Когда я побывала здесь с Корнелиусом, дом был пуст и мертв; теперь его вернули к жизни, но не оживили полностью. Он казался необъяснимым в этом глухом лесу, который окружал его плотной стеной. Он явился из времен, когда существование призраков не вызывало сомнений.
Сами собой вспоминались все страшные сказки о лесных разбойниках, которые заманивают к себе путников яркими огнями. Помнится, в сказках такие лесные дома таили в себе куда больше, чем показывали посторонним, и ревниво прятали свои тайны до поры до времени.
«Изумительно! Потрясающе!» — раздавалось со всех сторон. Жена бургомистра нервически рассмеялась, плотнее запахивая накидку.
— Теперь я вижу, что усилия Роберваля стоили того! — сказала она. — Весьма небанальная идея. Может, подобные приемы и не редкость в столице, но для нас это в диковину.
С ней все согласились.
Гости ступили на лужайку, по которой бродили ранее прибывшие столичные господа. Слуги задвигались, провожая важных горожан к хозяину дома.
Корнелиус Роберваль стоял у крыльца. Я старалась не смотреть в его направлении и не привлекать к себе внимания. Неспешно пошла между фуршетных столов, поглядывая по сторонам и изучая незнакомцев.
По моим подсчетам их прибыло человек двадцать или больше. Судя по виду, столичные чиновники или дельцы с железной хваткой и немалым состоянием. Лица холеные, пресыщенные. Мужчины в сшитых на заказ костюмах, не очень формальных, в каких можно выбраться за город. Все с ухоженными усами и бородками, либо гладко выбритые, с бледными, припудренными тальком щеками, холодными и расчетливыми глазами. Курят дорогие сигары, беседуют негромко, внушительно. Дам мало — я увидела двух далеко не юных особ, укутанных в шелк и меха, и одну хорошенькую штучку, одетую и накрашенную как актриска варьете.
Однако любопытную компанию собрал тут Корнелиус... кто эти люди? Его деловые партнеры, старые коллеги по департаменту, где он когда-то служил? Вероятно, так и есть. Выехали в провинцию развеяться, подышать свежим лесным воздухом, попробовать что-то новенькое, а заодно обсудить важные дела.
Я приблизилась к группе мужчин возле фуршетного стола, чтобы послушать, о чем они говорят. К моему удивлению, в их компанию затесался Амброзиус Анвил, который в разговор не вступал, но кивал в ответ на замечания господина с зачесанными назад жидкими волосами, скрывающими лысину.
В этот момент меня взял под локоть господин Степпель:
— Надо подойти поздороваться с Робервалем, — заявил он слегка заплетающимся языком — кажется, директор перебрал дарового вина по дороге на прием. Его седоватые бакенбарды растрепались, придавая ему глуповатый вид.
За другой локоть меня подхватила госпожа Барбута:
— Пора засвидетельствовать уважение главе попечительского совета! — сказала она, тоже слегка спотыкаясь на словах.
Делать нечего; я позволила провести себя по ковровой дорожке, которая лежала прямо на рыжеватой хвое и примятой траве, и предстала перед хозяином дома и его спутницей.
— Рад приветствовать вас в своем новом — и очень старом — лесном особняке, — произнес Корнелиус своим сильным, глуховатым голосом, от которого у меня по спине пробежали мурашки. — Дорогая Вильгельмина... наши школьные учителя.
Он назвал нас; я подняла голову и впервые посмотрела прямо на него, не таясь.
Он стоял, высокий и бледный мужчина — потомок разбойника в дорогом костюме. В его черных волосах блестели отсветы ламп, выбритые щеки отливали синевой, как у всех брюнетов, щеку перечеркивал бледный шрам.
Стоило мне взглянуть на Корнелиуса, как я тут же забыла все, что собиралась ему сказать. Я продолжала механически держать натянутую улыбку на лице, но в груди прочно обосновался ледяной холод.
Мне хотелось ударить Корнелиуса. Выкрикнуть что-то бессвязное. Поцеловать...
Его лицо выражало лишь приличествующую случаю доброжелательность. Однако когда наши взгляды встретились, его глаза изменились; Корнелиус глянул на меня пристально, серьезно, мышцы возле рта едва заметно напряглись.
— Благодарю за оказанную честь, господин Роберваль, — произнесла я лишь слегка дрогнувшим голосом. — Весьма рада оказаться на вашем необычном приеме.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— И я несказанно рад.
Он легко нахмурился и отвернулся к прекрасной женщине, которая произнесла певучим грудным голосом:
— Наслышана о вас, госпожа Верден. Регина мне все уши прожужжала, рассказывая о новой учительнице. Вы захватили ее воображение! — Вильгельмина очаровательно улыбнулась.
— Регина тоже здесь?
— Нет, она осталась дома. Этот прием не для детей, — учтиво ответил Корнелиус.
— Регина наверняка расстроилась. Она любит праздники.
— Она утешится подарками, которые я ей привезла! — воскликнула Вильгельмина и заговорила с директором, который отвесил ей неуклюжий комплимент.
— Прошу, госпожа Верден, попробуйте этот коктейль, — Корнелиус жестом подозвал слугу. — Пейте, угощайтесь, веселитесь... получайте удовольствие.
Я взяла бокал с подноса; мое сердце билось так сильно, что жидкость в бокале подрагивала ему в такт. Но я держалась спокойно — только этим спокойствием я могла защитить себя от глухого отчаяния.
Корнелиус вел себя так, как будто был едва знаком со мной. Передо мной стоял чужой человек. Собранный, холодный, отстраненный... С мертвыми, жестокими глазами. Такой, каким я увидела его впервые. Каким он, наверное, был всегда.
— Не могли бы вы уделить мне минуту наедине? Я бы хотела поговорить с вами, господин Роберваль. О школьных делах, — сказала я через силу и заметила, как остро глянула на меня Вильгельмина при этих словах.
— Быть может, позже, — ответил он спокойно. — Прошу извинить…
Он повернулся к Вильгельмине, которая задала ему какой-то вопрос, и коснулась при этом его локтя.
Я молча отошла, сжимая бокал так сильно, что онемели пальцы.
* * *
— Прошу в дом! — позвал всех хозяин приема. Гости торопливо потянулись за Корнелиусом и Вильгельминой. У двери чуть не образовалась давка: всем не терпелось посмотреть, что находится внутри особняка, который пару веков стоял заброшенным.
Корнелиус постарался на славу. Его рабочие не делали полный ремонт, но настелили в зале пол, привели в порядок стены, протянули провода и развесили электрические лампы, расставили кушетки, кресла и столики.
Однако современные детали никого не вводили в заблуждение. Роскошь и разруха создавали странный контраст. Мрачный дух особняка никуда не делся, многочисленные углы, ниши и альковы зала утопали в сумраке, трещины в каменных стенах напоминали о возрасте дома, а эхо голосов заставляло мороз гулять по коже.
Это была именно вечеринка в населенных привидениями руинах и ничто иное, и осознание этого приятно щекотало нервы гостей и заставляло чаще подзывать официантов с напитками.
Электрические лампы светили ярко, тени от фигур гостей падали на стены. Темные силуэты двигались, взмахивали руками, поднимали бокалы, и, казалось, призраки лесного дома присоединились к общему веселью.
В дальней части зала расположился небольшой оркестр, музыканты негромко играли, не мешая гостям беседовать. Столичные господа держались уверенно, а вот приглашенные первые лица Крипвуда заметно тушевались, озирая высокий потолок, выщербленную лепнину и узкие окна.
Многие поднялись на галерею, заглядывали в проемы и полушепотом обсуждали расходы, которые понес господин Роберваль, организуя оригинальный прием. Обустройством зала он не ограничился, на втором этаже гостей ждали комнаты для отдыха, курительные и бильярд.
Прием шел своим чередом, но меня не покидало ощущение неправильности происходящего. Не добавляло спокойствия и обилие прислуги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Официантов было много, все рослые, подтянутые, с бесстрастными лицами. Я прикинула, во что обошлось Корнелиусу выписать этакую армию прислуги из столицы. Да еще музыканты, да еще плечистые парни, что провожали нас до особняка и теперь застыли навытяжку у проходов в ту часть дома, которую оставили нетронутой. Корнелиус позаботился, чтобы за гостями следили и не давали им забредать туда, где можно легко покалечиться.
