возникает иллюзия пространственной глубины. Потребность в раскраске отпала. Когда Иоганн Гутенберг в середине XV столетия изобрел книгопечатание, ксилография оказалась незаменимым средством иллюстрирования книг, ведь шрифтовой набор тоже представляет собой выпуклый рельеф. В набор вставляли в нужных местах гравированные блоки и печатали текст вместе с иллюстрациями.
Эволюция стиля в гравюре на дереве: а) 1410–1420; б) 1465–1470; в) 1494 (один из первых опытов Альбрехта Дюрера в ксилографии)
Но что было толку изощряться рисовальщику, если под ножом резчика пропадало все, что могло бы порадовать любителей тонко вырисованных контуров и нежно переливающихся оттенков? Неудивительно, что наброски для резчиков делали далеко не самые изощренные мастера рисунка. Людей знатных, богатых и образованных, чьи книжные полки прогибались под тяжестью искусно иллюстрированных рукописных Библий, часословов, житий святых, богословских трудов, сочинений античных авторов, легенд о деяниях героев древности, хроник, рыцарских поэм и романов, бестиариев, энциклопедий, трактатов по философии, астрономии, алхимии, медицине, ботанике, праву, юриспруденции, риторике, баллистике, военному делу, геральдике и прочим наукам, – таких людей не удовлетворяли картинки, штампованные с деревянных досок.
И вот около 1430 года благодаря усовершенствованию пресса появляется, опять-таки в Германии, новый вид искусства – гравюра на меди. Эта техника позволяла получать несколько десятков высококачественных оттисков, не уступающих изысканностью книжным миниатюрам.
Гравюра на меди считается труднейшим из искусств. У гравера должны быть очень сильные, твердые, гибкие руки и необыкновенно острое зрение. Можно быть отличным рисовальщиком или живописцем, но оставаться беспомощным в гравировальном ремесле. Недаром первое поколение граверов в большинстве своем составляли ювелиры, владевшие приемами резьбы по металлу и камню[618]. Гравюру на меди иначе называют резцовой гравюрой, потому что основной инструмент гравера – это резец (Grabstichel), трех- или четырехгранный стальной стержень длиной 10–12 сантиметров с заточенным наискось концом. Работают граверы на маленьких пластинках, ибо медь и сама-то по себе недешева, а для гравюры годится только хорошо выкованная, совершенно плоская и зеркально отполированная дощечка. Она уже сама по себе драгоценность. Покрыв ее копотью и положив на кожаную подушечку, мастер берет резец, охватив его грибовидную рукоятку ладонью, и ведет по меди линию, другой рукой поворачивая пластинку навстречу резцу. Сначала он наносит легкие контуры, затем наводит штриховкой тени, наконец, углубляет некоторые линии. Поблескивающий медью рисунок на пластинке – негатив будущего изображения. С помощью тампона мастер покрывает нагретую пластинку густой типографской краской и стирает ее ветошью, а потом ладонью. Краска остается только в бороздках и царапинах, проделанных резцом. Приложив к пластинке увлажненный лист бумаги, прокатывают его под прессом. Бумага вдавливается в бороздки и принимает на себя краску. Остается высушить отпечаток – и эстамп готов. Повернув его к свету так, чтобы лучи стлались по поверхности листа, можно заметить углубление, оттиснутое пластинкой. Линии и штрихи похожи на поблескивающую темную паутинку, натянутую над поверхностью.
Изготовление гравюры на меди
В результате многократных стираний краски и прокатываний под прессом гравировка сглаживается. Легкие теневые штрихи исчезают. Остаются только контуры. Вся прелесть резцовой гравюры пропадает. Сотый отпечаток – бледная тень первого.
Гравюры, исполненные золотых дел мастерами, с самого начала отличались от гравюр живописцев, заинтересовавшихся новой техникой. Ювелир привык решительно орудовать резцом: без глубокой гравировки украшение постепенно стирается с поверхности изделия. Он и гравюру резал с сильным нажимом, и любил применять насечку точками, кружочками, крестиками. Стремясь к орнаментальной ясности, он не был склонен к воспроизведению сложных зримых отношений, связывающих между собой предметы и явления действительного мира, будь то тени, сияние или блики.
Эволюция стиля в гравюре резцом: а) 1440–1450; б) 1455–1460; в) 1480–1490 (одна из поздних гравюр Мартина Шонгауэра)
Но как раз это-то и занимало живописца. Для него любой предмет – часть окружающего мира. Сменив кисть на резец, живописец, подражая миниатюристу, старался сделать гравюру оконцем в изображаемый мир. В лучших гравюрах, исполненных живописцами, контурные линии тонки и гибки, тени легки, как стежки в искуснейшей вышивке гладью. Своим быстрым расцветом гравюра на меди была обязана в большей степени живописцам, нежели ювелирам. Всего лишь через восемьдесят лет после возникновения этого искусства Альбрехт Дюрер довел его до совершенства, непревзойденного и поныне.
Религиозная тематика преобладала и в резцовой гравюре. Но, унаследовав от своей старшей сестры, миниатюры, широту кругозора и особенный интерес ко всему, что выходило за рамки религиозной тематики, резцовая гравюра чаще других видов искусства обращалась к нравоучительным и бытовым мотивам, к историческим сюжетам и к античной мифологии. (Львиную долю изображений составляли также гербы, орнаменты, фигурные алфавиты, коллекционные игральные карты.) Это искусство ценили любители изящного и забавного – государи, гуманисты, поэты, ученые. В отличие от живописца или скульптора, гравер обычно работал независимо от заказа, по собственному побуждению. Напечатав некоторое количество эстампов, он выставлял их на продажу. Так рождался художественный рынок. Охотой на шедевры резцовой гравюры подогревалась страсть к собиранию художественных коллекций.
Довольно скоро обнаружилось, что в этой черно-белой технике удобно изображать скульптуру – не только воображаемую, но и существующие памятники. В свою очередь, скульпторы увидели в тонко моделирующих форму резцовых гравюрах образцы для подражания[619]. Лукасу Мозеру было о чем задуматься под обоюдным натиском этих искусств[620].
Эстампы, напечатанные с деревянных досок и медных пластинок, открыли новую эпоху в восприятии произведений искусства. С одной стороны, такое изображение, будь оно на отдельном листе или в книге, чаще всего разглядывают в одиночку. Такой обращенностью к индивидуальному восприятию прежде отличались только предметы роскоши: складни из слоновой кости или эмали, шкатулки, миниатюры, ювелирные изделия. С другой стороны, гравюра, особенно вырезанная на дереве, благодаря множеству оттисков оказывалась знакома многим людям. Для каждого из них она была одним и тем же изображением, в отличие от здания, статуи, произведения монументальной или алтарной живописи, которые выглядят до неузнаваемости различно в зависимости от расстояния, ракурса, освещения. Гравюра одновременно и унифицировала художественный опыт всех тех, кто ее видел, и дифференцировала их восприятие, ведь различия суждений по поводу одного и того же предмета выявляются резче, чем в тех случаях, когда предмет не идентичен самому себе.
