Моя семья причинила ей слишком много боли. Так много, что Гермиона, наверное, никогда не простит меня.
Поэтому я твёрдо решил, что сегодня, в канун Рождества, я отпущу её. Что это станет последним днём наркотического сумасшествия и нескончаемой боли. А после она вылечится и будет наслаждаться своей заслуженной счастливой жизнью.
Это всё, что я мог ей подарить.
Вернее, всё, что она сможет принять от меня в качестве извинения за причинённые тонны страданий. И возможно, когда-нибудь, много лет спустя, я всё-таки признаю её спасение как освобождение от тяжести грехов. Мне хотелось верить в это.
Я старался заглушить в себе ощутимую потребность провести этот день как можно ближе к ней. По правде насладиться чудесным праздником вместе, несмотря на то, что я ненавидел всю эту аляпистую мишуру и новогодние игрушки. Снующих туда-сюда детей, восторженно вопящих от полученных подарков.
Раньше родители тоже присылали мне подарок в Хогвартс. И я с широкой улыбкой на лице хвастался перед однокурсниками новейшей метлой или какой-нибудь дорогущей мантией, сшитой на заказ.
Но на самом деле самым дорогим подарком для меня всегда было приложенное письмо от мамы. Нарцисса каждый раз начинала со строк:
«Мой любимый сынок,
Надеюсь, что у тебя всё хорошо и ты отлично проводишь рождественский праздник…»
Сейчас бы я ответил ей, что у меня не всё хорошо. Рассказал бы ей о всех своих переживаниях, не стесняясь принимая её утешения. Сказал бы, что я безумно скучаю и хочу обнять её. Выслушал бы все осторожные советы и очередные наставления о том, как стоит относиться к девушкам, чтобы растопить их сердца.
Наверняка она смогла бы найти подход даже к Грейнджер. Такой уж была моя мама.
Мерлин, как же я скучал по ней.
Но это был последний день с Гермионой. Я заставлял себя не окунаться в разрывающие сердце воспоминания и просто, мать его, радоваться тому, что имею сейчас. И мне так хотелось всё-таки получить столь необходимую дозу теплоты в ответ. От неё самой, а не по наркотической указке. Это было бы лучшим подарком на Рождество.
— Тебе очень идёт, — прошептал я, заворожённо вглядываясь в отражение Гермионы в зеркале, пока стоял за ней и поправлял уложенные кудри.
— А… Ага, — вяло отозвалась она, и острые плечи, сухо обтянутые сероватой кожей, ещё больше опустились, вынуждая её оголённую спину ссутулиться.
— Ну что ты? — вздохнул я, слегка качнув головой. — Ты ведь любишь Рождество. Не время грустить, Грейнджер.
— Я не хочу туда идти, — пробормотала она, проводя ладонями по свободной юбке своего нового тёмно-синего платья с глубоким разрезом на левой ноге. — Слишком много людей и слишком много шума. Драко… Давай останемся здесь? И никуда не пойдём?
— Нет, нет и нет.
— Ну пожа-алуйста! Проведём вечер как обычно. Никто и не заметит, что мы не пришли.
— Я очень в этом сомневаюсь, — усмехнулся я. — Тебе ведь нужно говорить речь вместе с Поттером.
И потанцевать со мной.
— Чёрт, — буркнула она, прикрывая глаза с аккуратно выведенными стрелками, оттенёнными лёгкими блестящими тенями.
Моя ювелирная работа, блять. Я потратил добрых полчаса, чтобы скрыть её чёрные круги, придать щекам румяности и сделать глаза хотя бы чуть более живыми и яркими, чем они были, пока Грейнджер сидела и ныла, что не собирается никуда идти.
Её не смогли задобрить ни подаренное платье, ни туфли, ни причёска. Ничего. Всё, чего она хотела, — остаться в комнате и прямо сейчас принять дозу. Но чёрта с два я поддамся её уговорам и упущу возможность провести этот рождественский вечер, наш последний вечер, как нормальная пара.
— У меня для тебя подарок, — проговорил я, убирая её кудри на одно плечо.
— Что?.. — осеклась Гермиона, приподнимая брови в удивлении. — Я не думаю, что…
— Тш-ш, — прервал её я, доставая из кармана брюк небольшую коробочку и открывая её. — Мне так захотелось.
Я зажал пальцами кончики тонкой цепочки из белого золота и перекинул украшение через её голову, аккуратно примеряя крохотную бриллиантовую подвеску в ямочку между выпирающими ключицами и защёлкивая застёжку на её шее.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это выглядело изящно. Маленький шарик не казался броским, но в нём была особая изюминка: на обратной стороне мастер выгравировал льва, в чьих ногах извивалась змея. Наверное, этот подарок как нельзя лучше описывал всю суть наших отношений, и я действительно заморочился. Но мне так хотелось.
— С Рождеством, Гермиона.
И где-то на подкорке таилась мысль, что когда она выздоровеет и придёт в себя, то, возможно, вспомнит меня и захочет вернуться… Но я давил ее, беспощадно топтал, не давая вырваться и осесть в сознании как необходимость. Не позволял себе даже мечтать о подобном.
— Красиво, — уголки её губ приподнялись, пока я, еле касаясь, проводил пальцами по плечам, возвращая кудри на место. — Спасибо, Драко.
Это было тепло. Так тепло, что у меня перехватило дыхание.
Мерлин, я готов каждый день дарить Гермионе тысячу украшений, если её голос будет всегда звучать так.
Наконец-то я тоже получил свой самый желанный подарок. Как бальзам на душу.
— Мы не опаздываем? — она повернула голову к часам на стене.
— Задерживаемся, — я поправил её с лёгкой усмешкой на губах.
И когда Гермиона шагнула в сторону, на секунду задержал взгляд в отражении, на своём тёмно-синем галстуке, что как нельзя лучше подходил к платью Грейнджер. Вроде мелочь, но именно она поддержала разливающееся в груди тепло, не давая ему угаснуть от вида того, как Гермиона на ходу опрокинула в себя стимулирующее.
Всю дорогу до Большого зала Грейнджер продолжала недовольно бурчать. Она еле волочила ноги, и в какой-то момент меня это окончательно достало. Я обречённо закатил глаза и схватил её за руку, утягивая за собой сопротивляющееся худощавое тело.
Но вот же, блять, чудеса-то! Стоило нам пересечься с Поттером и Уизли на первом этаже, как на губах Гермионы расцвела счастливая улыбка и она вполне себе бодренько, чуть ли не вприпрыжку, сука, потопала на бал. Попутно принимала восхищения своей подружки о своём «ну просто загляденье» платье и «ну ничего себе» причёске.
Ну конечно, блять. Плоды моих стараний просто не способны выглядеть хоть капельку хуёво.
Джинни сразу выхватила Гермиону из моих рук, уводя её вперёд под свою болтовню и старательно не замечая моего присутствия как такового. Сомневаюсь, что Поттер рассказал любви всей своей жизни о проклятье Грейнджер, но Уизли явно воспринимала меня как временную причуду немного истосковавшейся подруги, потому что даже не поднимала тему наших взаимоотношений. С её стороны было лишь тотальное игнорирование сего факта, что по большому счёту хорошо, нежели плохо.
А ещё неожиданно. Вот кто-кто, а мелкая Уизли просто не могла молчать, если ей что-то не нравилось. Но, видимо, Поттер не совсем загнан под каблук и смог на неё повлиять.
Каким-то неведомым образом, ага.
— У вас всё готово? — прошептал Поттер, когда поравнялся со мной.
— Да. Потяни с речью. Нужно как можно дольше продержать Макгонагалл в зале, — так же тихо ответил я, даже не поворачиваясь в его сторону. Но в моём голосе больше не было яда, пусть скажет спасибо и на этом.
— Понял, — краем глаза я заметил, как Поттер кивнул. — Забини будет в её кабинете? Или ты?
— Блейз.
На этом наша наимилейшая беседа прервалась, потому что Уизли обернулась, требуя подтвердить Поттера какую-то хуйню касательно их наивкуснейшего завтрака сегодня в отеле.
Мерлин, в такие моменты я даже радовался, что Грейнджер наплевать на меня. От вида Поттера, кивающего тупым болванчиком, тянуло сунуть два пальца в рот и проблеваться.
Представляю, как бы охуела Уизли, если бы увидела своего покладистого мальчика с перекошенным от гнева лицом в нашей гостиной, когда тот разбрасывался невербальными так же легко, как дышал. Это было бы крайне занятным зрелищем. Я бы не пожалел и тысячи галлеонов, чтобы занять место в первом ряду.
