплую одежду, то сможет двигаться дальше. Но девушка была заинтересована в том, чтобы оставаться на месте. Надеялась, что по их следу ехала погоня.
Монах ответил коротко:
— Знаю.
На этом разговор закончился. Долго шли на запад вдоль реки Гооцы, ощущая на затылке и плечах осеннее солнце. К полудню еще потеплело, но все равно чувствовалась подступающая зима. Внимательно смотрели по сторонам, выискивая съезды с большого тракта к местным деревням.
На следующий день издалека увидели небольшую, на три-четыре двора, рыбацкую деревню. Брат Орель направил туда коня. Сначала проехали мимо убранных полей. Увидели след от большого огня. Сорина предположила, что раньше там стоял стог сена. А потом его сожгли, причем относительно недавно, судя по пеплу.
В деревне не было церкви, но на окраине оказалось собственное кладбище. Сорина предположила, что землю когда-то освятили, чтобы не пришлось далеко возить мертвецов и тратить дни на посещение могилы. Воин-монах указал на свежую землю. Не так давно здесь кого-то похоронили. И еще не успели поставить крест.
Когда они въехали в центр деревни, никто не вышел навстречу. Напротив, в окне ближайшего дома показалась женщина и торопливо захлопнула ставни. Сорина заметила веретено у нее в руках. Похоже, пряла при свете. Чужаков боялись.
— И что ты будешь делать? Тебе здесь не рады.
— Предложу защиту.
Великан привстал на стременах и почти прокричал обращение к жителям деревни:
— Вы про меня слышали. Я — брат Орель из ордена святого Альфонса. Известный на весь свет монах-воин. И я здесь, чтобы защитить вас. Выходите, не бойтесь.
Последнюю фразу пришлось повторить несколько раз, прежде чем из дальнего дома осторожно вышел старик. Он боязливо подошел к путникам. Остановился на почтительном расстоянии, низко поклонился.
— Выпрямись, отец. Как ты слышал, я — монах-воин Орель. Рядом со мной — блаженная дева Сорина, которую Господь наградил даром предсказаний. Нас в пути настигла непогода. Я прошу приюта. Взамен обещаю защитить вас от любой беды.
Старик наморщил лоб, потер лицо ладонью. Он действительно запоздало припомнил, что слышал о воине-монахе. Но где, когда и от кого — не удавалось вспомнить, как сильно бы не старался. Крестьянин перевел растерянный взгляд на девушку. Но Сорина лишь отвернулась.
Она чувствовала острое жжение в солнечном сплетении. Чтобы внушить крестьянам ложные воспоминания, спутник тянул из нее много силы. И это откликалось острыми вспышками боли.
