Случилось так, что Севка пропустил все: как вылетает дичь, как дробь выбивает из нее пух и перья и как шлепается она о землю.
Когда я заметил ему это, он с достоинством сказал:
— Зато я узнал, что чует собака.
— Что же? — полюбопытствовал я.
— Такой жар сухой, парной.
Я знал, что таким жарким запахом дышит нагретая солнцем земля, и сказал об этом Севке. Пусть понюхает там, где тетеревов нет, и убедится в этом сам. Но он остался при своем мнении и потом хвастался мальчишкам:
— Такой момент был у меня особенный: прямо так само собою и потянуло к земле, будто кто в шею пихнул. Упал я на колени и вдруг — чую: жар сухой, парной.
«Врет, как охотник», — сказал бы я, если бы сам не был охотником.
Исключительные способности
О таниных способностях говорили все: и мама, и папа, и подруги, и даже сама Фаина Петровна.
Мама любила говорить гостям:
— Вы знаете, все даже удивляются! У Танюши исключительные способности. Иди сюда, деточка!
Таня, польщенная вниманием взрослых, начинала ломаться:
— Не хочется, мамочка, все одно и то же, — капризно тянула она.
— Ну, что ты! — увещевала мама. — Гости ждут, неудобно. Я прошу тебя.
Гости молчали и выжидающе поглядывали на мать и дочь. Почувствовав это пристальное внимание, Таня соглашалась. Тогда мама приносила объемистый том сочинений Пушкина, Лермонтова или Некрасова и предлагала гостям:
— Почитайте на выбор любое стихотворение, не длинное, конечно.
Прослушав стихотворение один раз, Таня бойко повторяла его наизусть.
Гости шумно аплодировали, а мама, смеясь от гордости, награждала Таню звонким поцелуем и горстью конфет со стола.
Если при этом присутствовал папа, он, отвалясь на спинку стула и смеясь одними глазами, самодовольно говорил:
— Она же Челнынцева. У нас в роду все были не без способностей. Помню, когда я учился в школе, а потом в институте…
И начинались длинные воспоминания о том, как папа поражал учителей своими способностями.
Таня готовила уроки наспех. Торопливо прочитает один раз задание, захлопнет книжку, и ее веселенькие кудряшки уже мелькают где-нибудь на дворе. А часто бывает и так, что сделаны только письменные уроки, а устные… «Да зачем сидеть над ними? Я все помню, что рассказывала Фаина Петровна на уроке».
Она и вправду помнила все, что рассказывала учительница. Но так как Таня была непоседой, постоянно оглядывалась, улыбалась подругам, теребила свои кудряшки, тянулась посмотреть в окно, то она не всегда слышала Фаину Петровну. Тогда Фаине Петровне приходилось выводить в танином дневнике четверки и даже тройки. При этом она всегда с горечью говорила:
— С твоими способностями, Таня, стыдно так учиться.
И вот потолковать об этом Фаина Петровна пришла к таниной маме. Тани не было дома. Мама очень всполошилась, она думала, что учительницы приходят только к плохим ученикам и отъявленным озорникам. Она побледнела и упавшим голосом спросила:
— Что случилось?
— Ничего, — мягко улыбнулась Фаина Петровна, но большие темные глаза ее смотрели на маму строго.
И мама почувствовала себя в эту минуту маленькой провинившейся школьницей.
— Садитесь, пожалуйста, — виновато предложила она.
Фаина Петровна села и внимательно оглядела комнату с большим красивым буфетом, оранжевым абажуром над круглым столом и широкой тахтой в углу, под пальмой.
— Я пришла поговорить с вами о Тане, — сказала она очень четким голосом, каким привыкла говорить на уроках.
— Я так и знала! Что же случилось? — опять спросила мама.
— Да уверяю вас, ничего! Я считаю Таню очень способной…
Мама гордо подняла голову.
— Но, мне кажется, — продолжала Фаина Петровна, — что она учится не в меру своих способностей. Она очень мало работает. Она должна учиться только на пятерки. Четверка для нее — плохая отметка.
Мама пожала плечами и холодно заметила:
— До сих пор я знала, что четверка — вполне хорошая отметка. А насчет работы… Что ж, зачем девочке переутомляться? Она все может схватить налету. Вы сами говорите…
— А где Таня готовит уроки? — спросила учительница.
— А вот здесь, пожалуйста.
И мама провела Фаину Петровну в танину комнату. Это была маленькая комната с одним окном на двор. У окна стоял письменный стол, на нем в беспорядке лежали книги, а на них, вытаращив неестественно синие глаза, сидела кукла с отбитым носом. Валенки стояли посреди комнаты, точно собирались идти куда-то, но остановились в изумлении: «Что это за странное посещение?». Ботинки с коньками валялись на смятой постели.
Мама очень смутилась:
— О, извините, Танечка собиралась на каток и ушла за подругой. Я еще не успела убрать… Да, признаться, и некогда…
— Так, так, — задумчиво сказала Фаина Петровна.
В это время в комнату вбежала раскрасневшаяся Таня.
— Здравствуйте! — радостно закричала она. — А мне девочки на дворе сказали, что вы к нам пошли.
Но встретившись со строгими глазами учительницы, она смолкла в недоумении. Неужели она в чем-нибудь провинилась? В одну секунду в памяти пробежал весь день, вся неделя. Нет, все было в порядке, она вела себя примерно, отвечала на уроках хорошо.
— Таня, ты можешь сейчас, при мне, убрать свою комнату? — спросила Фаина Петровна.
И только? От сердца отлегло.
— Конечно, могу!
Она схватила мокрые валенки, отнесла на кухню к плите, прибрала книги, оправила постель, а про куклу сказала, что ее давно пора отправить в сарай.
— Все? — И она вопросительно взглянула на учительницу.
— Все, — кивнула Фаина Петровна. — Ты собралась на каток? Иди.
— Вас она слушается, — сказала мама, когда Таня ушла. — А вот меня — нет. Сколько раз я просила ее убирать свою комнату! Но она не слушает. Я думала, что ей трудно и убирала сама.
— Вот так, — твердо начала Фаина Петровна, — договоримся…
И мама вдруг почувствовала, что эта высокая, просто и аккуратно одетая женщина с сединой на висках, с большими строгими глазами знает Таню лучше, чем она, что ее нужно слушать, нужно верить ей.
Они договорились, что у Тани будет строгий режим дня, что, несмотря на свои «исключительные способности», она каждый день будет работать над уроками, будет помогать маме по хозяйству.
Относительно уроков мама опять пыталась осторожно возразить: «не утомится ли Таня?»
Но Фаина Петровна сказала маме то, что она, должно быть, каждый день повторяла маленьким школьницам:
— Надо приучаться к труду. Память ослабеет, а привычка к труду останется навсегда.
И прибавила совсем уже просто, без нравоучительного тона:
— Так-то, мамаша.
Уходя, она попросила:
— Скажите Тане, что я зайду через несколько дней проверить ее.
Таня очень охотно составила для себя распорядок дня, прикрепила его кнопкой над столом. Папа внимательно прочитал и сказал:
— Хм, удивительно!
А за обедом поддразнивал:
— Посмотрим, посмотрим. Назначаю за выполнение распорядка премию, но думаю, что мне не придется разориться.
Таня старалась не за премию. Честно говоря, распорядок выполнять было очень нелегко, — зато дневник так и запестрел пятерками с веселыми хвостиками, какие умела выводить только Фаина Петровна. Таня с нетерпением ждала ее посещения. После можно бы не так уж строго придерживаться распорядка… Но Фаина Петровна не приходила. Прошла неделя, другая, месяц. Каждый день после уроков Таня, задерживаясь у двери, вопросительно глядела на учительницу: когда же? Фаина Петровна молчала и не приходила…
…Наконец, однажды открыв на звонок дверь, Таня увидела на пороге Фаину Петровну. Гордая, повела Таня ее в свою комнату. Дома никого не было. Таня, смутившись, предложила на правах хозяйки чаю и хотела уже бежать на кухню, но Фаина Петровна удержала ее.
— Нет-нет, — сказала она, — мне некогда. В другой раз… Между прочим, в комнате у тебя образцовый порядок. Я обязательно пришлю девочек поучиться у тебя поддерживать его. Кстати расскажешь им, как ты выполняешь распорядок дня. До свидания.
И девочки, действительно, приходили к Тане. А потом, когда они как-то незаметно прекратили свои посещения, Таня уже не могла начать день не с гимнастики, не могла не сесть с четырех до семи за уроки, не помогать маме, не прибрать свою комнату. Это, наверно, и была та хорошая привычка, которую Фаина Петровна называла «привычкой к труду».
Свежий ветер
В конце июня прочно установилась сухая, знойная погода; лишь изредка налетали по-летнему короткие и стремительные грозы. Одна такая гроза застала пионерский отряд в походе.
