это было маловероятно), потому, вернувшись к себе, она первым делам написала письмо, в котором поведала, каким образом оказались в часовне все действующие лица недавней драматической сцены, и передала его Сельме. Через полчаса горничная вернулась и призналась, что тана командора она не нашла, он уехал из дворца с молодым чернявым господином, и ей пришлось отдать письмо лейтенанту Шевелю, который поклялся ей своей печенкой, что оно пренепременно достигнет адресата.
– Не слишком надежная гарантия, – пробормотала Далия, – печень лейтенанта вот-вот прикажет долго жить.
Ей показалось очень странным, что Сид не отправил Лозанна под конвоем, а поехал сам, причем один. Все это не предвещало совершенно ничего хорошего. Пометавшись немного по комнате, она пришла к очевидному выводу, что сделать она ничего не может, и отправилась спать, чтобы с утра встретить неприятности во всеоружии.
Неприятности, однако, не стали дожидаться утра, а явились среди ночи в лице Сида Рохаса, который стучал с такой силой, что со стены посыпалась лепнина. Едва заметно кивнув Далии, которая сама открыла ему дверь, он стремительно зашел в комнату и устроился в кресле возле стола. Несмотря на то, что от него разило, как от бочки со спиртом, он казался совершенно трезвым, лишь глаза были мутными и пустыми. Он молча наблюдал, как Далия зажигала свечи, а, когда она села с другой стороны стола, будничным тоном заявил:
– Твой Лозанн мертв.
Он уставился на нее словно в ожидании, однако она не произнесла ни слова, продолжая молча на него смотреть. Не получив ответа, он с некоторым разочарованием заговорил снова:
– Он сам виноват. Ему очень не хотелось в тюрьму, и он предложил мне поединок с условием, что, если он продержится в течение четверти часа, я отпущу его. Он не дотянул десяти минут. Отчаянный был малый, хоть и гаденыш.
– Но ведь ты мог и не убивать его, – прервала она молчание.
– Мог, – согласился Меченый. – Но не захотел. Я был сильно не в духе. В общем, не повезло парню. Надо выпить за его душу, – он направился к серванту, достав оттуда бутылку вина, свою настойку и стаканы. – Что-то ты не слишком убита горем. Где рыдания, стенания и проклятия? – спросил он, наполняя стаканы. – он ведь был тебе дорог?
– Не больше, чем ты, – ответила Далия, делая глоток. Она слышала свой голос и не узнавала его. Она закрыла глаза с тайной надеждой, что вот-вот проснется и окажется, что эта пляска смерти ушла в небытие вместе с гаснущими звездами, затем попросила: – Расскажи мне, что с тобой происходит.
Он почти одни махом опрокинул в себя полный стакан, поставил его на стол и пожал плечами.
– Да, собственно, ничего особенного. Паршивое время. Королю принесли записку, которую нашли в камзоле у Нелу. Кто-то заботливо сообщил покойному, что пока он занимается государственными делами, жена его наставляет ему рога в их собственном доме. Очень занятная записка, король показал ее мне. Мне бы очень хотелось показать ее тебе, однако просить ее у короля с этой целью было как-то не с руки. Его величество не понял бы меня. Жаль, что ты не можешь на нее взглянуть.
– Зачем мне на нее смотреть? – удивленно спросила Далия, решив, что он спьяну заговаривается.
– Потому что она написана той же рукой, что и эта.
Сид вытащил из кармана камзола еще одну бумагу и протянул ей. Она бросила беглый взгляд на письмо, и строчки тотчас заплясали у нее перед глазами. Записка гласила:
«Забудьте все, что я вам сказала, только крайняя степень отчаяния толкнула меня на этот шаг. Вы можете быть спокойны, я не причиню вам вреда и не стану причиной разлуки с вашим возлюбленным, пусть мое собственное сердце и будет разбито. Надеюсь, что когда-нибудь я смогу заслужить ваше прощение и снисхождение. В доказательство своих добрых намерений я сообщу кое-что важное для вас. Умоляю вас, приходите завтра в час ночи в Лиловый кабинет».
– Откуда у тебя это? – прошептала Далия, глядя на записку, которую она собиралась передать Иве. Последние две строки были написаны тем же почерком, что и предыдущие. Ее почерком.
– Мне принесла ее горничная Камиллы. Она резонно предположила, что ее автор и есть убийца ее хозяйки. Ты. И сразу становится понятно, откуда там взялся твой плащ – она сдернула его с тебя, когда падала.
– Мне никогда не пришло бы в голову написать подобное альде Монтеро, – заявила Далия, стараясь сохранять спокойствие. – Я бы выбрала совсем другой тон. И Нелу я тем более ничего не писала.
– Это правильно, – согласился Сид, – как говорит наш многомудрый начальник тайной полиции: «никогда ни в чем не сознавайтесь». Но, между нами говоря, дорогая, запираться бессмысленно. Это лист из свитков Мальвораля, которые были у тебя в руках, когда мы встретились в ночь бала в галерее, записка написана карандашом. Я надеюсь, что ты не будешь отрицать, что это твой почерк, – он снва залез в карман и достал пачку ее записок. – Когда Марина принесла мне ее, я просидел битых два часа, сверяя каждую букву и не нашел ни единого отличия.
– Это подделка. У меня не было причин убивать твою Камиллу.
– И поэтому ты ее едва не придушила, – он усмехнулся, – Причины были. Камилла угрожала рассказать о нас королю и помешать твоему блестящему восхождению. Она не успокоилась бы, пока не добилась твоего удаления от двора, и ты это понимала. Не говоря уже о том, что она два раза пыталась тебя отравить и случайно прикончила твою любимую горничную. Не делай такие глаза, я никогда не поверю, что ты не догадалась.
– Яд был в бутылке, которую принес Арно. Это его пытались убить, – Далия уже перестала что-либо понимать.
– Яд был в обеих бутылках, разный. А что касается твоей новой подруги, все совсем просто. Тебе нужен был король, Ива стояла на твоем пути. Ты могла бы стать его любовницей, но лишь на какое-то время, не слишком продолжительное, ведь на самом деле он был влюблен в нее, насколько это слово применимо к Эрнотону. А короткая интрижка тебя не устраивала. Конечно, ты не могла быть уверенной в подобном исходе, никто не ожидал от Нелу такой прыти, но может быть, ты надеялась, что он упрячет ее в монастырь или отправит в провинцию.
– Монастырь – не помеха для короля, и провинция тоже.
– Пожалуй, – согласился Сид, – но Нелу мог достаточно обезуметь, чтобы пуститься в бега и увезти жену. Она сама могла бы бежать с художником и освободить тебя от своего присутствия. Думаю, ты
