Все королевские особы Маджипуры танцевали над ним и все возвращались к золотоволосому улыбавшемуся человеку, крепко стоявшему на горячем песке золотого пляжа.
Он поддерживал их всех. Вся история планеты была в его руках, и он помогал ей в полете.
Ослепительные диадемы составили наверху громадную горящую звезду света.
Не переставая жонглировать, Валентайн двинулся с пляжа по дюнам к плотной стене зарослей. Деревья перед ним расступились, освобождая путь — ярко-красную мощеную дорогу, ведущую в глубь острова.
Он увидел вдали низкие серые холмы предгорья, переходившие в гранитные уступы, за ними пики гигантской горной цепи, тянувшейся до середины континента.
На самом высоком пике на страшной высоте раскинулись опорные стены Замка.
Валентайн шел к нему, не переставая жонглировать. Мимо него проходили по тропе фигуры, уступали ему дорогу, махали, улыбались и кланялись. Лорд Вориакс, Леди, Понтифик Тиверас — все они сердечно приветствовали его, и он тоже махал им, не уронив ни одной диадемы, не нарушив ясного рисунка жонглирования. Вот он уже в предгорье и легко поднимается вверх. Вокруг него собирается толпа — все его друзья и множество хьертов, гайрогов, урунов, лименов, торговцев, фермеров, рыбаков, акробатов, герцог Насимонт, предводитель разбойников, Тизана, Джитаморн Сол и Дондак-Саямир, державшиеся за руки, орда пляшущих метаморфов, вереница драконьих капитанов с гарпунами, лесные братья, раскачивающиеся на деревьях вдоль тропы, — все поют, смеются, провожая его в Замок лорда Молибора, лорда Спорифона, лорда Конфалума, лорда Стиамота, в Замок лорда Валентайна.
— Замок лорда Валентайна…
Он уже почти там. Хотя горная дорога идет почти отвесно вверх, хотя густой туман низко стелется над ней, он идет дальше, ускоряет шаг, бежит, жонглируя сотнями блестящих сфер.
Он видит впереди три громадных огненных столба.
Подойдя ближе, он узнает их. Это Шинаам, Долифон и Нарамир стоят бок о бок на его пути.
— Куда ты идешь? — спрашивают они хором.
— В Замок.
— В чей?
— В Замок лорда Валентайна.
— Кто ты?
— Спросите их, — говорит Валентайн, показывая на толпу за собой. — Пусть они скажут вам мое имя.
— Лорд Валентайн! — кричит Шанамир, первым приветствуя его.
— Он лорд Валентайн! — кричат Карабелла, Слит и Залзан Кавол.
— Лорд Валентайн Коронованный! — кричат метаморфы, драконьи капитаны и лесные братья.
— Это так? — спрашивают министры Понтифика.
— Я лорд Валентайн, — отвечает он.
Он высоко подкидывает тысячу диадем, и они летят вверх, пока не исчезают во мраке, что живет между мирами, и оттуда медленно плывут вниз, мерцающие и искрящиеся, как снежные хлопья на склонах северных гор, и когда они касаются Шинаама, Долифона и Нарамир, три министра тут же исчезают, оставив позади лишь серебряный блеск, и ворота Замка раскрываются.
Валентайн проснулся.
Он почувствовал голым телом шерсть ковра, увидел остроконечные арки, каменный потолок наверху.
Мир сна был еще так ясен, что Валентайну на миг захотелось вернуться туда, а не оставаться в этом помещении с затхлым воздухом и темными углами. Но он сел и огляделся.
Его спутники сгрудились у задней стены, напряженные и испуганные.
Он повернулся в другую сторону, рассчитывая увидеть трех министров, снова восседающих на своих местах. Они были тут, но появилось еще два великолепных кресла, так что теперь перед Валентайном сидели пятеро. Нарамир, уже одетая, находилась слева. В середине был круглолицый мужчина с широким тупым носом и темными глазами. Валентайн узнал в нем Горнкейста главного спикера Понтифика. Рядом с ним сидел Шинаам, а крайнее правое кресло занимал незнакомый Валентайну человек — тонкогубый, с резкими чертами лица, с серой кожей, иноземец.
Все пятеро строго смотрели на Валентайна, словно были членами тайного судилища, собравшегося для вынесения приговора.
Валентайн встал, не сделав попытки одеться. Почему-то казалось, что перед этим судилищем положено стоять голым.
— Твой мозг ясен? — спросила Нарамир.
— По-моему, да.
— Ты проспал час. Мы ждали, когда ты проснешься.
Она указала на серокожего.
— Это Сиплтрейв, врач Понтифика.
— Я так и подумал, — сказал Валентайн.
— А этого человека ты, наверное, знаешь. — Она указала на того, кто сидел в центре.
Валентайн кивнул.
— Да, это Горнкейст. Мы встречались.
Широко улыбнувшись, он добавил:
— Только я тогда был в другом теле. Вы убедились, что я не солгал?
— Мы убедились в твоей правоте, лорд Валентайн, — мелодичным голосом сказал Горнкейст. — Великое и удивительное преступление свершилось в этом мире, но справедливость восторжествует. Оденься. Тебе не пристало являться голым перед Понтификом.
Горнкейст возглавил процессию в имперский тронный зал. За ним шли Нарамир и Долифон с Валентайном посредине, Сиплтрейв с Шинаамом замыкали шествие. Спутникам Валентайна идти не позволили.
Они шли через узкий, с высоким сводом туннель из сияющего зеленоватого стекла, в глубине которого мелькали странные отражения. Туннель, извиваясь спиралью, шел под легким уклоном в глубину. Через каждые пятьдесят шагов туннель перегораживала бронзовая дверь.
Горнкейст прикасался пальцем к скрытой панели, и дверь бесшумно отходила, пропуская их в следующий отрезок туннеля. Наконец они дошли до двери, украшенной резным золотым символом Лабиринта, а над ним — имперской монограммой Тивераса. Валентайн знал, что это сердце Лабиринта, самая глубокая и центральная его точка. Когда от прикосновения Горнкейста эта последняя дверь отошла в сторону, они оказались в громадной светлой сферической комнате с круглыми стеклянными стенами, где на роскошном троне сидел Понтифик Маджипуры.
Валентайн видел Понтифика Тивераса пять раз: первый, когда был еще ребенком, а Понтифик прибыл в Горный Замок на свадьбу лорда Молибора, второй — через несколько лет на коронации лорда Вориакса, спустя год — на свадьбе Вориакса, в четвертый раз — когда Валентайн явился в Лабиринт по поручению брата, и наконец — три года назад, когда Тиверас приехал на коронацию Валентайна. Понтифик и при первой встрече был уже стар: огромного роста, худой, отталкивающего вида человек с грубым угловатым лицом, с очень черной бородой и мрачными, глубоко сидящими глазами. Чем старше, тем уродливее он становился, он выглядел уже чем-то вроде трупа — негнущийся, медленно двигающийся, старый, засохший стебель-человека, но тем не менее внимательный, знающий, все еще мощный духом, все еще излучающий ауру безмерной власти и величия. Но теперь…
Трон, на котором сидел Тиверас, был тот же, что видел Валентайн при первом посещении: роскошное золотое сидение с высокой спинкой, к которому вели три широкие низкие ступени, но теперь этот трон был полностью заключен в шар голубоватого стекла, с широкой сложной сетью поддерживавших жизнь трубок, составлявших как бы кокон.
Прозрачные трубки с цветными жидкостями, счетчики и шкалы, измерительные пластинки на щеках и лбу Понтифика, провода, соединения и зажимы — все это было дико и страшно, хотя бы уже потому, что ясно показывало, что жизнь Понтифика держится лишь на окружавших его приборах.
— И давно он так? — прошептал Валентайн.
— Система была разработана двадцать лет назад — с явной гордостью ответил Сиплтрейв, — но только последние два года мы его держим в ней постоянно.
— Он в сознании?
— О да, в сознании, — ответил врач. — Подойди ближе, посмотри на него.
Валентайн неловко подошел и остановился в футе от трона, вглядываясь в удивительного старика в стеклянном пузыре.
Да, он видел, что свет еще горит в глазах Тивераса, бесплотные губы решительно сжаты.
Кожа на черепе Понтифика стала совсем пергаментной, а длинная борода, все еще на удивление черная, сильно поредела.
Валентайн посмотрел на Горнкейста.
— Он узнает людей? Он говорит?
— Конечно. Дай ему время.
Глаза Валентайна встретились с глазами Тивераса. Стояла страшная тишина.
Старик нахмурился, зашевелился и быстро провел языком по губам. Затем издал дрожащий звук, вроде хныканья.
Горнкейст сказал:
— Понтифик приветствует своего возлюбленного сына лорда Валентайна Коронованного.
Валентайн подавил дрожь.
— Скажи его величеству, скажи ему, что его сын лорд Валентайн Коронованный пришел к нему с любовью и почтением, как всегда.
Так было принято: никто никогда не говорил непосредственно Понтифику, а только через главного спикера, который должен был повторять, хотя практически этого не делал.
Понтифик снова произнес что-то столь же неразборчивое.
Горнкейст сказал:
— Понтифик выражает озабоченность беспорядком в королевстве. Он спрашивает, что планирует лорд Валентайн для приведения страны в должное состояние.
