Так было правильно.
Пусть сама решает, нужно ли ей это, нужен ли ей я, когда придёт в себя. Потому что я влюбился в ту Гермиону, которой был недостоин. Только не после того, что натворила моя семья. И я не идиот, чтобы игнорировать тот факт, что косвенно причастен ко всей той боли, через которую тащит её судьба.
Но Грейнджер, конечно же, плевать хотела на мои клятвы и убеждения. Четыре грёбаных слова, и я готов ползать в её ногах вечно. Готов полностью оголить перед ней душу, шептать ей проклятые признания в любви, когда она их даже не слышит.
Стоило мне подумать, что всё, больнее быть уже не может, просто некуда, блять, как Грейнджер вновь находила новые способы изощрённо пытать меня. И даже не осознавала этого. Не понимала, что вся моя жизнь, весь я, без остатка, — в её трясущихся руках.
И насколько я желал для себя искупления, настолько же Гермиона всё глубже закапывала меня в могилу грехов. Ебучий замкнутый круг.
Я опрокинул в себя успокоительное и закрыл глаза, удерживая себя от того, чтобы сморщиться от противного едкого вкуса на языке. Поставил стакан на тумбочку и посмотрел на Блейза, старательно игнорируя беспокойные искорки в карих глазах.
— И что делать? — идиотский вопрос сорвался с моих уст, но я правда не имел понятия, как раскрыть амулет, если Сэм запечатал его на крови.
И дураку ясно, что такая тёмная магия не испарится после смерти заклинателя ещё хер знает сколько лет. У нас не было и дня лишнего в запасе, чтобы ждать несбыточных чудес.
— Амулет впитывает в себя все чары. А отменяющие заклятья попросту не работают, — пожал плечами Блейз. — Либо мы используем не те отменяющие, либо…
— Либо дело в крови, да, я понял, — перебил его я.
— Пока рано сдаваться. Сейчас мы пробуем редкие нейтрализующие из книги с запретной секции, — подключилась Дафна. — И от одного из них амулет загорелся.
— Но не открылся же, — цокнул я, скептично реагируя на её вдохновлённые речи.
Ведь на лице Дафны застыла хроническая усталость от недосыпа. Голубые глаза потухали всё больше, стоило ещё одной нашей попытке закончится провалом. Она, как и я, почти перестала верить в то, что у нас что-то получится.
Я понимал, почему она вызывалась помочь нам с Блейзом. Понимал, почему до сих пор не сдавалась. Дафна хотела искупить вину за тот постыдный случай в коридоре.
Мы все тут занимались ёбаным замаливанием грехов. И Грейнджер вполне могла бы стать индульгенцией для трёх нечестивых слизеринцев.
Осталось всего-навсего каким-то неведомым, блять, образом спасти её.
— Но это хоть что-то, — устала вздохнула Дафна. — Возможно, мы всё-таки в правильном направлении.
— Бросай его на ковёр, — вяло отозвался я, беря со стола увесистый том.
За спиной послышался лязг железа, когда Дафна кинула амулет в центр гостиной. Так, чтобы теперь мы смогли по очереди бросать в него заклинания, прочитанные в этих потрёпанных книжонках. За последние три дня это стало нашим излюбленным досугом.
Сидеть вот так, втроём, изредка нарушая тихий шелест страниц перебросом парой фраз или произнесённым заклинанием, на которое амулету было абсолютно насрать. Пока Грейнджер спала в своей комнате после очередной дозы. Пока она с каждой секундой всё больше сходила с ума.
А когда строки начинали плыть перед глазами, а вычерченные палочкой руны становились настолько корявыми, что заклинания даже не срывались с кончика, я плёлся в её спальню. Ложился рядом и несколько минут невольно наблюдал, как поднимается её грудь от размеренного дыхания. Мне было уютно лежать вот так, знать, что она жива, что ей, наверное, снятся какие-то прекрасные сны после принятия датура.
Но моей выдержки хватало ненадолго.
И как только в голову закрадывались мысли о том, что я могу потерять Гермиону, что скоро наши совместно проведённые дни могут закончиться… Что вся её жизнь, блять, может оборваться на полуслове, на незавершённом выдохе, как руки сами тянулись к её хрупкому телу. Прижимали её к себе, пока я носом зарывался в мягкие кудри. Вдыхал её запах и гладил по спине, будто пытался утешить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но успокаивал я себя. Раз за разом. Потому что Грейнджер, казалось, уже смирилась с неизбежным.
— Patefacio sursum vos impii, unum,{?}[Откройся нечестивый (лат.)] — медленно проговорил я, направляя палочку на амулет и выводя руну, похожую на переплетённые и немного несимметричные знаки бесконечности.
Несколько секунд смотрел на то, как золото раскаляется, отдавая почти оранжевым цветом. Как оно прожигает ковёр под собой, заставляя опалённый и почерневший ворс расходиться. Когда буйство магии утихло, подошёл к амулету и попробовал его открыть.
Ни-ху-я.
— Блять, — пробурчал я, швыряя побрякушку обратно на пол.
— Оно хотя бы реагирует, — на выдохе произнесла Дафна, возвращая взгляд к своей книге.
— Скорее, тёмные заклинания подпитывают эту херню, — покачал головой я. — Может, отнести его в Лютный? Наверняка заядлые торговцы сталкивались с подобной магией. Хотя бы узнаем, что это.
— Чёрта с два Макгонагалл отпустит тебя после случая с закрытой вечеринкой, — хмыкнул Блейз. — Грейнджер, конечно, навешала ей лапшу на уши о простуде, но старуха не тупая. Если ещё раз отпросимся, то она сложит дважды два и начнёт…
Его речь прервал истошный вопль. Я вздрогнул и застыл, медленно переводя взгляд на входную дверь. Но пока что она оставалась неподвижной.
— Какого?..
Из коридора донеслись громкий лязг железных доспехов и какой-то нечеловеческий мужской крик. Будто кого-то резали без капли анестезии.
— Это же… Мистер Жо… — пробормотал Блейз, резко вставая с кресла и направляя палочку на дверь, готовясь к атаке.
Кому-то очень не терпелось попасть в гостиную старост. Кому-то достаточно сильному, если он заставил немого рыцаря с портрета вопить от боли.
Я сглотнул, проталкивая мизерную каплю слюны по вмиг пересохшей глотке. На каком-то автомате направил палочку на дверь, ведущую в комнату Грейнджер, и принялся засыпать её всеми заглушающими и запечатывающими заклинаниями, который только знал.
Она должна остаться в порядке, чёрт побери.
— Даф, в мою комнату, — пустым голосом озвучил Блейз, даже не посмотрев на свою девушку. Он был полностью сосредоточен на трясущейся двери, которая вот-вот могла сойти с петель вместе с портретом мистера Жо, когда тот сдастся под этим ужасным натиском.
— Но…
— Живо, блять!
Его крик заставил содрогнуться даже меня, и я принялся с двойной скоростью запечатывать спальню Грейнджер, припоминая заклинания, о которых когда-то рассказывал отец. Судя по быстрым удаляющимся шагам, Даф решила повиноваться.
И как бы моё здравомыслие ни ворчало о том, что третий волшебник нам не помешает в столкновении с неизвестным, тем более такой талантливый, если учитывать способности Дафны, я всё равно понимал Блейза. Его стремление обезопасить дорогого человека, потому что сам, сука, сейчас занимался этим же самым.
Очередное заклинание прервал грохот двери, разлетевшейся в щепки и сильно ударившей по ушным перепонкам. Я рывком развернулся, вытягивая перед собой волшебную палочку и крепко сжимая её в чуть дрожащей ладони.
Я слышал чьи-то размеренные шаги, звук грузно ступающих ботинок по деревянным половицам. Но стоя в стороне у комнаты Гермионы, я никак не мог увидеть входящего. Тяжело сглотнув и приказав стучащему пульсу в висках угомониться, я осторожно двинулся ближе к Блейзу, чья рука заметно дрогнула, а рот приоткрылся в удивлении.
Только на лице друга не было ни единой позитивной ноты. Там был лишь страх с примесью жгучей паники.
— Поттер?! — выдавил я, приподнимая бровь и тут же замирая на месте.
Ну конечно, блять. Выдержки святого бородатика не хватило даже на один несчастный вечер. Её было настолько мало, что, судя по его перекошенному от злости лицу, он готов разъебать всю нашу башню, а не только дверь.
Но всё это — незначительная херня. Потому что его целью была вовсе не гостиная. А я.
