заморозил.
— Это что такое? — весело спросило оно. — Смолбой на полу!
— Что? — прохрипел Пазел (во рту было очень сухо).
— Они все ушли и тебя оставили — сказало существо. — И я тоже должен
уйти. Ты действительно можешь понять мои слова?
— Как ты… Я имею в виду, да! Что?
— Ты действительно понимаешь. Замечательно! Ты действительно станешь
для нее очень хорошим наставником. Скажи мне, здесь минуту назад была черная
крыса?
— Ты не крыса!
— Мой дорогой мальчик, ты болен? Не каждый, кто ищет крысу, должен ею
быть.
Существо легко спрыгнуло с кровати на трюмо. Пазел выгнул шею: там стояли
прекрасные морские часы, из тех, что богатые капитаны любят привинчивать к
своим рабочим столам. Их круглый циферблат был раскрашен так, чтобы
напоминать выпуклую луну. Что еще более странно, Пазел увидел, что циферблат
— стрелки, цифры и все остальное — был откинут и слегка приоткрыт. За ним, внутри корпуса часов, была круглая темнота: почему-то она казалась холодной и
странной.
Животное подтолкнуло циферблат носом, почти поставив его на место, затем
оглянулось через плечо на Пазела.
— Ты не прикоснешься к ним, не так ли?
137
-
138-
— Д-даже не мечтал об этом.
— А если бы я попросил тебя об одолжении, помочь мне с твоим Даром
совершить очень великое и опасное дело — фактически предотвратить войну —
как бы ты мне ответил?
— Что?
— Мы поговорим об этом в другой раз, мистер Паткендл. До свидания!
Пазел встряхнулся. Он был на том же месте, лежал на той же атласной
подушке. Маленький зверек исчез; свет в иллюминаторах померк. А прямо над
ним, свесившись с края матраса, виднелись босые ноги девушки.
Он повернул голову набок и оказался нос к носу с синим псом ужасающих
размеров. Тот лежал, положив голову на лапы, и тихо пускал слюни. Попробуй
что-нибудь учудить, умоляли его глаза. Позволь мне тебя съесть.
Лучше уж смотреть на ноги. В следующее мгновение изумленный Пазел
понял, чьи они.
— Леди Таша? — прошептал он.
Ноги дернулись назад, кровать заскрипела, и появилось лицо дочери посла. Ее
золотистые волосы падали ему почти на нос.
— Ты можешь говорить! — воскликнула Таша. — Герцил! Он может
говорить!
Она спрыгнула на пол и оттолкнула пса в сторону. Как и тогда, когда она
поднялась на борт « Чатранда», она была одета в мужские бриджи и рубашку. Его
снова поразило, до чего же она хорошенькая и чистая. Под своим новым бушлатом
и фуражкой он оставался чумазым смолбоем. До сих пор его это никогда особо не
волновало.
— Слава богам! — сказала она. — Ты издавал такие ужасные звуки! В любом
случае, что с тобой такое?
— Теперь я в порядке, госпожа, — сказал Пазел, краснея. Он сел, немного
пошатываясь, и попытался застегнуть бушлат, затем вспомнил о недостающих
пуговицах и скрестил руки на груди.
Он с трудом поднялся на ноги и едва не упал. Он положил руку на ее кровать, затем быстро отдернул, как будто коснулся чего-то хрупкого. Таша схватила его за
руку: сила ее хватки поражала.
Не пялься, подумал он. У нее была такая бледная кожа. Под рубашкой у нее
было ожерелье: океанские создания из чистого серебра, удивительно изящные. Ему
пришла в голову непрошеная мысль: одно это ожерелье могло бы погасить его долг
три или четыре раза.
— Вы были очень добры, приютив меня, — сказал он.
Они стояли там, глаза в глаза, и на мгновение ему показалось, что она
выглядит такой же неуверенной и смущенной, как и он сам. Затем она громко
рассмеялась.
— Ты говоришь не так, как любой слуга, которого я когда-либо встречала, —
сказала она ему. — У тебя даже нет акцента. Ты говоришь как мои двоюродные
138
-
139-
братья из округа Мей. Да ты мог бы сойти за арквали, если бы я закрыла глаза!
— Я никогда не смог бы этого сделать, — сразу же сказал Пазел, высвобождая
свою руку из ее. — Даже если бы я захотел. А я не хочу, леди Таша.
— Не будь таким занудой, — сказала она. — Я не говорила, что ты должен
быть арквали. И прекрати эту чушь госпожа-леди. Мне столько же лет, сколько и
тебе.
Пазел просто посмотрел на нее, теперь уже раздраженный. Возраст, конечно, не имел к этому никакого отношения. Они не были равны. Если бы она была
младенцем, а он — шестидесятилетним мужчиной, он все равно был бы обязан
называть ее леди.
— Герцил
