тот, что двести лет назад, однако потерял он исключительно в количестве спасаемых душ, но не в качестве: если уж он и в вцеплялся в кого-то, то избежать спасения было невозможно. Потому девица утихла и лишь периодически пинала многострадальную дверь.
Через неделю он убедился, что альда хоть и не вполне пришла в нужное состояние (то есть полумертва от ужаса), однако достаточно напугана, чтобы можно было приступить к работе с ней. Признаваться в злодеяниях она, тем не менее, не спешила. Несколько дней изматывающих многочасовых допросов не принесли никакого результата. Напрасны были запугивания, обещания бросить ее в каменный мешок с еще более ужасающими условиями, угрозы пожизненного заключения, применения пыток и насилия со стороны стражников, и позорной казни в итоге. Напрасно старался его помощник, крича, грубя и оскорбляя ее – для знатных дам это было обычно самым нестерпимым. Она тряслась как в лихорадке, рыдала, заламывала руки, падала на колени и призывала небеса в свидетели своей невиновности, а также периодически лишалась чувств.
Напрасны были попытки найти в ее показаниях несоответствия, поймать ее на лжи или хитростью вывести на чистую воду. Она спокойно и даже с охотой отвечала на все вопросы, никогда не путаясь, и умудряясь вверчивать в свое повествование массу занимательных историй из жизни придворных. Несколько раз он заставал одну и ту же сцену, когда обвинители с раскрытым ртом слушали, позабыв про цель допроса, рассказы о придворных празднествах, карнавалах и охотах, с подробным описанием десятков подаваемых к столу блюд или драгоценностей, коими были увешаны дамы, или разные забавные истории про то, как какой-нибудь альд упал во время охоты с лошади и был вынужден спасаться от кабана, взобравшись на дерево и потом долго не мог слезть, или другой вельможа на устроенном им празднестве призывал гостей бросать в канал золотую посуду, демонстрирую свое богатство и щедрость, а потом слуги вытаскивали ее вместе с заранее расставленными сетями, или как третий пошел на свидание с хозяйкой таверны, переодевшись слугой, а городские стражники, среди которых был его соперник, гнались за ним до самого Торена. Он принужден был дважды заменить обвинителей, поскольку через довольно короткое время они начинали смотреть на нее осоловевшими глазами.
Ничего не дали и ласковые посулы светлой чистой камеры с окном, подобающего знатной даме содержания и обращения и скорейшего помилования со стороны короля. Она стояла на своем: да, жених ее погиб по вине принца и его друзей, и в гневе она позволила вырваться каким-то проклятиям и угрозам, однако, правде сказать, ни ее любовь, ни скорбь не были настолько велики, чтобы она стремилась отомстить альду Дамиани и его королевскому высочеству, тем более, когда прошло столько времени (а именно на мотиве мести Сиверра решил построить обвинение). Да, и Дамиани, и альда Монтеро в свое время попортили ей крови, однако не настолько, чтобы она желала им смерти, тем более, что она и так поквиталась с ними без кровопролития. Нет, никаких записок не писала, сама удивлена, как такое могло случиться.
Он лично беседовал с ней в кабинете коменданта – лучшей комнате в крепости.
– Поймите, танна, – проникновенно говорил он, потчуя ее превосходным ужином, – король уверен в вашей виновности, а он страшно не любит признавать свою неправоту. Своим упорством вы его только злите, ведь вы отвергаете его милость. Признайте свою вину хотя бы частично, скажите, например, что вы убили их случайно, без предварительного умысла: тана Дамиани, защищаясь, когда он пытался вас обесчестить, а альду неосторожно толкнули в гневе, а уж записка то и вовсе пустяки – кто ж мог предположить, что все так обернется, да и написали вы ее исключительно с добрыми намерениями, из сочувствия к несчастному обманутому мужу, чтобы положить конец безбожному осквернению брачных уз. Наверняка ведь все так и было, уж я-то повидал на свете немало преступников и вижу, что вы не склонны к злодеяниям. Вас преследует злой рок. Вы всегда были мне очень симпатичны, и у меня сердце кровью обливается от того, что я вынужден держать вас в этой клоаке. Признайтесь, покайтесь и вы отделаетесь лишь заключением в монастыре, король обещал это, а оттуда и до освобождения далеко. Вспомните историю маршала Сулема и альва Милона, – продолжал он поучительно вещать голосом жреца, рассказывающего на проповеди притчу из Священной книги, – которые были виновны в заговоре. До того, как восстать против короля, оба они были его преданными слугами, поэтому он обещал им жизнь взамен на признание. Сулем, уверенный, что против него нет никаких доказательств, отказался и был казнен, хотя позже раскаялся и забросал короля письмами с напоминаниями о своих былых заслугах; а Милон внял голосу разума и признал свою вину, провел несколько лет в тюрьме, потом был помилован, а теперь живет припеваючи в провинции – и не где-нибудь, а в благословенной Сидоне. Вы же так молоды и прекрасны, вам досталось от предков такое прославленное имя, вы еще выйдете замуж и будете счастливы, зачем вам губить свою жизнь? Ах, был бы я на двадцать лет моложе и не женат, непременно бы украл вас и увез в далекие края…
Девица Эртега слушала его с полными печали глазами, в которых ясно читалось, что она тоже оплакивает свои загубленные молодость и красоту – не забывая при этом налегать на перепелов и вино – и в конце его прочувствованной речи натурально залилась слезами, пояснив, что чрезвычайно тронута такой сердечностью и пониманием, однако признаться не может.
– Подобное признание запятнает честь моей семьи. Не говоря уже о том, что я невиновна. Так что я готова вверить себя правосудию его величества и уповаю на его справедливость и милосердие.
– Поймите, что не только записки, которые явно написаны вашей рукой, но и командор Рохас, и сержант Каллас свидетельствуют против вас… Вы, наверное, не верите, что командор мог вас предать, – он прервал свои увещевания, заметив, что слезы в ее глазах моментально высохли, а на лице появилось упрямое и недоверчивое выражение, – а как же тогда король обо всем узнал, если не от него? Бедное дитя, вы и не подозреваете, как далеко может зайти оскорбленный и озлобленный мужчина, жаждущий мести. К тому же, уверяю вас, вы знали Рохаса исключительно с лучшей его стороны. Все против вас, у вас нет ни единого шанса оправдаться.
– Все в руках Всеведающего, – с чувством произнесла она и залпом допила последний бокал – Чему быть, того не миновать.
Как человек незлой, Арсен решил дать
