Дорога, дорога…
Был старик велик и сед —В темных клочьях моха…Ему было триста лет —Целая эпоха.Ясным утром — белым днемСпрашивал дорогу:— Пособи, сынок, огнем,Потерял, ей-богу…Оглядел я чистый дол —Ясная картина:Ветер в поле бос и гол,Ни креста, ни тына.Ни тропинки, ни тропы…Коршун в небе стынет.Как не выправи стопы —Нет тропы в помине…Волчий зык да птичий крик —Там овраг, там яма.Говорю: «Иди, старик, Все дороги прямо».И побрел старик слепой —Вижу — влево тянет,Захлестнет стопу стопой,Господа помянет…Посох — что твоя слега —Вязнет в диких травах.А запнется, и нога —Тело тянет вправо.Восемь бед — один ответ —Я его обидел…Только впрямь дороги нет.Я сказал — что видел.Нет тропы, дороги нет.Рыскает эпоха,Будто чует чей-то след,Только чует плохо.Как не выправит стопы —То овраг, то яма.А в нехоженой степиВсе дороги прямо.
Видение на Мертвом Донце
С верховий горных — там, где снегТаит ручьи, кристаллами блистая —Знакомым звездам сумрачно кивая,Плыл на спине прошедший человек.Светились спелым яблоком белки,Зрачки темнели, тайное скрывая,Тянулись вслед две смуглые руки,Прощальным жестом жизнь благословляя.А в берегах мерцали города,Мосты мерцали, станы выгибая.В азовский плес размеренно впадая,Чуть шелестела, тело омывая,Тяжелая, немая, неживаяХолодная летейская вода.И клокотал запаянный внутриГлоток ночного воздуха сырого:— Прошу тебя — на выдохе умри!Тебя прошу — на выдохе умри —Верни глоток дыхания земного.Верни с прощальной щедростью собратаПрощальный выдох травам и цветам…Ужель ты что-то крикнуть хочешь там,Там, где река кончается, и там,Где ночь без дна, где бездна без возврата?
Письма из города. Гений
Раскрой свое железное крылоИ помавай над сталью и бетоном —Здесь в недрах гулких, в гаме монотонном,В холодном эхе долгих анфиладРодился твой неоперенный брат.Овей его покатое челоИ осени перстами с перезвоном.
Се — брат твой, Гений! Он, как теплый воск,Из лона матери сошел на чрево мира.Здесь будет он оттиснут, как просвира,Воспримет воск эпохи блеск и лоск,И мудрость — цвета зрелого сапфира —Да, мудрость граждан — словно бы сапфир —Он обоймет и будет мудр, как мир.
Так осеняй, пока не вышел срок —Не отросло, в пушистых завитушках,Перо. Он будет возлежать в подушкахКрылом в тюфяк, зубами в потолок.Он будет хлюпать ночи напролетГундосыми слюнявыми слогами,Он к «лю» и к «ля» диезы подберетИ вытрет стенку квелыми ногами.Так три пройдет, и тридцать лет пройдет,И выйдет срок:Он сопли подберет,И пустит слюни, и в восторг придет,Когда войдет — в заштопанном и сиром —Любовь его и утку поднесет,И удалится клокотать сортиром…
И — подавившись собственным клистиром —Он — в простыне запутавшись — умрет,Избранник века — полный идиот —В гармонии с собой и с этим миром.
Коллапс
1.Когда сворачивается пламя костра,Чернее ночи уголья костра.И в черной земле зияет дыра —Чернее черной земли дыра.Когда сворачивается пламя звезды,Ночь на планете чернее беды.И в черном небе зияет дыра —Чернее черного неба дыра.Когда сворачивается пламя души,Свет возвращается, круг завершив.И в черной душе зияет дыра —Чернее черной души — дыра.Но ранний твой свет протекает, врачуя и раня,И длится во времени ярое раннее пламя,И словно домашние звери за теплою пищей —Чужие планеты идут на тепло пепелища.Там пламя кричит, заключенное в углях остылых,Но свет возвращается — свет продолжаться не в силах! —И, бросив орбиты — за светом на тайные метыИдут и приходят, и в бездну уходят планеты.Любимая!Дальше орбитой иди кочевою.К другому колодцу ходи за водой ключевою.Что свет катастрофы тому, кто единожды молод,Тому, кто и сам нарождается, словно звезда?Здесь гулкое горло зияет, как гибельный голод.Здесь мерзлое пламя клубится, как гибельный холод.Здесь даже вода запекается в жаркую жажду,Спекается в черствую глыбу сухая вода.
2.Вот ведь какая беда,Я сворачиваюсь, как сворачивается звезда.Будь то люденыш какой, иль сын собачий, иль конь,Иль безделушка какая — красивая утварь —Я пальцы тянул к ним для ласки,А нынче — ладонь о ладонь — схлопываюсь пальцами внутрь.Женщина тянет мне певчие губы свои:— Спой, — говорит. — меня, голос вдохни в мою стать.— Нет, — говорю ей. — Отчаянно не до любви.— Нет, — говорю ей. — Мне нечем тебя обнимать.Розы ли мерзлые где-то дают на углу, —Кто научился предсмертный их цвет продавать? —Колкие стебли, как пальцы подростка беруИ отпускаю: мне нечем тебя обнимать.Конь на весь город один — не узнаю коня.Конь от меня отвернется в обиде святой.Конь, на весь город один, не узнает меня.Дрогнет капризной губою: …чужой.…Внутрь завернуты пальцы, а обе рукиВ душу завернуты, как в одеяльце.Отогреваю — разбитые вдрызг — кулаки.
3.Не гляди в мою душу, сестра —Там сегодня не будет костра.Не гляди в мою душу, жена —Потому, что душа без дна.Там, на черной покатой стенеЧерный всадник на черном коне.Это я — сам один — сам с собойНынче вышел на праведный бой…Я швырну в эту бездну перо,И расколется в бездне ядро.Год пройдет или столько-то лет —Будет свет.
Речитатив для флейты
Сонате № 4 для флейты и клавесина И.С.Баха
1.
В магазине — где дают брюки в полосочку поперек — я купил продольную флейту. Брюки стоят столько же, но они не такие теплые, как флейта. И я учусь играть на флейте. Поверьте, это только так говорят: семь нот. Это семь чувств… Поверьте, первая «до» была еще до слуха, и у кого нет слуха, а есть только слухи, нередко путают ее с нотой «ми», милой нотой осязания мира. Меж осязаньем и слухом — нота «ре», как ревнивое око в ресницах. Здесь вечная нота «фа», как выдох носом: «фа», как фамильярный философ, фарцующий коттоном и Эллингтоном, как выдох носом: фа! — когда чуешь всякое фуфло… Здесь странная нота «соль», чтобы жизнь не казалась сахаром всякому, играющему на флейте. Я трогаю ее языком. Здесь вечная нота «ля», как ля в зале, и ля-ля в кулуарах. Как ля с трибуны, но ля-ля в очереди… Спросите лабуха: где играть шлягер? В ля-ля миноре… Это страшное чувство ля-ля! Оно обжигает мне лицо в кровь, когда я выдыхаю его из отверстой флейты. О, высокая нота «си», чистая нота «си!» Кто способен на чистое «си» — способен на многое.
2.
…Холодно, а кровьУже не греет, лишь в печаль,Лишь в крик, лишь в шепот невзначайУходит с выдохом любовь,Пока учусь играть на флейте.
…Не моя вина:Еще не выпита до днаСвятая эта флейта, ноУходит с выдохом вино,Пока учусь играть на флейте…
Слышишь, как это звучит: па-па-рам, па-рам?Звуки двоятся в ночи по парам, парам…Лишь сквозняк — со мной в одном ключе —В ключ свистит, нахохлясь на плече,Но иссяк мой утомленный ключВ черной флейте.
Холодно, любовьУходит — как сквозь пальцы — звук.(Кого же я просил: мой друг,Хоть для страданий, хоть для мукМне флейту полную налейте?)
3.
Ах, быть поэтом ветрено и мило,Пока еще не кончились чернила,И авторучка ходит на пуантахВслед музыке печали и любви,И образа талантов в аксельбантахПреследуют с осьмнадцати годовВсех девочек… Ты к этому готов,О, мой собрат, ходящий в музыкантах?
Ах, быть поэтом ветрено и мило!Но ради всех святых, таи,Что уж давно окончились чернила,Что флейта рот истерла до крови.Что флейта? — флейта — продолженье горла.А в горле — в горле — музыка прогоркла.Там вопль один протяжный. Ну и что же?Держи в руках отверстый вопль — до дрожи,Держи в руках, пока не лопнет кожа —Все быть должно на музыку похоже.И даже смерть. Ее споют потом…
А девочкам — в бирюлечках и бантах —Ты накарябай лопнувшим ногтем,Что авторучка ходит на пуантах.И будь поэтом. Ветреным притом.
Яблоко
