даже об административном механизме в провинции». На Особых совещаниях и в Совмине «плыли как по течению».
Выбирая кандидата на роль «конституционного премьера», способного обеспечить сотрудничество с Думой, государь не мог не учитывать реалии, опыт полугодичной деятельности (с октября 1905 г.) Витте как премьера «объединенного кабинета». У графа С. Ю. Витте был негатив в этом плане. Мог ли обеспечить сотрудничество с Государственной Думой человек, имевший громкую давнюю славу гонителя земств? Октябрьский фейерверк, ярко вспыхнув, погас, а клеймо недоброжелателя земств осталось, более того, в либеральных кругах разочарование в «конституционном манифесте», как полумеры («аборт конституции»), связывали с этим старым графским грехом. (Иначе, мол, он и поступить не мог, и уповать на его помощь и поддержку не стоило и тем паче не стоит.) Неудача Витте в формировании коалиционного кабинета, отказ влиятельных общественных деятелей от открытого сотрудничества с графом еще больше растравили старые раны. А чего стоило громкое скандальное дело со свежей (апрельской) публикацией в прессе проекта Основных законов, «состряпанного» графом. Но именно партия, отказавшая премьеру в поддержке и громко осмеявшая его, теперь будет формировать Думу. Был ли у Витте шанс на успех, на понимание и поддержку (кадетской) оппозиционной Думы? Обстановка, сложившаяся в апреле, ставила перед императором вопрос о немедленной отставке Витте. Нужен был новый премьер, и не гонитель, а, наоборот, защитник земств. В императорском понимании таким лицом был Горемыкин, уволенный царем десятилетие назад с поста министра внутренних дел именно за чрезмерное стремление поддержать, укрепить земства. Конечно, общественное мнение могло об этом судить иначе, оспорить императорские оценки лиц и событий. Но вспомним, кому принадлежат слова: «А какое мне дело до общественного мнения!»
Подобного рода декларации не предназначены для печати. В жизни император с мнением общественных кругов (и не только великосветских) считался. Он не мог не знать, как свет судит о «Горемыке». Но где-то в глубине души полагал, что матерый бюрократ справится, что ему улыбнется удача, если он отмобилизует свой старый земский опыт.
* * *
С чем шла «историческая» власть на встречу с «мужицкой», поповской Думой? Выше уже отмечалось, что с завершением Великой крестьянской реформы (а это прекращение подушных выкупных платежей, отмена круговой поруки) власть не смогла выработать четкую программу развития села, дальнейшую судьбу общины, на которую она смотрела всегда со своих фискальных позиций как на удобное оружие выколачивания подушных и выкупных платежей, власть с этой целью и запрещала выход мужиков из общины. Это постоянно надо иметь в виду. Правительству были чужды рассуждения славянофилов и почвенников (особенно… в духе общинного социализма). Более того, оно преследовало сторонников подобных теорий. Поэтому оно долго не замечало и не оценило переход крестьянских общин к кооперации. В этом власть разделяла слепоту всей элиты. Перед Первой Думой элитарное сознание не понимало всей значимости крестьянского кооперативного движения. Позиция Д. И. Менделеева — это то исключение, которое подтверждает правило. Но это и та ласточка, которая предвещает весну, половодье в апрельскую капель. Позиция исторической власти в аграрном вопросе — это своего рода перетягивание каната двумя командами: Горемыкин — Стишинский, с одной стороны, Столыпин и Гурко — с другой.
Чья же команда брала верх в апреле? Трудно сказать, составы команд менялись. Какова была ситуация? Выше отмечалось, что в феврале царь отклонил проект министра земледелия Кутлера, которому сочувствовал, который сам же инициировал, и об этом чирикали все столичные воробьи.
По столице (весной 1906 г.) кружила молва, что тут не обошлось без влияния императора Вильгельма. С этим кузеном царь регулярно обменивался письмами (от «Ники» к «Вилли» и обратно), но в душе его недолюбливал, императрица же вообще дух Вилли не выдерживала. Кузен был большой любитель давать непрошеные советы15. Его влияние не исключено, но не оно было решающим. Выше уже отмечалось, что император отступил по прямому настоянию великого князя Николая Николаевича, за которым стояло требование аристократической гвардии, столичного дворянства, придворной камарильи (за малым исключением вроде генерала Д. Трепова, адмирала Дубасова, великого князя Константина Константиновича). Витте вначале, учитывая позицию царя, был громким сторонником этой программы «отчуждения» (Кутлера считали его ставленником), но затем круто развернулся, «сдал» министра и подготовил срочно новый законопроект, ловя в свои паруса новые ветры.
Правительство Витте пыталось провести свой аграрный законопроект до созыва Думы и не отчуждение помещичьих земель в пользу крестьянства составляло его суть. В марте на рассмотрение тогда еще не реформированного Государственного Совета был внесен законопроект, подготовленный особой группой в министерстве внутренних дел под руководством вице-министра В. И. Гурко. Речь в нем шла о предоставлении отдельным домохозяевам права выхода из общин и укрепления наделов в частную собственность с выделом их из общины и правом продажи даже и без согласия сельского общества («мира»). Однако в Государственном Совете до созыва Думы законопроект не прошел16.
Витте немедленно распорядился подготовить новую программу законодательства по аграрному вопросу для внесения ее в Думу. Он перечислил и ее основные пункты: право крестьян на выход из общины с укреплением надела в собственность, уравнение их с другими сословиями в отношении имущественных, гражданских прав в области управления и суда. Крестьянское надельное землевладение должно было стать индивидуальным с введением вместо семейной, личной собственности на надельное имущество. Предусматривались также меры для передачи крестьянам покупаемых правительством земель через Крестьянский банк и земель разорившихся помещиков.
На Особом совещании (начало апреля) премьер убеждал царя издать манифест о земле (с Думой или без нее, но поскорее), «или все крестьянство встанет против верховной власти». И в столичных салонах знать обсуждала подобные замыслы и планы премьера («будет манифест о земле»)17. Характерно, что на прямые вопросы влиятельных и богатых собеседников, что же делать с аграрным вопросом, с дедовскими вотчинами, Витте «нервно отвечал: продавать землю через Крестьянский банк!». Это и есть главное в замысле Витте — сделать землю предметом купли-продажи, ничем не ограниченной. Это ведь вечная хрустальная мечта великих комбинаторов.
В позиции Витте по аграрному вопросу поражает утилитаризм, доходящий до цинизма, до выдвижения взаимоисключающих предложений, в зависимости от ситуации и собеседника. Он любил развивать мысль, что можно принять любые кадетские предложения о земле, ибо они все неосуществимы, и кадеты это сами хорошо знают, и жизнь заставит их отказаться от предвыборных обещаний. В Думу попадут лица, которые на первое место поставят крестьянский вопрос. Но засим в самой Думе составится большинство, которое, по цифровым данным, скажет,
