рамочке "поблагодарить". Очень прошу отписаться после жеста доброй воли в личной переписке - автор должен знать своих спонсоров, чтобы иметь возможность их поблагодарить)))
Ч. 2. Гл. 6. Прочь из Камышина, сюда я больше не ездок!
Да, жаль что железные дороги пока ещё не появились. Снова трястить на лошадях мне не очень-то нравилось. Но выхода другого не было. Послав письмо Папе Римскому, мы с Афоней взяли в яме бричку с лошадью, которой управлял дюжий бородатый мужик с лицом беглого каторжника. Он оценивающим взглядом скользнул по моей фигуре, повёл бровью и кивнул. Мы загрузились и тронулись в путь. Распорядитель постоялого двора при яме хорошо нас видел и наверняка запомнил – мой бюст бросался в глаза даже на расстоянии. Господи, скорее бы уже выехать из этого городишки, чтобы ищейки потеряли след хотя бы ненадолго!
А ещё я стал серьёзно беспокоиться о жизни Павла I. Если Александру стало известно о том, что его папочка не уезжал из Тукшума, будет проще простого его там и прикончить. Как же мы об этом не подумали-то? Вот ведь идиоты! Я сейчас чувствовал себя глупой старухой, уехавшей из дома уже на довольно далёкое расстояние и вспомнившей, что у неё на плите остались вариться макароны. Бежать домой уже поздно, а ехать дальше вот совсем неинтересно. И очень хочется себя прибить.
Ямщик поначалу вёл себя соответственно своему положению. Дремал, сидя на облучке, в то время, как лошадка спокойно телепалась по привычному маршруту. Но тут городок закончился, а дорога пошла через небольшой лесок. Мы выехали под вечер, поэтому на небо уже выползла яркая оранжевая луна. Вот правы оказались те, кто в интернете не советовал пускаться в путь в полнолуние! Видимо, подлые идеи в этот период времени становятся активнее, заставляя людей со злыми умыслами быть энергичными. Ямщик остановил лошадь в лесочке и нагло полез в кибитку. На его лице читалась решимость завладеть имуществом и честью светской дамы – Афоню мужлан с каторжанской внешностью либо не брал в расчёт, либо думал, что легко сможет переманить его на свою сторону.
Но как же он ошибался! В кибитке его ожидали не слабая женщина с глупым лакеем, а два мужика, вполне готовых к нападению. И полных такой решимостью, что позавидовать им могли бы пятеро. Драка была короткой, поскольку удар молотком мужлан получил сразу же после слов: "А хде баба-то?" Мы с Афоней быстро связали разбойника и оставили его отдыхать под кусточком, нисколько не переживая за его судьбу: сам виноват, напросился! Мы ещё были с ним чрезвычайно добры, поскольку в руках у душегубца был огромный нож, который обычно используется для забивания крупнорогатого скота. Оставлять нас в живых, или точнее, меня, он уж точно не собирался. А мы на его жизнь не стали покушаться, просто слегка притюкнули и оставили, так что поступили, можно сказать, гуманно и даже где-то благородно..
Вместо ямщика на козлы уселся Афоня, а я остался в кибитке пассажиром. К утру мы доплюхали до другого провинциального городишки, даже не стали выяснять его название, просто сменили лошадь, перекусили на скорую руку и снова тронулись в путь. Теперь на облучок взгромоздился я. Так, меняясь с Афоней ролями, мы доехали до Царицынского перевоза, где как раз купцы и военные перетаскивали свои грузы на берег Дона. Не сбавляя темпа, мы перебрались на пристань реки Дон.
Больше двигаться сухопутным путём мы не желали, поэтому снова решили испытать судьбу. Но теперь я не стал надевать красивое платье, выставляя вперёд фальшивый бюст. Наученный горьким опытом, я решил превратиться в мусульманку. Тут даже бриться не надо и о причёске заморачиваться. Правда, портной сшил нам наряд буквально за пару часов, мы только указали ему размеры "дамы". На физиономию я навесил никаб – кусок ткани, закрывающей нижнюю часть лица. Так что на корабль вошла восточная женщина со своим русским лакеем. Внимание мы, конечно, привлекли, но не настолько, насколько это было в Камышине. Слежки пока замечено не было, что очень радовало.
Путешествие по Дону прошло без происшествий. Но когда мы пересаживались на корабль, идущий через Азовское море к Чёрному, наши бумаги тщательно проверили. Капитан был заинтригован тем, что мужчина, граф, путешествует в женском одеянии. Он внимательно посмотрел мне в обросшее уже приличной бородкой лицо и выглянул из каюты, пригласив кого-то. Вошли два серьёзных товарища, один из которых заговорил на итальянском. Понятное дело, что я не врубился, что он нам хотел сообщить. Помог нашему общению второй мужчина, который оказался переводчиком. Эти люди, как оказалось, были высланы нам навстречу Папой Римским. Тот тоже был сильно заинтересован будущими переговорами, поэтому решил подстраховаться. Так что до самого Рима мы добрались без происшествий.
Пий VII заступил на свой пост только в марте 1800 года. Он отлично понимал, что слияние двух церквей, двух вероисповеданий, дадут власть вдвое большую, нежели до момента слияния. Сила России была выгодна Римской империи. Поэтому Грегорио Луиджи Барнаба Кьярамонти (именно так в миру звали Папу Римского Пия VII) так серьёзно подошёл к процессу. Первая аудиенция была без особых церемоний, посвящённая, так сказать, личному знакомству. Правда, перед тем, как впустить меня в зал, где Папа решил устроить в честь русского посла обед, меня тщательно обшарили и очень внимательно прочитали все бумаги, в том числе и верительную грамоту.
Пий был худ, то ли его мучила какая-то болезнь, то ли он сам себя изматывал постами и воздержанием, но выглядел он каким-то измождённым. Однако за столом святой отец был прост, даже шутил – знакомый мне человек переводил его слова на ломаный русский, но многие шутки Папы были поистине искрометны. Он, конечно же, не преминул поиронизировать над тем, что мне пришлось изображать из себя даму в пути.
– А как Вам, Ваше сиятельство, было удобно в женском платье? Мужским вниманием Вы, я уверен, не были обделены?
– Святейший отец, не то слово. Я так скажу: женщинам, которые умудряются в своём положении сохранять верность своему супругу, следует за это выдавать орден "Честной дамы". А вообще, сразу же после рождения каждой девочке уже надобно вешать на грудь медаль "За отвагу". Поскольку ей она пригодится уже с первых минут жизни, – с чувством ответил я Папе.
Тот понимающе кивнул, стараясь делать серьёзное лицо, потом откровенно заржал, не сдержавшись:
– А как Вы здорово облапошили моего