над трезвым юридическим анализом документов с позиций сравнительного правоведения. Таково отношение кадетов к соучастию в законодательстве.
В плане же психологии руководства кадетов, их тактики, в том числе и думской, чрезвычайно важно их убеждение в том, что «одной газетной критики» было достаточно, чтобы похоронить совминовский проект конституции, отправить в отставку и кабинет Витте и почти добиться передачи всего дела пересмотра Основных законов на рассмотрение Думы. Перья журналистов тут уже выдавались за Демиурга истории. Еще серия критических статей, еще одна прокадетская кампания — и Дума обретет права Учредительного собрания. Вот какие убеждения овладели умами идеологов, лидеров кадетской партии. Это был открытый призыв к «штурму власти». Еще одно усилие — и она падет!
Кадеты официально осудили Основные законы, и «советский» проект, ими опубликованный в печати, и официальный текст, при их соучастии созданный. Гессен свидетельствует: «Перед самым открытием Думы созван был в Петербурге третий съезд партии, ее блестящая победа к этому моменту уже вполне определилась, все избранные депутаты приглашены были к участию, и съезд получил праздничный торжественный характер, мы чувствовали себя триумфаторами, и можно сказать, что он был и центром внимания всего Петербурга, что к нему внимательно прислушивались со всех сторон. В общем съезд подтвердил все резолюции, которые были приняты на предыдущем <…> Как раз в последний день съезда опубликованы были Основные законы, и многие, как Милюков откровенно признался, готовы были считать уже похороненными резкой газетной критикой. Съезд принял это опубликование как вызов» (курсив мой. — А. С.).
Не комментируем. Факты раскрывают теснейшую связь с ходом политической борьбы всего процесса подготовки новой редакции Основных законов. Обнаружилась теснейшая обратная связь между законотворчеством и митинговыми страстями, сиюминутными расчетами и эмоциями кадетских правоведов (и они соучастники пересмотра законов). С одной стороны, шум митингов врывался в кабинет новоявленных Сперанских, а с другой — «разоблачения» Основных законов становятся удобным орудием митинговых страстей, «благодарной темой для ораторов» (признания И. В. Гессена). Эмоции били через край, заглушая голос разума, подавляя веления совести, сокрушая логику10.
Позиция кадетов была выражением мнений, господствующих в гражданском обществе («образованном меньшинстве»). Большинство видных деятелей науки и культуры были или в рядах, или среди их приверженцев («партии профессоров, партии научной мысли»). Лишь немногие сильные умные деятели не поддавались эйфории, отстаивали собственную обоснованную позицию (Д. И. Менделеев, С. Ф. Платонов, о чем говорилось выше). Весьма характерен в этом отношении С. Н. Булгаков, бывший «легальный марксист», перешедший на позиции христианского социализма. Он писал в те дни, что российская держава становится правовым государством, видя в этом реализацию идеалов святой Руси («в нее веруем, ее ищем»). И священные заветы родной истории, и уроки великой литературы, и церковь учат нас «народной свободе как всеобщему братотворению»11. Но не эти призывы и оценки возобладали.
Отставка кабинета Витте (12 апреля) в общественном мнении явилась результатом резкой критики его действий в оппозиционной прессе. Премьер стал «жертвой» газетных разоблачений. В этом доля правды есть. Но были и другие факторы. Выше отмечалось, что Витте потерял поддержку и доверие Сольского и Трепова, а еще ранее Дурново — влиятельного министра внутренних дел. В обществе Совет министров даже называли «кабинет Витте — Дурново». Так это или нет и чьей жертвой стал премьер, но Витте весною потерял престиж и славу «творца» конституционного манифеста. Его били со всех сторон.
Критиковали экс-премьера часто и незаслуженно, оспаривая и его несомненные заслуги. Ведь в области финансов, экономики он был крупным специалистом. Извольский замечает, что «соотечественники графа Витте не отдавали должного его деятельности. Мне кажется, что министр, который имеет на своем счету успешное выполнение трех задач — монетной реформы (золотой курс рубля). Портсмутского договора и конституционной хартии 1905 г., — заслуживает быть поставленным в одном ряду с величайшими государственными деятелями не только России, но и всего мира.
Манифест 17 октября, несмотря на запоздание, в котором повинен император Николай II, несомненно, отсрочил гибель российской монархии на двенадцать лет, пока она снова не покинула пути, намеченного графом Витте, чем подписала себе смертный приговор». Видный дипломат верно отметил наличие пристрастных оценок в деятельности экс-премьера, хотя и сам не совсем от них свободен.
Не имеем возможности подробно описать всю интригующую историю падения первого «объединенного» Совета министров, высветим те сцены драмы, в которых ярче всего раскрываются тайны законотворчества. А именно как сказалась смена кабинета на подготовке документов для Думы.
Так же складывались отношения власти с кадетами, а что последние будут со дня на день хозяевами в Думе, никто весной не сомневался. Витте утверждал в своих мемуарах12, что давно решил покинуть пост премьера (через три месяца после его занятия он в начале нового года обращался к царю с просьбой об отставке), но выше уже отмечалось, в его просьбе об отставке был тонкий расчет. Он и на сей раз надеялся одержать верх, не допускал мысли о своем увольнении. Падения кабинета не ожидали и другие министры, а общество, салоны и гостиные были во власти самых противоречивых сведений. Витте уже ненавидели, но с его влиянием считались. Царя ранее называли пленником премьера. Все должна была решить Дума.
* * *
Первые сведения о результатах выборов в Думу вызвали, по словам присутствовавшего в Совете министров Гурко, всеобщую радость министров. «Витте, несомненно, выразил общее мнение, — писал Гурко, — сказав: „Слава богу, Дума будет мужицкая“. Обер-прокурор Святейшего синода князь Оболенский к этому лишь прибавил: „Ну и поповская, тоже недурно“. Возражений ни с чьей стороны не последовало, и Совет министров в благодушном настроении перешел к рассмотрению текущих дел. При обмене мнений по этим делам члены Совета неоднократно говорили: „Ну, теперь будет легче, с Государственной Думой мы это проведем“. Вскоре, однако, за сведениями о сословной принадлежности избранных в члены Думы стали поступать сведения об их партийной принадлежности». Оказалось, что большинство их — кадеты, которые, по общему мнению, должны были пагубно влиять на крестьян. «Витте по мере выяснения истинного состава Государственной Думы становился чернее тучи, вновь выказывал признаки повышенной нервности и запальчиво объяснял результаты выборов деятельностью Дурново, приписывая их крутым мерам в смысле подавления революционного движения. Предположение это было неверное, ибо как могли действия Дурново, почти всецело сосредоточившиеся в городах, повлиять на настроение сельских масс, поставлявших подавляющее большинство выборщиков. Причина была, конечно, другая, а именно широко распространявшееся кадетами обещание дать крестьянам землю в любом размере,
