4 декабря 1914 Ноябрь 1914
Брезины-Варшава-Лович
На память об одном закате
А. М. Федорову
Был день войны, но час предсмертный дня.Ноябрьский воздух нежил, как в апреле.Вкруг озими прозрачно зеленели,Пылало солнце, небосклон пьяня.
Нас мотор мчал – куда-то иль без цели...Бесцельность тайно нежила меня.И ты, как я, заворожен был. ПелиНам голоса закатного огня.
Забылось все: шум битв и вопль страданий...Вдвоем, во храме мировых пыланий,Слагали мы гимн красоте земной...
Нас мотор мчал – без цели иль куда-то...О, помню, помню – дивный сон закатаПод грохот пушек, ровный и глухой.
13 декабря 1914
В окопе
В семье суровых ветерановПью чай. Пальба едва слышна.Вдали – под снегом спит Цеханов,И даль в снегу погребена.
Сквозь серые туманы солнцеНеярко светит без лучей.Тиха беседа о японце,И равномерен звук речей.
Незримо судьбы всей ЕвропыС судьбой уральцев сплетены, —Но нынче в снежные окопыДоходит смутно гул войны.
Мир крикнул этим бородатымСибирякам: «Брат, выручай!»И странно с сумрачным солдатомПить на досуге мутный чай.
Неизмеримым бредят грезы,Крушеньем царств и благом всех...А здесь – рассказы про шимозыСменяет беззаботный смех.
24 декабря 1914
Цеханов
Казачье становье
Отбрасывая версты, стучит автомобиль,Крутится даль за далью и сзади вьется пыль.
Селенье, нивы, поле, костел, окоп, река...Казачее становье на склоне у леска.
Табун свободных коней, походных кухонь дым;Заполнен луг движеньем запутанно-цветным;
Толпа котлы обстала; смех, говор, песня, крик...Как просверкали ярко верхи железных пик!
Еще в глазах – мундиры и шапки набекрень,А падает сурово от строгих сосен тень.
Лесной дорогой мотор, стуча, летит вперед...Чу! слышен с поворота трещащий пулемет!
9 июля 1915
Деревенские рифмы
Опять—развесистые липыИ склады бревен за избой;Телеги, вдоль дороги, скрипы,Окно с затейливой резьбой;
Вдали – излуки малой речки,И главы дальнего села;•А близко – девка на крылечкеСтатна, румяна, весела.
Нырнул, поднявши хвост, утенок,А утка с важностью плывет.Как изумителен, как тонокПрозрачных тучек хоровод!
Здесь мир и век забыть возможно...Но чу! порой сквозь шум лесовСо станции гудит тревожноГул санитарных поездов.
10 июня 1915
Бурково
Каждый день
Каждый день поминайте молитвой умильнойТех, кто молится нынче на ратных полях,Там, где Смерть веселится поживой обильной,Блуждая с косой в руках;
Где рассвет, проступая, скользит меж развалин,Эхо вторит раскатам мортир без числа;Где блуждающий ветер, угрюм и печален,Ласкает в траве тела;
Где валы, баррикады, окопы, редутыПеререзали ниву, прорезали лес;Где германский пропеллер считает минуты,Грозя с голубых небес;
И где фейерверк ночью, безмерен, невидан,Одевает просторы в стоцветный наряд, —На полях, где лежит, беспощадно раскидан,Стальной и свинцовый град!
Долю ратников вашим уютом измерьте,Вашей негой домашней, при свете, в тепле...Поминайте в салонах, в театре, в концерте, —Кто ныне в снегах и мгле!
Поминайте ушедших молитвой умильной,Всех, кто должен молиться на ратных полях,Там, где Смерть веселится поживой обильной,С тяжелой косой в руках!
Август 1915
Москва
Там, на западе
Там, на Западе, брезжит мерцание...
Ф. Тютчев
Западный фронт
От Альп неподвижных до Па-де-КалеКак будто дорога бежит по земле;Протянута лентой бесцветной и плоской,Прорезала Францию узкой полоской.Все мертво на ней: ни двора, ни куста;Местами – два-три деревянных креста,Местами – развалины прежних строений,Да трупы, да трупы, – тела без движений!
От Альп неподвижных до Па-де-КалеКак будто дорога бежит по земле;И справа и слева, – на мили, на мили, —Валы и окопы ее обтеснили.С них рушатся гулко, и ночью и днем,Удары орудий, как сумрачный гром,И мерно сверкают под эти раскатыТо белые вспышки, то свет розоватый.
От Альп неподвижных до Па-де-КалеКак будто дорога бежит по земле;Прошла, разделила две вражеских ратиИ стала дорогой вражды и проклятий.Сменяются дни; но, настойчиво, вновьЗдесь блещут штыки, разливается кровь,И слушают люди, сгрудясь в миллионы,Лязг сабель, свист пуль и предсмертные стоны.
30 ноября 1914
Варшава
Фламандцам
Народ Верхарна! не напрасно вещийТебя прославил: жив твой мощный дух!Он молнией в дыму сражений блещет,Он в громе пушек нам вещает вслух!
И, кажется, опять восстал Карл СмелыйИль Бодуэн Железная Рука.Бой храбрецов с врагом остервенелымСледят, дивясь величию, века.
Нам не забыть, как ты в любимом ЛьежеСвою свободу гордо ограждал.Твои сыны, как в славном прошлом, – те же:Поэт дал клятвы, ты их оправдал.
Не пушки, не оружие стальноеНас делают отважней и сильней:Любовь к отчизне создает героевС дней Марафона вплоть до наших дней.
7 августа 1914
Тевтону
Ты переполнил чашу меры,Тевтон, – иль как назвать тебя!Соборов древние химерыОтметят, губителя губя.
Подъявший длань на храмы-чудо,Громивший с неба Notre-Dame,Знай: в Реймсе каменная грудаБезмолвно вопиет к векам!
И этот вопль призывный слышатТе чудища, что ряд веков,Над Сеной уместившись, дышатМечтой своих святых творцов.
Недаром зодчий богомольныйНа высоту собора взнес,Как крик над суетой юдольной,Толпу своих кошмарных грез.
Они – защитницы святыни,Они – отмстительницы зла,И гневу их тебя отнынеТвоя гордыня обрекла.
Их лик тебе в дыму предстанет,Их коготь грудь твою пробьет,Тебя смутит и отуманитИх крыльев демонский разлет;
И суд, что не исполнят люди,Докончат сонмы скрытых силНад тем, кто жерлами орудийСвятыне творчества грозил.
Сентябрь 1914
Варшава
Синий
В жизни человеческой
В жизни человеческой, в важные мгновенья,
Облики незримые вдруг обозначаются,
В обаяньи подвига, в злобе преступления...
К. Случевский
Синема моего окна
Мир шумящий, как далек он,Как мне чужд он! но самаЖизнь проводит мимо окон,Словно фильмы синема.
Проплывут, звеня, трамваи,Прошумит, пыля, авто;Люди, люди, словно стаиПтиц, где каждая – никто!
Франт манерный за поддевкой,То картуз, то котелок,И пред девичьей головкойСтал замедленный полок.
Плечи, шляпки, взгляды, груди,За стеклом немая речь...Птичья стая, – люди, люди!—Как мне сердце уберечь?
Я укрываюсь в одиночество,Я ухожу в пределы книг,Чтоб безысходные пророчестваЗатмили проходящий миг.
Но – горе! – шумы современностиВрываются в святую тьму!И нет тюрьмы – моей надменности,Нет кельи – моему уму!
Сегодня, визитер непрошеный,Ломает запертую дверь...Ах, убежать на луг некошеныйДремать в норе, как дремлет зверь!
Напрасно! жизнь влачит последовательно,Как змей, извилистые кольца,И смотрят на меня выведывательноВиденья дня, как богомольцы.
1914
Портрет
Привык он рано презирать святыниИ вдаль упрямо шел путем своим.В вине, и в буйной страсти, и в морфинеИскал услад, и вышел невредим.
Знал преклоненья; женщины в восторгеСклонялись целовать его стопы.Как змеерушащий святой Георгий,Он слышал яростный привет толпы.
И, проходя, как некий странник в мире,Доволен блеском дня и тишью тьмы,Не для других слагал он на псалтири,Как царь Давид, певучие псалмы.
Он был везде: в концерте, и в театре,И в синема, где заблестел экран;Он жизнь бросал лукавой Клеопатре,Но не сломил его Октавиан.
Вы пировали с ним, как друг, быть может?С ним, как любовница, делили дрожь?Нет, одиноко был им искус прожит,Его признанья, – кроме песен, – ложь.
С недоуменьем, детским и счастливым,С лукавством старческим – он пред собойГлядит вперед. Простым и прихотливымОн может быть, но должен быть – собой!
1912
