я все-таки женат…, Хотя по закону я ничего дурного не совершаю.
Он сел и с аппетитом принялся за еду. Люди шумели, над столом уже висел сизый, табачный дым.
Нахман, откинувшись к беленой стене зала, набив трубку, закрыл глаза: «Мессия».
Хана поставила точку. Перечитав написанное, отложив перо, девушка уронила голову в руки. В
чистой, маленькой комнате горели свечи, окно выходило на склон холма. Она, посидев, вздохнула:
-Папа будет доволен. Незачем расстраиваться, тебя бы все равно никогда не напечатали, какая
разница, под чьим именем это издается.
Она поднялась. Взяв с полки стопку тетрадей, исписанных ее мелким, четким почерком, девушка
ласково погладила переплет.
-Это я не отдам, - решила Ханеле. «Папа такого и не поймет, он талмудист, а не мистик».
«Спрятанная книга», - прочла она заглавие и рассмеялась: «Сказки. Это только на первый взгляд -
сказки, конечно».
Она подошла к зеркалу. Серые, большие глаза играли ледяными искрами, черные, заплетенные в
косы, волосы падали на плечи, скрытые глухим платьем.
Ханеле вспомнила красивое, строгое лицо мачехи, что исказилось в умоляющей гримасе. Лея
оглянулась и схватила ее за руку: «Ты ведь видишь, видишь, я знаю. Все знают! Скажи, что это
мальчик! Большой, здоровый мальчик!»
Девушка медленно ополоснула тарелку в ведре и стала вытирать ее холщовым полотенцем - они с
мачехой мыли посуду.
Она все молчала. Лея, наконец, раздула ноздри:
-Ты просто завидуешь. Тебе двадцать три, а тебя и не сватали еще ни разу. Кто захочет жениться на
сумасшедшей? Умрешь старой девой, попомни мое слово, - она положила руку на свой живот.
Ханеле горько спросила: «Господи, зачем ты так? Почему я все вижу, все?»
Девушка услышала шуршание бесконечного, зимнего дождя, и свой шепот: «Господи, я еще
маленькая. Дай мне просто поиграть, пожалуйста. У меня овечка есть».
Она незаметно отерла слезы рукавом платья: «Не говори дурного. Только хорошее, только
хорошее. Тогда все будут счастливы».
Мачеха, что-то бормоча, вышла из кухни. Ханеле, устало прислонившись к стене, повторила:
«Только хорошее».
Ханеле опустила свечу на стол. Открыв шкатулку, она достала записку от Моше.
-Милая моя сестричка, - читала она, - у меня все в порядке. Я устроился каменщиком, и
совершенно не голодаю. Хотя, от твоего печенья, конечно, не откажусь. Во все ешивы города мне
теперь путь закрыт, спасибо папе, но ничего - книги у меня есть, буду учиться сам. Если ты
согласна, я тебе буду посылать свои заметки, хотя я, по сравнению, с тобой - всего лишь школяр.
До нее донесся гневный голос отца: «Что значит - ты обручился? Ты должен жениться на дочери
рава Альфази, я тебе говорил! Немедленно выбрось из головы эту чушь!»
Моше спокойно отодвинул тарелку: «Мы дали друг другу слово, и через три года поженимся,
когда Элишеве будет шестнадцать. Я пока уйду из ешивы, - он поднял руку, увидев, как покраснел
отец, - буду заниматься по вечерам, а днем работать. Мне надо скопить денег на комнату, на
корабль до Ливорно и обратно. Мы хотим поставить хупу в Амстердаме, а потом приехать сюда».
С порога раздался звон посуды - мачеха выронила фарфоровое блюдо с курицей. Побледнев, Лея
выкрикнула: «Через мой труп! Через мой труп ты женишься на гойке, Моше Судаков! Ты, внук
Исаака Судакова! Они там все, - женщина поморщилась, - живут в скверне, в нечистоте!»
Моше поднялся и пожал плечами: «Я уберу. Не волнуйся так, мама, в твоем положении это
вредно. Мне двадцать лет, я сам могу решить, на ком мне жениться».
-Ты женишься на Дворе Альфази, - угрожающе сказал отец, тоже встав, - или ты мне больше не
сын. Она единственная дочь, наследница всего состояния…Ты видел их дом?
Моше взглянул на отца - они были одного роста, одинаково мощные, широкоплечие. Юноша
сочно ответил: «В постель я не с домом буду ложиться, и не с деньгами рава Альфази, дорогой
папа. Прости, - он усмехнулся, - я не сделаю тебя богаче, не получится».
-Пошел вон отсюда, щенок, - отец засучил рукав капоты: «Если у кого будет сын буйный и
непокорный, неповинующийся голосу отца своего и голосу матери своей…»
-Всего хорошего, папа - холодно сказал Моше. Поцеловав мать в щеку, - Лея так и стояла с
опущенными руками,- юноша вышел.
-И папа велел не брать его ни в одну ешиву, - Ханеле спрятала записку и услышала с улицы голоса.
Она взяла подсвечник и подошла к окну - отец прощался с каким-то высоким, стройным юношей.
-Я его видела, - вспомнил Ханеле. «В синагоге, в щель в стене. Очень красивый. Интересно, кто
это?» Юноша взглянул наверх. Она, отпрянув, - горячий воск капнул ей на пальцы, - положила руку
на медальон.
Он был раскаленным, словно металл бросили в огонь.
-Вот, Я расплавил тебя, но не как серебро; испытал тебя в горниле страдания, - горько шепнула
Ханеле. Закрыв глаза, она склонила голову: «Пусть будет так».
Черные, мокрые стволы деревьев возвышались на склонах холмов. Снег таял на узкой, извилистой
дороге, что вела к низкому, простому каменному зданию. Ханеле поправила шаль на голове.
Отряхнув сапожки, она подняла глаза к голубому, яркому небу.
Метались, щебетали птицы, пахло свежестью и весной. Присмотревшись, она увидела на обочине
зеленую, молодую траву, и улыбнулась. Присев, девушка погладила длинными пальцами белый,
скромный цветок. Она услышала сзади себя робкий голос: «Здравствуйте».
Он стоял на пороге склепа. Ханеле, покраснев, распрямилась: «Здравствуйте, рав Нахман». Легкий,
прохладный ветер трепал подол ее длинного, по щиколотку, темного платья, шаль приоткрывала
начало черных, цвета воронова крыла, волос.
-Я еще тогда понял, ночью, что она красавица, - подумал Нахман. «Какие глаза - будто небо перед
грозой. И не замужем, хотя ей уже за двадцать. Конечно, какому мужчине хочется чувствовать себя
глупее жены. Она, по слухам, Талмуд наизусть знает. Наверняка, еще и Каббалу изучает, дед ее
был известным мистиком».
-Вы знаете, как меня зовут? - удивился он.
-Я спрашивала, - просто ответила Ханеле.
-Я вас в синагоге видела. Вы из России сюда приехали. А зачем вы пришли на могилу рава
Йонатана? - она показала рукой в сторону здания, - здесь же только незамужние и неженатые
молятся. Вы ведь женаты, - алые губы улыбнулись.
На стройной шее, закрытой глухим воротником платья, он увидел отсвет золотой цепочки.
-Я молился за других, - вздохнул Нахман, - я же цадик, у меня много своих хасидов. А вы? - он
внезапно понял, что краснеет.
-А я хочу выйти замуж, если на то будет Божья воля, - тихо сказала Ханеле.
-Говорят, же, кто тут помолится, тот через год уже будет под хупой стоять. Или даже раньше.
Простите, - она направилась внутрь. Нахман, отступил, пропуская ее: «Я вас подожду. Все же час
идти до города, а вы девушка, одна…»
Она задержалась на пороге и взглянула куда-то вдаль: «Все предопределено, рав Нахман, но
свобода дана Господом, а мир судится по благости. Помните это».
У нее были блуждающие, туманные глаза. Нахман вдруг спросил: «Вы же видите? Скажите - что? Я
слышал, у вас есть дар…»
-Дар, - повторила Ханеле. ЕЕ губы, на мгновение, искривились: «Все будет хорошо, - тихо добавила
она. Скользнув в тихую, с низкими, каменными сводами, комнату, где пахло воском, девушка
глубоко задышала.
-Нельзя, нельзя, - велела себе Ханеле. «Это не дурное. Он праведник, достойный человек, просто
ошибается. Нельзя, чтобы он был в заблуждении. Скажи ему. Так будет лучше».
Она достала из бархатного мешочка маленькую, в кожаном переплете, книгу Псалмов.
Раскачиваясь, прижимая ее к груди, Ханеле что-то зашептала.
Мужчина и женщина поднимались наверх, на склон холма. Ханеле остановилась и посмотрела на
черепичную крышу могилы, на долину вокруг:
-Через неделю Новый Год деревьев, папа проведет седер, - он всегда сюда ездит для этого, -
помолится на могиле рабби Шимона, и мы вернемся в Иерусалим. А потом и Пурим, - она ласково
улыбнулась.
Они молчали. Нахман, сцепив пальцы, не глядя на нее, спросил: «Так что вы видели? Я не боюсь,
не надо от меня ничего скрывать. Пожалуйста…»
-Вы хотите уехать отсюда с амулетом, - Ханеле потянула цепочку. Он внезапно отшатнулся - солнце
вышло из-за туч, золото сверкнуло яростным блеском. Нахман услышал отдаленный раскат грома.
-Нельзя, - грустно сказала она.
-Когда-то давно…еще ребенком, после смерти моего деда, я пообещала, что никогда, никому не
отдам его вторую половину. Это опасно, и вообще…, - она повела рукой в воздухе. «Не надо, рав
Нахман, - девушка медленно двинулась наверх, - вы не Мессия, и никогда им не станете. Но у вас, -
