Стратилата. Воин стоял, держа в руке меч. «Ты тоже , - вздохнул Федор, - позаботься о нас».
Он встал на колени. Уронив голову в руки, Федор так и стоял, - что-то шепча, пока его не тронули за
плечо. Горничная, в накинутом на голову платке, тяжело дышала: «Федор Петрович, скорее…, Его
превосходительство врач велел за вами послать, чтобы я бежала со всей мочи...»
-Что там, Аграфена Ивановна? - он поднялся, побледнев.
-Не знаю..., - девушка помотала головой. «Федосья Давыдовна так кричала, так кричала...,
Мишенька проснулся, плакал, я его убаюкала...»
Дверь квартиры хлопнула, снег полетел на персидский ковер в передней. Федор услышал стоны,
перемежающиеся ласковым голосом акушерки: «Немножко, еще немножко, Федосья
Давыдовна…, Потерпите, милочка...»
Максимович выглянул из спальни и сердито заметил: «Все бы пропустили, уважаемый, коли б я
девушку за вами не послал. Все началось, и бойко так. Руки вымойте, и приходите. Вы сейчас тут
нужны».
В комнате пахло кровью и потом. Федор, присев на постель, пожал ее длинные пальцы: «Все, все,
милая, все скоро закончится, и увидим дитя...»
Тео помотала растрепанной головой: «Не уходи..., Будь здесь..., Икону, - она пошарила по кровати,
- икону дай...»
Он вложил икону в ее руку. Федор сидел так, целуя ее горячую щеку, шепча что-то нежное, пока
она не выгнулась, страдальчески, жалобно закричав, пока врач, засучив рукава рубашки, не стал
осторожно, аккуратно выводить ребенка на свет.
Мальчик громко, отчаянно заревел. Акушерка, обтирая его, улыбнулась: «Большой какой. Фунтов
десять, наверное. И рыжий, как огонь. Держите сыночка, Федор Петрович, пусть растет
здоровеньким, умным, радует вас...»
Тео, плача, откинулась на подушки и протянула руки. Федор благоговейно взял дитя.
-Господи, - пронеслось у него в голове, - сын. Мог ли я подумать..., Господи, спасибо тебе… –
мальчик открыл голубые глазки и посмотрел на отца. Он был рыжий, как солнышко, тяжелый, и,
оказавшись у груди матери - сладко зевнул. «Петенька..., - сказала Тео по-русски. «Петенька,
маленький мой, сыночек, здравствуй, здравствуй...»
Она протянула руку и вытерла Федору глаза. «Не плачь, - шепнула Тео. «Все хорошо, все хорошо,
любимый мой».
Ребенок нашел грудь и приник к ней - деловито, настойчиво. Рыжие волосы уже высохли. Федор,
коснулся головы сына: «Петька...». Он обнял их и, покачивая, велел: «Теперь спите, оба. Я обо всем
позабочусь. Просто отдыхай, любимая, набирайся сил, корми маленького».
Тео улыбнулась, взвесив на руке ребенка. «Он очень большой, - смешливо сказала она. «А как еще
вырастет!»
-Вырастет, - ласково согласился Федор, устраивая их в постели. Мальчик уже спал - блаженно
закрыв глаза длинными, рыжими ресничками.
Он поцеловал высокий, смуглый лоб жены. Накрыв их меховой полостью, Федор вышел. Он
привалился к двери, и перекрестился: «Господи, спасибо тебе. Позаботься о нашем сыне, пусть его
святой покровитель, апостол Петр - не оставит его».
Издалека, с другого берега реки, забили колокола Петропавловского собора. Федор, посмотрев в
окно, увидел над Невой слабый, еще робкий свет зимнего, низкого солнца.
Пролог
Ноябрь 1796, Арколе, Италия
Пули свистели, цокая по камням. Иосиф, закончив перевязку, осторожно подняв голову, увидел
трупы, что лежали на болоте.
-Уносите, - распорядился он, подозвав санитаров. Провожая глазами раненого, Иосиф горько
вздохнул: «Ногу придется ампутировать. Мы совершенно не умеем лечить повреждения суставов.
Колено уже не спасти. Черт, посидеть бы, подумать...- он вытер пот со лба и услышал умоляющий
голос младшего врача: «Капитан Кардозо, не ходите..., Они все, должно быть, мертвы, это
опасно».
-Еще чего, - сварливо ответил Иосиф. Он бросил лейтенанту оловянную флягу:
-Присмотрите за ними, - Иосиф обвел глазами раненых, что лежали на шинелях, - когда вернутся
санитары, этих троих, - он указал, кого, - отправляйте в первую очередь. Тем, у кого ранения в
живот - воды не давайте. Остальные пусть пьют. Я скоро вернусь.
-Наверное, - добавил он себе под нос, выползая из-за камней. Иосиф осмотрелся, -
полуразрушенный мост висел над ручьем, австрийцы на той стороне все еще стреляли.
Он вспомнил светло-голубые глаза Джо и ее растерянный голос: «Милый, но как, же это?
Французы будут воевать с англичанами. Там мой брат, там наши родственники...»
Иосиф наклонился и поцеловал белую щеку, темные, падающие на плечи локоны. «Французы
воюют с австрийцами, - усмехнулся он. «А Джон - не воюет, и не собирается. Он сидит в Вене, и
возится со своими девчонками, не забывай».
Джо повертела в руках письмо от брата. Конверты доставляли регулярно, подсовывая под дверь
дома. Ответы забирали точно так же. Иосиф даже не хотел думать, кто это делает, и как. Он просто
оставлял весточку на пороге. Утром ее уже не было. «Конечно, - подумал он, - у Джона везде свои
люди. Хорошо, война войной, а он все-таки брат».
-Милая сестричка! - прочла Джо. «Девочкам уже полгодика. Они начали ползать, но совсем друг
на друга не похожи. Вероника старшая - она русоволосая, как Мадлен, и очень спокойная. А
Джоанна - белокурая егоза. Глазки у них пока голубые, но Мадлен уверяет, что у Вероники они
посереют. Жюль учится. Он собирается в следующем году вернуться в Лондон, поступать в
кадетскую школу в Вулвиче. Пожалуйста, берегите себя. Очень надеюсь, что Иосиф не пойдет
воевать…, - Джо осеклась, услышав тяжелый вздох мужа.
Он вынул письмо из ее рук. Прижав жену к себе, Иосиф услышал, как бьется ее сердце: «Я уже
пошел. Обратной дороги нет, любовь моя. Сейчас, как Робеспьера казнили, во Франции власть
получили здравомыслящие люди. Здесь будет безопасно».
-Капитан, - недовольно сказала Джо. Она открыла шкаф, разглядывая голубой, с красным кантом
мундир. «Тебе за сорок, ты доктор медицины...»
-Я ни дня не служил в армии, любовь моя, - рассмеялся Иосиф, погладив чисто выбритый
подбородок. Джо склонила голову набок и внимательно посмотрела на него: «Без бороды тебе
тоже хорошо, капитан Кардозо». Она была совсем рядом, - высокая, тонкая, пахнущая морем.
Иосиф, протянув руку, запер дверь спальни: «Мне только через два дня в лагерь отправляться, так
что я тебя никуда не отпущу. А в следующем месяце мне, наверняка, разрешат приехать к вам.
Хотя бы на пару дней».
-Ты пиши, - велела Джо, медленно, ласково целуя его. «Обязательно пиши и возвращайся к нам,
любимый». Она замерла и прислушалась: «Показалось. Давид еще в школе, а Элишева тоже
занимается, у себя. Иди, иди, ко мне, - Джо закинула руки ему на шею и тихо, сладко застонала.
За обедом Элишева сказала, разрезая курицу: «Все равно, папа, все это, - девочка вскинула
острый, материнский подбородок, - полумеры».
-Что - полумеры? - смешливо поинтересовался у нее старший брат. «То, что в городском совете
теперь заседает господин Мореско? Или то, что господин Ашер назначен судьей? Или то, что папа
- теперь капитан французской армии, мы не платим налоги за то, что ходим в синагогу, и мне не
надо будет ездить в Италию, чтобы получить докторат?»
-Ты сначала в университет поступи, - ядовито ответила Элишева. «Все равно, - она воинственно
зажала в руке нож. Джо, потянувшись, усмехаясь, вынула его. «Все равно, в голландские школы
нас не берут..., - продолжила девочка.
-Голландских школ и нет еще, дочка, - примирительно заметил Иосиф, - одна на всю страну.
Подожди, все устроится...
-Нет, папа, - светло-голубые глаза заблестели, - евреи должны ехать в Святую Землю, и там
добиваться признания их полноправными гражданами...
-Слышу голос одного молодого человека, - ехидно заметил Давид, - что регулярно посылает сюда
письма. Уже целая шкатулка накопилась. Как раз из Святой Земли.
Элишева покраснела: «У тебя тоже шкатулка есть, так что не указывай мне. И даже евреи
Америки...»
Иосиф поднял руку: «Евреи Америки сами разберутся, что им делать, дорогие мои. Давайте в
Шабат говорить о Торе, а не о политике».
-По-моему, - рассмеялась Джо, - сейчас в каждом еврейском доме именно о политике и говорят.
Яблочный пирог на десерт, - предупредила она, поднимаясь. «Ваш любимый, - она ласково
посмотрела на семью.
Иосиф заставил себя не думать о жене и прислушался. От моста опять доносился треск выстрелов.
Он приложил пальцы к шее солдата. «Мертвый, - понял Иосиф и пополз дальше. «Хотя бы не
пахнут пока, - подумал Иосиф, - уже не так жарко. А вот болото воняет, конечно».
-Ура! - раздался крик. Он, приподнявшись, увидел старое, с пятнами пороха, прожженное
