— Я позвала вас, — строго говорила между тем графиня, — чтобы упредить вас от мерзкой привычки, свойственной лишь людям низким и подлым. Я не хочу, чтобы вы предавались этой привычке под моей крышей. Понятно?
— Нет, не понятно, — проговорила самая смелая из них.
— Я так и думала, — рассмеялась Алжбета Батори. — Тогда скажу вам яснее. Будьте внимательны!
Внезапно повернувшись, она молниеносно открыла дверь, ведшую в гостиную. Служанки вытаращили глаза. Удивлением озарилось и лицо Эржики. Граф Няри, склоненный у двери, казалось, окаменел: целая минута прошла, пока он опомнился и, выпрямившись, осознал, что, собственно, произошло. Он готов был провалиться сквозь землю.
Застигнутый врасплох за своим постыдным занятием, он выглядел так потешно, что все громко захохотали.
— То-то же, девушки, — заметила, задыхаясь от смеха, Алжбета Батори, — это и есть та самая дурная привычка, которую я не прощаю. А теперь — ступайте и принимайтесь за работу!
Граф Няри стоял в дверях столовой точно каменное изваяние. Пожалуй, ни разу в жизни он не оказывался еще в таком непристойном положении, худшем даже, чем приключение в Чахтицах, когда его застигли в любовном угаре. И ужаснее всего было то, что Эржика тоже смеялась. Да, она уже не боится его, она смеется над ним, как над каким-нибудь шутом…
Служанки, разбежавшиеся по соседним комнатам, все еще продолжали смеяться. Невыносимо. Прислуга смеется над ним, а он должен все это терпеть!
Граф топтался на пороге столовой, не зная, куда девать руки. Наконец он вошел в столовую, сел в кресло и отдался на волю судьбы.
— Как вы догадались, мой сиятельный друг, — заговорил он, спустя минуту, пытаясь хотя бы чему-нибудь найти объяснение, — что я в гостиной?
— Точнее сказать, что вы там подслушиваете? — Она бросила на него брезгливый взгляд. — За это вы должны поблагодарить лишь то обстоятельство, что я обожаю утренний воздух. В Чахтицах почти не бывает дня, чтобы я не уносилась на своем дорогом Вихре надышаться вволю. Здесь у меня нет такой возможности — остается только окно. И сегодня я открыла его и была приятно поражена, увидев внизу коляску с вашим гербом и услышав ваш разговор с содержателем трактира у ворот. Излишне напоминать, что случилось это непроизвольно. Минутой позже я убедилась, что вы решили подождать в гостиной, пока я позавтракаю. Сказала я об этом и вашей милой невесте, как только она вошла в столовую. Совместными силами мы подвергли разгрому вашу гордость и мужские достоинства… Вы заслуживаете восхищения, что в ответ не выломали дверь, как сделал бы любой заурядный мужчина. Ха-ха-ха! Весьма похвально, что, едва отдохнув от танцев и развлечений, вы тотчас поспешили ко мне, чтобы поговорить со мной о подробностях близкой свадьбы.
К графу Няри постепенно возвращалось самообладание. Он счел за благо сделать вид, что ничего не случилось.
— Да, сиятельный друг, — заговорил он своим обычным сладким голосом, — именно такова цель моего визита.
— Вы хотите жениться в ближайшее же время?
— Именно! В самое ближайшее, — ответил он и бросил на свою невесту влюбленный взгляд. У графини этот взгляд вызвал раздражение, у Эржики — страх перед женихом, который слишком легко меняет обличье. С матерью он — сплошная любезность, с ней — отвергающее высокомерие. И все же второе ей куда милее.
— Это меня в самом деле радует, дорогой друг!
— Но прежде, чем мы займемся свадьбой и делами, с нею связанными, я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
— В столь малой просьбе я действительно не могу вам отказать, — ответила она, подмигнув Эржике.
Двое в четырех обличьях
— Так что же у вас на сердце, дорогой друг? — благосклонно спросила Алжбета Батори, когда Эржика вышла.
— Сущий пустяк, ваша светлость. Я готов исполнить ваше желание, но просил бы объяснить, отчего вы хотите выдать за меня свою любимую подругу, если вы такого низкого обо мне мнения?
— Ошибаетесь, граф. Я о вас гораздо лучшего мнения, чем о многих других господах, которых я могла бы принять в расчет в качестве мужа для Эржики. Вот вам и объяснение того, отчего я считаю вас подходящим супругом.
Кроме того, вы обладаете одним свойством, которое я ценю более всего. Вы — один из богатейших людей страны.
Резким жестом граф выразил свое несогласие.
— Не скромничайте, я это знаю. Похвальнее всего, однако, то, что полученное состояние вы сумели сохранить и умножить.
— Разрешите узнать, — оборвал он ее, — когда вы соизволите вернуть мне то письмо?
— Вы имеете в виду подтверждение, которое вы столь неосмотрительно дали паше из Новых Замков?
— Я не по своей воле дал его, — он сразу отверг подозрение, что способен быть столь неосторожным, — паша подло, вымогательски вынудил меня к этому. Когда мои люди привели к нему двенадцать девушек, он не заплатил обычной суммы. Велел передать мне, чтобы за деньгами явился я сам и как можно быстрее. Как только я предстал перед ним, он предложил мне подписать это самое подтверждение, в противном случае грозился уведомить палатина о моих торговых сделках. Мне ничего не оставалось, как подписать. Но это было еще не все. Сумму, на которую было выписано подтверждение, он мне не выплатил, а потребовал, чтобы я послал ему еще двенадцать девушек, как вознаграждение за то, что письмо с моей драгоценной подписью он сохранит среди самых любимых сувениров…
— Здорово обхитрил вас паша, — рассмеялась Алжбета Батори. — Однако вам повезло. Подтверждение попало в мои руки, стало быть, в надежное место. Я вам верну его, чтобы вы его уничтожили.
Граф Няри выразил непритворную радость.
— Ваша радость несколько преждевременна, — охладила она его пыл. — Подтверждение вы получите только после свадьбы. В качестве свадебного подарка, и весьма ценного. И хотя считается неприличным называть стоимость подарков, я это сделаю ради того, чтобы вы знали, во что обошлось мне спасение вашей чести. Оно стоило четыре тысячи золотых. Правда, не наличными. Слуге моему Фицко турецкий паша не заплатил денег за девушек, но вашу бумагу отдал, присоветовав предъявить ее вам для оценки. Я теперь это и делаю.
Алжбета Батори смеялась, принуждая к тому же и графа Няри.
— Значит, мы оба занимались одной и той же торговлей, и паша нас одинаково одурачил.
— Положим, не совсем так. Одурачил он только вас, поскольку мне вы заплатите, причем своей свободой.
— Не такая уж это плохая сделка, ведь за свою свободу я обрету вашу прелестную молодую приятельницу. — Он пытался улыбнуться, но она знала, что граф с радостью стер бы ее в порошок.
— Оставим пустые разговоры, — сказала она, вновь становясь серьезной и властной. — Нам надо договориться о важных вещах. Я хочу, чтобы свадьба была в мае, это самый прекрасный месяц.
— Я отложил бы свадьбу до осени! — Он пытался отодвинуть срок подальше.
— Чтобы ваша свобода умирала на фоне осенних красок? Нет, друг. Поженитесь в мае. Согласны?
— Хорошо.
— И вам уже не нужно ни о чем беспокоиться, просто приезжайте в Чахтицы, как только пожалует за вами мой посол.
— Вы в самом деле очень любезны, я даже не знаю, смогу ли я отблагодарить вас за такое отношение, вовсе мной не заслуженное.
Он хотел изобразить умиление и благодарность, однако переполнявшая его злость столь явно проступала сквозь маску, что на лице вместо благодарности обозначилась угроза.
— Не стоит утруждаться, друг, — ответила графиня холодно, — я никогда не ожидаю награды. Там, где я ее заслужила, я всегда беру ее своими руками. И теперь тоже.
Он видел, что из этой женщины ему не вытянуть ничего, что могло бы бросить хоть луч света на тучи обуревавших его загадок. Вдруг у него мелькнула новая надежда.
— Позвольте мне, сиятельный друг, поговорить с невестой, — взмолился он.
— О, весьма рада, — улыбнулась она.
— С глазу на глаз…
— Как вам угодно. Я знаю, что возлюбленные не терпят свидетелей, когда воркуют.
Граф Няри нашел Эржику в небольшой комнате. Она стояла у окна и задумчиво смотрела на улицу. Когда граф окликнул ее, она вздрогнула, словно испугалась, что Няри заглянул в ее мысли.
— Эржика, я пришел сообщить тебе…
Эржика, переставшая бояться новоявленного жениха после той постыдной истории в присутствии служанок, строго посмотрела на него:
— Сударь, наши предыдущие отношения не дают вам основания для столь вольного тона. Возможно, вы привыкли обращаться на «ты» к дамам, с которыми познакомились накануне. Но в отношении меня, прошу вас, сделайте исключение.
Он удивленно уставился на нее и тотчас обнаружил, что перед ним стоит уже не робкая девица, какой она была вчера, а «самоуверенная бесстрашная девушка, испытывающая одно лишь отвращение. Это открытие вызвало у него раздражение, желание сломать ее гордость. Как бы это сделать, чтобы она вновь смешалась и оробела?
