хочешь. Я был трусливым ублюдком, эгоистичной тварью. Я признаю это. Дай мне шанс все изменить…
— Изменить что? — парень говорил спокойно, и это еще больше разгоняло кровь в жилах Роя.
— Твою судьбу.
— Разве я просил об этом? Судьбу изменить нельзя. Так же, как и выбрать. Она определена заранее…
— Это не так!
— Так. Неужели ты думаешь, что я выбирал? Неужели хоть один здравомыслящий человек осознанно выберет такое? Это дается свыше, только за что, не знаю…
— Не свыше! Я виноват! Я клянусь тебе, что сделаю невозможное, чтобы все исправить! Я отдам все, чтобы…
— Даже, если ты отдашь мне весь мир или не дашь ничего, не имеет значения, потому что нужно мне еще меньше. Ты даже не представляешь, насколько. Ничего мне не нужно.
— Энди, что мне сделать?!
— Сделай для себя. Ложись спать. Врач прописал тебе отдых.
Рой почти задохнулся. Слова скопились внутри, распухли и впились в гортань. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, и так и застыл с открытым ртом. Он мог лишь молча наблюдать, как парень достал лекарство, закапал в глаза, а после спокойно лег и отвернулся. Господииии! Одна единственная мысль выдавливалась сквозь шум в ушах. Господииии! Первым, что почувствовал Рой, было сердце. Оно тоже казалось огромным и распухшим, словно пропитывалось чем-то, растягивалось и уже начинало лопаться. Что-то покалывало, напоминая мелкие электрические разряды.
Рой промучился всю ночь, Энди ни разу не повернулся во сне. Погода не улучшилась, и утро не наступило, а навалилось. Еще не успев открыть глаза, Маккена понял, что его всю ночь избивали, потом по нему ездил асфальтоукладчик, потом его кто-то откуда-то выковыривал, а напоследок его кости догрызли бродячие собаки. Мозг чувствовался не лучше, словно был замаринован в смеси ослиной мочи, формальдегида и еще какой-то дряни. Рой с трудом повернулся и понял… Энди нет. Первая мысль пробила голову навылет и зацепилась за острие черепной коробки последними сантиметрами, и Маккена вскочил. Он пытался хоть что-то сообразить, но все мысли проскальзывали сквозь это злополучное отверстие. Он успел вспотеть, потом покрыться холодным потом, перепугаться и… Рюкзак парня аккуратно стоял возле двери, и Рой внезапно стал счастливым. Надежда. Вот она, тонкая нить, которая держит крепче крученого каната.
Он заметил Энди издалека. Тот сидел, неподвижно глядя на рябь на воде. Сердце Маккены упало, и он ступнями почувствовал его тяжесть.
— Энди, — Маккена улыбнулся. — Я уж подумал, что…
Голос его упал вслед за сердцем, и фраза неопределенно повисла. Парень даже не шелохнулся. Он молчал еще какое-то время, а потом очень медленно начал говорить.
— Я бы много отдал, — глухо произнес Энди, — чтобы ничего этого не было, но тогда я был бы самым несчастным человеком на свете. В моей жизни не было бы всех тех, кого я любил. Прошлое нельзя исправить. Оно останется таким, каково и есть. Оно делает жизнь жизнью, и только благодаря ему мы понимаем, что существуем. Я любил. Это чувство было столь огромно, что мне казалось… Я думал, что сделаю счастливыми их всех, но я ошибался. Я сделал несчастным каждого из них. Наступал какой-то день, и люди, которых я так любил, по одному отворачивались от меня. И, хотя, это так, они все равно остались в моем прошлом. И вместе с ними в прошлом осталось много теплого и счастливого. После я долго думал, где мог так ошибиться, и я понял. Это случилось дважды. Когда я первый раз сел к тебе в машину и когда через год выжил.
— Прости меня.
— Сколько раз еще я должен повторить, что простил тебя? Пойми, наконец, что дело не в прощении. Дело в том, что ты не можешь ничего изменить. Я не хочу, чтобы ты что-то менял. Я только что потерял дорогого и близкого мне человека. Что ты можешь с этим сделать? Джек прав. Слишком плотные кольца. Я не понимал тогда и лучше бы не понимал до сих пор. Это страшное знание. Я спас твою жизнь, чтобы после ты сломал мою, но он успел ее спасти, чтобы после я забрал его. Я не смог его спасти. Он не дал мне, не оставил ни единого шанса. Это не прошлое, Рой. Это настоящее, и мне жить с этим. Все так, как есть, и я не хочу усложнять что-то еще больше.
Энди говорил так просто, что Маккену пронизывал ужас. Он словно видел коридор вечности. Бесконечный, зеркальный, множащий сам себя. Рой открыл рот, чтобы еще раз просить прощения, но понял, что опоздал на эту самую вечность.
— Я просто хотел помочь тебе.
— Не стоит. Я давно научился заботиться о себе сам, и то, что я сейчас здесь не из-за себя или тебя, поверь. Из-за Стива. Уж кто-кто, но точно не он виноват в наших проблемах. Ты можешь не волноваться. Я не уеду отсюда до срока. Из-за него не уеду.
Рой стоял опухший и отекший. Он так ясно понимал, что говорил Энди, словно внутри него проехал чистильщик со скребками, ободравшими все лишнее. Теперь это было идеальное знание, словно ему открылось что-то глубокое и сокровенное. Он видел все с другой стороны, где был только парень, его жизнь и больше ничего. И его, Роя, в этой перспективе не было. Он увидел те километры отчуждения, которые невозможно преодолеть. Мост, давший росток его душе, закрывался густеющей пленкой и таял. Энди, повзрослевший до срока мальчик, объяснял ему жизнь, и Маккена прозревал. Спина, плечи мальчишки в потертой куртке, все тело, словно сворачивались, закрывались, уходя вовнутрь и забирая туда жизнь, опыт, все, что он испытал. И Рой понимал, он лишний, ему нет там места. Он остался вовне.
Энди достал что-то из кармана и протянул Маккене.
— Что это?
Парень разжал ладонь. Брелок. С одной стороны «Р», с другой «М». На разорванном шнурке.
— Возьми. Это твое. Кольцо. Оно разорвано, но только так он смог спасти и твою жизнь.
Маленький простой предмет, который изначально не имел смысла, теперь нес в себе глубинную философию и огромную трагедию.
Рой смотрел на то, как Энди вот уже минут десять монотонно болтал ложкой в чашке с чаем. Неважно, что он сидел с Маккеной в ресторанчике, он был где-то очень далеко. Взгляд мальчишки — как прозрачная пленка, на которой слоями наложены легкие штрихованные картинки.
— Энди, — тихо позвал Рой.
Парень перевел на него этот же полупрозрачный взгляд.
— Ты ничего не ешь. Мы приехали неделю назад, и я не могу понять, чем ты питаешься. Я не видел, чтобы ты что-нибудь взял, кроме чая и хлеба. Как ты хочешь набраться сил?
— Зачем мне силы? Кроме того, я рад, что есть хоть что-то, за что не надо платить.
— Разве я просил тебя платить?
Взгляд Энди приобрел весомость.
— Жизнь просила, и она показала, что на самом деле я платил вам всем. Тебе, Даву, Дженни. Я был вам всем должен, и мне еще предстоит заплатить немерено.
— В смысле?
— Забудь. Через неделю я возвращаюсь в Литл Рок.
— Но это невозможно! Как ты можешь, после того, что сделал с тобой Дав?
— А что со мной сделал Дав? Разве он сделал что-то, что было бы тебе незнакомо? Молчишь? Хочешь, я скажу, в чем разница между тобой и Смитом?
— Интересно.
— Жизнь показывает, что лучше иметь дело с изначальными подлецами. Ты всегда знаешь, что рано или поздно получишь от них удар. Это никогда не бывает неожиданностью. Хуже, когда ты веришь человеку, а он оказывается не тем, кем казался. Дав никогда ничего не скрывал. Он все называл своими именами. Наша с ним сделка была честная. Он предложил условия, я их принял, и он всегда соблюдал их. То, что он сделал — последствия, и договор нарушил я. Он давал мне шанс. Пусть не самый лучший, но в итоге Тиа ходит, а ты получил назад свои деньги. Я чист перед тобой. Что еще тебе нужно?
— Ты. Ты мне нужен!
— Прости, Рой, но мы уже говорили об этом. Я хочу прожить свою, а не твою жизнь. У меня остались обязательства только перед Стивом. Береги его. Он действительно тебя любит. Кроме того, возвращаясь к еде, я тебе скажу: у меня есть деньги, просто нет аппетита. К тому же, чай и хлеб здесь подают бесплатно, и это позволяет сэкономить. Сам знаешь, деньги никогда не бывают лишними.
— Откуда они у тебя?
— Какая разница? Тебе будет проще, если я скажу, что бог послал?
— Энди, откуда у тебя деньги? — жестче повторил Рой.
— Это тебя не касается.
Взгляд парня стал очень тяжелым. Энди молча встал и, не произнося больше ни звука, вышел. Маккена
