– Это тебе, – и он протянул цветок.
Я молча спрятала руки за спину.
– Я знаю, что мы с тобой не ладим, что мы тебя дразнили чистюлей… но чистота – это хорошо. Теперь никто не посмеет тебя дразнить.
Он еще раз протянул цветок.
– Что это с тобой случилось? – спросила я и взяла цветок.
– Слышишь, теперь никто не посмеет тебя дразнить чистюлей…
И он толкнул меня, я грохнулась спиной на землю. Кто-то заполз на карачках сзади, я споткнулась и грохнулась.
– Слышишь! – закричал кривляясь Васька под хохот товарищей, – никто не посмеет дразнить тебя чистюлей, потому что ты грязнуля!
Когда вышли отец с мачехой, я стояла у парадной и ревела. Отец брезгливо оттащил меня наверх, выпорол и запихнул в кладовку, упомянув при этом, что вообще-то мое место в мусорном бачке.
Он сам был не очень аккуратен, но требовал аккуратности от других, особенно от меня. В кладовке было темно, пыльно, паучно и пахло мышами. Было страшно. Но еще страшнее стало, когда они пьяные вернулись из гостей и, не вспомнив про меня, начали стонать… Какого я страху натерпелась тогда, почти такого же, как на похоронах мамы. Я была совсем крохой, и сначала не было страшно, казалось, что мама сейчас проснется. Страшно стало, когда я поняла, что ее сейчас закопают…
– Ольга Петровна…
– Да, Леночка.
– Можно с Вами пошептаться?
– Садись, давай пошепчемся, – Ольга невольно залюбовалась, как девочка присела рядом, осмотрела себя, расправила неаккуратные складочки красного платьица, сложила руки на коленях и уставилась огромными широко распахнутыми глазами на Ольгу.
– Во-первых, – заговорщицким шепотом сообщила Леночка, – Сидоров выполз из угла.
Ольга посмотрела, действительно, Сидоров осмотрительно, еще осторожничая, направлялся отвоевывать машину.
– Сидоров, – железным голосом зазвучала Ольга. – Ты наказан.
Сидоров обиженно махнул рукой и покатился обратно в угол, ожидать следующего удобного случая или амнистии.
– Во-вторых, – продолжила девочка, – угадайте, что мне купили?
– Наверное куклу, – предположила Ольга.
– Не угадали, – засветилась от восторга девочка, – мебель для куклы!
– Да?
– Да. Там все-все-все. Ужасно дорогущая.
– Ну, ты довольна?
– Поверьте мне, оно того стоит.
– Я рада за тебя.
– Да, кстати, Володечка Горлик меня заговорил.
– Как это?
– Он ужасно болтливый.
– И как он тебя заговорил?
– Он говорил, говорил, говорил и заговорил. У меня даже голова закружилась.
– Да, он как девочка говорит.
– Хуже, много хуже. Девочки и то столько не говорят. Болтушка.
– Ты не обращай на него внимания.
– А я и не обращаю, сдался он мне. Он бедный и не красивый. А я красавица.
– Да, Леночка.
– Ладно, заболталась я с Вами! – девочка картинно взмахнула ручкой. – Побегу, дел еще невпроворот.
Ольга посидела еще минут пять, тупо прислушиваясь, как мимо скрипит жизнь, как внутри кипит желчь.
– Так, дети, собираем игрушки и идем одеваться гулять, – громко и хмуро сообщила воспитательница.
Кому-то помогла завязать шнурки, кому-то шапку, кому-то застегнула верхнюю пуговицу.
– Ольга Петровна, варежки, такие красненькие с белыми оленьчиками, куда-то подевались с батареи. Пропали, – затараторил Горлик.
– Хватит тараторить, ты под батареей смотрел? Может, они упали?
– Я и под батареей смотрел и в шкафчике смотрел. Мне их мама подарила. Она меня ругать будет.
– Нужно варежки на резинку пришивать – тогда не потеряешь.
– Сейчас я еще за батареей посмотрю.
– Горлик, все ждут тебя. Тебя одного.
– Ну, вот же они! За батарею завалились, я уж думал украли варежечки такие хорошие с оленьчиками. Вот.
Ольга стала закипать.
– Вова, тебя только ждем. Стоим и паримся.
– Все, я уже нашел. Сейчас одену.
– По дороге оденешь! Встань в строй! Пошли, дети, на выход.
Группа вышла на улицу и рассыпалась темными пятнами по снегу.
Воздух влажный, густой. Снег налип везде, на каждом предмете одета шапка, деревья из-за этого огромны. Но белизна снега не дает света – день мрачный, тусклый. Низкое темное небо, того и гляди разрядится новым осадочным залпом. Серые глыбы домов угрюмо поблескивают зажженными желтыми окнами. Однако, не очень холодно.
«Не завыть бы сейчас, – подумала Ольга. – Сбежать! Да бежать некуда. В настоящем плохо, в прошлом того хуже, и будущее не обещает ничего хорошего».
Единственным светлым моментом из детства казалось было то, что она подставила Славика. Это было уже после смерти отца, когда ее взяла тетя Лида. Славик, шкодный мальчишка, сын тети Лиды, как только не измывался. Улитки, червяки, лягушки, все побывало за шиворотом у Ольги. В кровати один раз оказалась змея. Как это было противно. И все ему сходило с рук. Приходилось бороться собственными силами. И вот однажды Славик долго таскался с дохлой кошкой, не решаясь применить ее в своих пакостных целях. В конце-концов он ее бросил у помойки и стал искать другую забаву. Все видели, что он таскался с кошкой, тетя Лида даже отчитала его, но никто не видел, что я взяла эту дохлятину и положила ее в большую суповую кастрюлю. Каких трудов мне это стоило! Целый день меня выворачивало наизнанку, и дня три я не могла есть. Как я, такая брезгливая от природы, могла решиться на такой подвиг? Эффект от проведенной воспитательной работы был отменный. Настроение у тети Лиды в тот день было препротивнейшее, а тут еще дохлая кошка в кастрюле. Славик неделю не мог сесть, а для меня закончились времена ужей, жаб и улиток.
– Ольга Петровна, посмотрите! – воскликнул подбежавший Горлик. – Посмотрите, какого мы снеговика слепили. Отменный снеговик!
Конец ознакомительного фрагмента.
